Сосед попался жутко обходительный, что начнёт делать, так залюбуешься. Обходит моё поле широкими шагами, загоняет свой трактор и пашет, пашет. От денег отказался. Тимуровец. Подумала. Кое-как уговорила презент взять. С удовольствием взял. Так у нас и повелось. Уголь мне привезли. За вечер стаскал в сарай. У меня валютка припасена. Дрова поколол быстро и умело. Бутылочка — вот она. Талоны у меня на спиртное теперь не лежат в паутине. Чтобы я делала без моего соседа, без моего помощника. В деревне свои правила, свои законы. По законам живу, по правилам. Не могу их игнорировать. Подчиняюсь.

В колхозе получка деньгами редко. В основном пшеницей, огурцами и капустой. Выпивши сосед, как бульдозер. Работает без отдыха. Заботливый мужчина, хотя и молодой. Знает, как не просто бывшей учительнице понять сельскую жизнь. Рукодельный сосед — спасу нет. Целыми днями строгает, пилит, долбит. Цветы выращивает — загляденье. Не огород у него, а салют первомайский. Выписывает всякие георгины, клематисы и прочие чудесное разнотравье. Рассада у него помидорная — ни у кого таких сортов на базаре нет. Большие кустики, закалённые, стебли фиолетовые, толстые. В теплицах не только редиска, лук, салат, а даже ананасы и орех земляной. Учусь у соседа, как дыни выращивать, как пасынки удалять, какие плети у арбузов прищипывать, как с вредителями бороться. Приду, прослушаю лекцию, посмотрю, как всё должно делаться. Оставлю лектору четвертинку.

А тут проблема возникла. В стране талоны кончились на водку. Напряг с бумагой. Погоревала, погоревала, а делать нечего. Тяпку нужно наточить посредством бутылочки, парничок сколотить потребовалось. Опять нужна валюта жидкого содержания. Столбик у ограды новый не будет один стоять без подпорки. Подсказал он мне выход:

— Тётя Клавка, ты не молодая бегать в магазин, а купи дрожжей, сахарку и поставь брагу. Я те дам флягу. Только ты моей Шурке не показывай. Бутылочку поставишь вот сюда.

На второй день завела я этот продукт. Процесс пошёл. Фляга нагрелась даже. Через два дня поставила бутылочку. За точку серпа. Вечером встречаемся. Сосед мне шланг свой подаёт. Воду я у него покупаю для полива огурцов и помидоров.

— Ты, Клаванька, взрослая тётя, а не знаешь, что брага должна крепость набрать через пару недель. Когда осветлится, тогда созрел материал для гонки.

— Не понимаю, — говорю. — Кого ещё гонять?

— Проходила же в школе процесс крекинга нефти. И тут также. Но из браги получаем не бензин, а спиртосодержащую жидкость. Сделаю тебе аппарат, покажу, настрою, чтобы ты не взорвалась.

Долго мне рассказывал сосед, как сделать так, чтобы жидкость была приятна и полезна, чтобы не обжигала пищевод. Несколько рецептов я выписала из его книжки по приготовлению домашних напитков.

Научилась. Удивилась, когда первые литры нагнала. В кино показывают жидкость молочного цвета. А у меня прозрачная, как хрустальная слезинка. Понятно. Инструктор у меня не какой-нибудь мосфильмовский, а наш, сельский умелец. Это понимать надо. Разбавила я продукцию, как положено, как завещал Дима Менделеев. Сосед сказал, что очищать — себе дороже. Масла сивушные полезны в нашем регионе. Раковые клетки давят. И мне посоветовал принимать перед едой по три столовых ложки, настаивать можно на корне девясила или на маральем.

— Где брать? — спрашиваю заинтересованно.

— Принёс. Золотой корень через три года созреет, а Маралий копать можно. Выкопал, раздробил.

Через год опять беда у меня. Соседу врачи запретили принимать спиртосодержащие жидкости. Горевала, горевала. А деньги за услуги не берёт, но как быть? Конвертируемую валюту не могу придумать. Мужчина он грамотный, поможет найти выход из создавшейся ситуации. Так оно и получилось. Нашел выход из положения.

Пошла в магазин за крупой и солью. Прихожу, сажусь на лавку перед столиком. Сосед сделал, и виноград мне посадил. Такая беседочка получилась на загляденье. Стала уток кормить, а одной нет. Вороты запёрты на секретный замок. Сосед сделал от честных сельчан. Но утки нет. Большие утки. Не жалко, думаю, очень жирные. Мешка картошки недосчиталась, когда начала копать клубни. Доски валялись у меня. Кривые, косые у забора гнили. Исчезли, как НЛО вчера, пролетавший над логом.

