Вскоре Шаффгоч представил меня Уманскому. Он оказался моложе меня, на вид совсем мальчик (мне тогда было двадцать, ему — восемнадцать лет). Тем не менее этот юноша, как мне стало известно, слыл в Москве уже довольно известным искусствоведом. А так как он отлично владел немецким языком, то Народный комиссар просвещения А. В. Луначарский послал его в Германию, дабы пропагандировать там новые формы советского искусства. В 1920 году Уманский приехал в Вену, познакомился здесь с Шаффгочем и благодаря его содействию поступил переводчиком в австрийский МИД.

Мы разговорились с Уманским, и он рассказал, что венская радиостанция ежедневно перехватывает радиотелеграммы из Москвы, адресованные «Всем, всем, всем», но что прессой они не публикуются и используются только для информации австрийского правительства.

Западные газеты давали очень скудную и притом крайне враждебную информацию о Советской России. Нельзя ли попытаться каким-то образом заполучать эти московские материалы, чтобы снабжать ими левую печать и тем самым знакомить широкие круги читателей с событиями, которые происходили в России, изолированной от остального мира фронтами гражданской войны? Мысль эта крепко засела в голове. Мы стали размышлять, что можно предпринять в этом направлении.

Шаффгоч и Уманский познакомили меня с начальником отдела печати МИДа Шварцем, левым социалистом, которому я изложил свою идею основать в Вене информационное агентство по распространению советских радиотелеграмм. Шварцу идея эта понравилась, и он подсказал, каким путем можно претворить ее в жизнь.

Меня свели с начальником венской радиостанции. Чиновник запросил баснословную по тем временам сумму — 50 долларов в месяц для себя лично и всех радистов станции. Сейчас эта сумма кажется ничтожной, но в тогдашней голодной Вене, переживавшей послевоенную инфляцию, за эти 50 долларов в твердой валюте оказалось возможным нанять государственную радиостанцию вместе с обслуживающим персоналом. Соглашение между нами было достигнуто, деньги также удалось достать.

Я приступил к организации информационного агентства Роста-Вин (Роста-Вена). Подготовка заняла всего несколько дней. За это время удалось арендовать подходящее меблированное помещение и подобрать сотрудников — в основном венгерских эмигрантов-коммунистов. И вот в конце июля 1920 года — в то самое время, когда Красная Армия готовилась к наступлению на Варшаву, наше агентство приступило к работе.

В Роста-Вин работали Георгий Лукач, известный венгерский философ, и философ-марксист Бела Фогарши, ставший в социалистической Венгрии ректором Будапештского экономического института имени К. Маркса и вице-президентом Академии наук. В нашем агентстве сотрудничали опытный журналист, корреспондент «Юманите» Вебер и американский журналист, корреспондент английской «Дейли геральд» (газета лейбористской партии) Фредерик Ку. Нам также активно помогал редактор венской коммунистической газеты «Роте фане» Герхард Эйслер. В Германской Демократической Республике Эйслер до последних дней своей жизни — его не стало в 1968 году — возглавлял телевидение и радио.

Переводы с русского на немецкий для Роста-Вин выполняли несколько коммунистов, по национальности украинцы и русские, которые попали в Австрию как военнопленные. Мне запомнился один из них — низенький шустрый паренек с яркими черными глазами. Мы звали его Федей. С этим товарищем я позднее встречался в Москве. За коммунистическую пропаганду Федя не раз попадал в венскую полицейскую тюрьму. Однажды его соседом по камере оказался старый контрабандист-еврей, который красочно расписывал Феде трудности своей профессии. Контрабандист спросил Федю, кто он такой, чем промышляет и за что его посадили. Юный Федя с гордостью ответил, что он — коммунист, и тогда старик, после некоторого раздумья, произнес: «Твой кусок хлеба тоже не из легких». Когда мы в своей работе сталкивались с трудностями, то нередко, посмеиваясь, повторяли слова этого старика.

Ответственным редактором всех изданий Роста-Вин у нас числился граф Шаффгоч, но он мало занимался делами, предпочитая им охоту в Верхней Силезии, где находились огромные родовые поместья богатого прусского семейства Шаффгочей. Секретарем агентства стал Константин Уманский. Он подписывал теперь в печать те же самые московские радиотелеграммы, которые прежде переводил для австрийского министерства иностранных дел. Мы крепко подружились с Уманским, и дружба наша оборвалась лишь с его смертью.

Судьба Уманского хорошо известна. Он возглавлял отдел печати НКИД, затем был послом СССР в США и Мексике, погиб вместе с женой в авиационной катастрофе.

