— По какому же поводу собрание? — спросил Холмин.
— В точности неизвестно. Но пишмашинистки болтают, будто насчет «руки майора Громова» и убитого коменданта. А, что это, Шура, такое: «свистать всех наверх!»?
— Это, Дуся, морская команда, когда всех матросов на палубу сзывают.
— По-флотскому, значит? Может, нам всем и форму морскую выдадут? Вот бы мирово было. Она красивая.
Холмин улыбнулся.
— Вряд-ли, Дуся, дело до формы дойдет. На это вы особенно не надейтесь.
— Жалость какая, — вздохнула девушка…
Их беседу прервал появившийся в коридоре капитан Шелудяк. Он заметался между кучками энкаведистов, хлопая в ладоши и выкрикивая визгливым фальцетом:
— Товарищи! Все — в зал! Вкупе и вообще. Занимайте места. Начальство прибудет вскорости. На собрание, товарищи!
Повинуясь выкрикам заместители начальника отдела, энкаведисты послушно потянулись в конец коридора. Дуся взяла под руку Холмина и они пошли вслед за другими.
Зал заседаний отдела НКВД был таким, каких в Советском Союзе тысячи. На деревянном возвышении — в четверть метра над полом — стол с кумачевой скатертью и графином воды и несколько кресел. Перед ними ряды стульев. На стенах портреты Сталина, Молотова, Ежова и других вождей и вождят в золоченых рамках. Слева от стола деревянное сооружение, стоявшее в захудалых лавченках. И называвшееся конторкой до революции, а после нее перекочевавшее в залы заседаний, где и получило пышное название трибуны. Окна, как и во всех комнатах отдела, — с решетками.
Едва энкаведисты успели рассесться по стульям, как в зал Вошло начальство и проследовало к столу на возвышении. Впереди, лихо раскачиваясь, будто по палубе корабля, шагал полковник Гундосов. За ним, сутуло горбясь, шел длинный субъект, на воротнике мундира которого краснели знаки различия старшего лейтенанта, а над воротником хмурилась чрезвычайно озабоченная физиономия. Шествие замыкал майор Бадмаев, а вокруг этой тройки суетливо вертелся Шелудяк.
Начальство стало за столом навытяжку и длинный субъект объявил:
— Есть предложение, товарищи, избрать в почетный президиум нашего внеочередного собрания политбюро ЦК во главе с товарищем Сталиным.
В зале раздались довольно сдержанные, вернее даже жидкие аплодисменты и почетный президиум был избран единогласно. Длинный субъект спросил собравшихся: — Кто имеет предложения по части делового президиума?
— Я имею, — послышался из зала чей-то явно активистский голос.
— Вонмем, товарищи, вонмем, — пронзительно пискнул Шелудяк.
— Предлагаю избрать в президиум, — продолжал некто с голосом активиста, — особого, начальника отдела товарища Бадмаева, его уполномоченного по чистке, товарища Гундосова, секретаря партбюро, товарища Кислицкого, заместителя товарища Шелудяка и нашего нового агента товарища, Холмина, Думаю, что возражений не будет?
Насмешливо подмигнув Холмину, Дуся толкнула его локтем в бок.
— Шура! Вы лезете в начальство.
Он развел руками.
— И рад бы, Дуся, не лезть, да заставляют…
Собрание проводилось по всем правилам советской демократии. Президиум уселся в кресла, а все остальные приготовились скучать на стульях. Гундосов, избранный председателем, предоставил слово для доклада Бадмаеву.
Из этого доклада, выяснилось, что собрание траурное и посвящается памяти убитого прошедшей ночью коменданта. О нем Бадмаев говорил коротко, охарактеризовав его, как светлую личность, выдержанного чекиста и верного сына ленинско-сталинской партии. Значительно подробнее остановился он на преступных действиях «руки майора Громова», призывая всех присутствующих к борьбе с него. Когда начальник отдела кончил доклад, председатель обратился к собранию:
— Может, у кого есть вопросы, братиш… то-есть, товарищи?
Вопросов не оказалось ни у кого, кроме Дуси-буфетчицы. Она, видимо из озорства, задала докладчику вопрос, совершенно неуместный на подобном собрании:
— За что товарищ комендант получил ордена?