Я получал московские сообщения непосредственно от начальника венской радиостанции. Она размещалась в старом здании австрийского МИДа на Баллгаузплац, где после поражения Наполеона заседал Венский конгресс. Начальник отдела печати Шварц дал указание швейцарам беспрепятственно пропускать меня, поскольку я-де являюсь дипломатическим представителем Эфиопии. Австрия не имела с этой страной никаких официальных отношений, и я время от времени подкреплял распоряжение Шварца шиллингами. Вот так два года, пока существовало агентство Роста-Вин, я ежедневно приходил в министерство и уносил с собой советские радиотелеграммы, которые круглосуточно записывала венская станция.

Многие сообщения Москва передавала на иностранных языках, а те, что были на русском, мы переводили на немецкий, французский и английский, затем печатали бюллетени и рассылали по всему миру — левым газетам и организациям. Содержание материалов было разнообразным. Наряду со сводками о положении на фронтах гражданской войны в молодом Советском государстве, о борьбе с контрреволюционными бандами публиковалась информация об успехах в экономике и культурной жизни Страны Советов. Бюллетени рисовали картину становления всех советских республик. Нередко мы рассказывали лишь о событиях местного значения, но и это было очень важно, так как любое сообщение из России о ее успехах означало, что дело революции победно продвигается вперед.

Венское агентство Роста-Вин сыграло заметную роль в распространении правды о русской революции. В ту пору, когда еще действовал пресловутый «санитарный кордон» Клемансо против «большевистской заразы», ежедневная правдивая информация о революционной борьбе в России имела огромную ценность, а радиотелеграммы со статьями «Правды» и «Известий» о международном рабочем движении и событиях в мировой политической жизни служили для нас политическим компасом, помогавшим правильно ориентироваться в чрезвычайно сложной международной обстановке. Агентство получало также советские газеты и журналы. Шли они к нам длинным путем: через Мурманск, оттуда на рыбачьих лодках — в норвежский порт Вардё, пароходиком — в Тронхейм, железной дорогой — в Осло (тогдашнюю Христианию) и дальше. Мы не только читали советские газеты, но и размножали их фотографическим способом для библиотек.

Велика была наша радость, когда удалось достать грампластинки с записями речей В. И. Ленина. Арендовав просторный зал в городе и расклеив по всей Вене афиши: «Приходите завтра в зал Дрехера, там вы сможете прослушать подлинную запись речей Ленина и их перевод», — мы прокрутили эти пластинки перед огромной аудиторией.

Информация о Советской стране нашла путь на Западе ко всем левым организациям. Деятельность Роста-Вин способствовала установлению контактов этих организаций с Россией. Благодаря нашему посредничеству Москва получала информацию о рабочем движении из многих стран мира. Позже, когда объем такого рода материалов сильно возрос, нам пришлось создать отдельное информационное агентство — Интернациональное телеграфное агентство (сокращенно Интел). Это агентство имело свой балканский отдел, в котором постоянно сотрудничали видные революционеры-эмигранты.

В 1921 году, как руководитель агентства Роста-Вин, я был приглашен на III конгресс Коммунистического Интернационала в Москву.

Трудно описать волнение, охватившее меня в тот момент, когда старенький паровозик дотащил наш состав до советской пограничной станции Себеж и остановился у грубо сколоченной деревянной арки, на которой висело красное полотнище со словами приветствия на нескольких языках, обращенное к участникам конгресса Коминтерна. Сердце мое учащенно билось. Не отрываясь, я смотрел и смотрел в окно. Ведь уже несколько лет своей сознательной жизни я с бесконечным доверием и юношеским восторгом думал об этой стране как о земле обетованной, жил ее успехами и борьбой, надеялся и ждал, что ее пример решит судьбы всех угнетенных народов. После Себежа наш поезд время от времени останавливался, чтобы в ближайшем лесу пополнить запас топлива: из-за нехватки в стране угля железнодорожный транспорт работал на дровах. Большинство пассажиров составляли делегаты III конгресса Коминтерна. В столицу Советской республики мы прибыли в середине мая. В городе трудно было дышать от зноя: в том году суровая зима сменилась жарким, сухим летом. Мы сразу почувствовали это. Москва жила скудно: на Волге свирепствовал голод, страна была охвачена эпидемией тифа, и даже из гостиницы «Националь», куда поселили делегатов конгресса, увозили заболевших; продуктов не хватало выдаваемый нам дневной паек состоял из одной селедки, десяти штук папирос и черного непропеченного хлеба. Многие магазины были на замке, как и у нас в Будапеште в дни пролетарской революции в Венгрии. Да, издали я не представлял себе, что Москва живет так бедно и трудно.