В зале послышались смешки. Бадмаев свирепо уперся в девушку своими узенькими глазками и, запнувшись, прогудел в ответ:
— За… выполнение особых правительственных заданий.
Смешки в зале раздались громче. Всем было известно, что никаких особых заданий, за исключением расстрелов, комендант никогда но выполнял.
— Товарищ докладчик! Какие правительственные задания выполнил наш комендант? — не унималась Дуся.
Бледный цвет физиономии Бадмаева сразу сменился бурачным. Он широко раскрыл рот и зал замер в ожидании потока ругательств, готовых извергнуться из начальственной глотки. Но Шелудяк опередил их. Вытянув физиономию в сторону Дуси, он пропищал сладеньким фальцетом:
— Товарищ Дуся! Оный вопрос мы обсудим с вами в-индивидуальном порядке. А покудова замнем для ясности.
Щекотливый вопрос был «замят» и начались «прения» по докладу. Первым выступил уполномоченный Ежова. В своей речи он упирал на то, что в борьбе против «руки майора Громова» необходимо ежедневно «свистать всех наверх» и вообще действовать по-флотски. Выступивший вслед за ним длинный субъект — секретарь партийного бюро Кислицкий — долго и уныло талдычил о повышении классовой бдительности, самоотверженной чекистской работы и политической учебе. Шелудяк визгливо ругал врагов народа, в том числе и «руку», и грозил им тягчайшими карами, а трое активистов из зала давали, «стахановские обязательства по-развертыванию соцсоревнования». Собрание было по-советски бестолковым и никому из его участников ненужным.
Сидя за столом президиума, Холмин еле удерживался от зевоты. Вдруг он, над самым своим ухом, услышал, шепот наклонявшегося к нему сбоку Гундосова:
— Ты, браток, тоже должен чего-нибудь такое сказануть.
Холмин ответил ему также шепотом:
— Да мне и говорить-то нечего. Без меня сказали достаточно. Мне, как иногда выражаются на собраниях, остается только присоединиться к мнению предыдущих товарищей ораторов.
— Нет, браток, выступить нужно, — повелительно произнес энкаведист и, не дожидаясь согласия Холмина, крикнул в зал:
— Слово имеет наш спецагент, товарищ Холмин!
Шелудяк тихо и насмешливо взвизгнул:
— Вонмем, об чем нам трепанется сей уголовощный вьюноша.
Холмин был принужден встать из-за стола и подойти к деревянному сооружению с пышным названием. Он не любил выступать на собраниях и свою вынужденную речь начал весьма неохотно:
— До меня здесь говорили много, но никаких конкретных предложений по расследованию дела, так называемой «руки майора Громова» я, к сожалению, не слышал. Между тем, для некоторых из вас и для меня это сейчас очень важно. Начальник отдела НКВД приказал мне, — во что бы то ни стало, найти преступную «руку», поставив при этом весьма жесткие условия. Я прошу вас всех помочь мне. Не только факты о «руке», но даже ваши подозрения и предположения могут быть ценны и, возможно, ускорят расследование дела. Давайте вместе, сообща искать преступника или преступников. Ведь опасность грозит каждому из вас…
— И вам, Дуся, тоже. Так что, не очень смейтесь, — мотнул подбородком Бадмаев на девушку, слушавшую Холмина улыбаясь и с видимым удовольствием.
— Мне? — громко удивилась буфетчица. — А я причем тут? Я майора Громова не убивала.
Зал хором ахнул. Начальник отдела многоэтажно выругался и, ударив кулаком по столу, яростно загудел:
— Дуська! Если ты еще раз пикнешь, если вздохнешь даже, знаешь куда я тебя отправлю? На конвейер!
— Ой, мама! — вскрикнула перепуганная девушка.
Это у нее получилось так комично, что зал грохнул хохотом. Всеобщий смех окончательно вывел из себя Бадмаева. Колотя кулаками по столу, он гудел что-то неразборчивое. Шелудяк панически тонко взвизгивал. Секретарь партийного бюро Кислицкий, отчаянно размахивая длинными руками, тщетно взывал:
— К порядку, товарищи! К порядку!..
Начавшийся скандал прекратил Гундосов.
Он крикнул зычно и властно, заглушив шум и смех в зале:
— Ша, братва! Полундра! Заткните глотки! Слушай мою команду!