Рукодельный сосед. Всё что-нибудь мастерит, строгает, пилит, долбит. Так и повелось у нас. Что понравится, берёт в счёт будущей оплаты за услуги. Огород пахать надо. Искать пахаря не придётся. Трёх уток — нет. Если бензин к весне не очень подорожает. Может быть, к зиме и меньше придётся колоть. Удобно. Ничего не скажу. Выход всегда есть. Только думать надо, о соседке, обо мне тоесть. Думает мой сосед. Заботится.

Я, дорогие мои, далеко не стар, но если сравнить с сорокалетним парнем (у нас в деревне всех, кто не дотащился до пенсии, парнями кличут) то возраст мой — серединка — наполовинку. Нет, гражданин хороший, царя не помню, потому что — не видел. Так вышло. Не встречались. По разным дорогам ходили, в разных столовых чай пили, хотя он в последние месяцы неподалёку дом арендовал с семьёй. Крепостное право, а что крепостное право? Его у нас то отменяли, то применяли. Когда отменили? В первый раз? В первый раз отменили в 1861 году. Во второй? Во второй раз отменили недавно. Помню, не старый.

Запомнилось, как тятя — кулак и кровопивец — вожжами воспитывал. После вечёрки я не выспался, но боронил. Такой народный контроль был. По поводу прогула или брака не собирали собраниев, не писались протоколы, не снимали стружку, но расписывались. Расписывались от души на том месте, на котором всякий человек умеет сидеть. Мне частенько ставили резолюции с автографами. Братья быстро насобачились пахать и сеять, сапожки шить и кожи выделывать, скот забивать и на базаре продавать., а у меня через пень в колоду. Очень жалко было овец, гусей, уток жизни лишать. Отказывался. Крови до сих пор боюсь. Братьям невест сосватали, дома поставили, тятя живностью и инвентарём снабдил, а я всё у родного отца в батраках. Не хочет отделять, забодай его комар, эксплуатирует мироед, на всю завёртку. Говорит, учись землю понимать, учись на ней быть хозяином, а не квартирантом. Пахал я плохо — руки были слабые. Сила не передалась мне отцова. Хилым рос. Измывались надо мной братики. То лягушку в сапог затолкают, то ужа в карман посадят. Маманя далеко, кому пожаловаться. Жили всё лето в степи. На заимке.

Слава Богу, дорогие мои, случился переворот. Хорошие парни сделали. Я, хоть драный и униженный, но не глупый. Решил подаваться в советы. Кончилась интервенция, кончились выстрелы. Я кончил ЦПШ в то время. Не то подумали, гражданин красивый, это церковно-приходская школа. Иных школ в селах не было. Писарем, как самого образованного, взяли. Вся документация в моих руках-ручонках. Я — кум королю и сват министру. Братов с ихними бабами и карапузами в кулаки записал. Не по злу, а куража ради. Ну, и вспомнил своё детство, как драли меня тятя, как издевались братья. А потом отца внёс в список раскулачиваемых, чтоб жил и помнил, как ребёнка тринадцатилетнего по голой спине бить наборной уздечкой конской. И поехали мои кровиночки туда, куда Макар телят не гонял. В Нарым, в болотный край, в посёлок Клюквинный, где от комариного гуда уши закладывает.

Как вчера помню: ревут племянники, в чём были, в том и поехали. Сундуки прибрали к своим амбарам, поделили кулацкое добро, нажитое непосильным эксплуататорским трудом. Дома пожгли. Такая установка была, чтобы и памяти о мироедах не было.

Жить стало легче, жить стало интересно. Первым своим делом женился на крестьянке, дворянского происхождения, но с правильным социальным положением, в бумагах.

Поставили меня секретарём волостного совета. На прежнего секретаря — комунягу написал левой рукой докладную наверх, потому, как он дал детям кулаков по фунту гороха на дорогу. Ничего не приврал, нечего на меня коситься очками, как вошь на гребень. Горох он давал, не фунт, а так по горсточки из кармана насыпал. Всё подтвердилось. Свидетели нашлись. Друзей у меня образовалось — в каждом дворе по десятку. На октябрины зовут, на свеженину за рукав тащат, на свадьбы приглашают, хотя наган у меня ржавым достался от прежнего начальства. Он его хранил в ведре с инструментами. Я его в керосине утопил, потом дал писарю поскоблить подпилком. Он и заблестел мой Смит-и-Вессон. Погуляли. Попили. Поруководили. Я говорить с трибуны речи навострился по два часа. Себе удивлялся по первости — откуда что взялось. Мелю. Ладошками шлёпают. Уполномоченные с секретными директивами едут, а у меня списки всегда готовы. На стройках нужны рабочие руки. Приезжают и забирают. Списка не будет, так и меня могут отправить строить водные сооружения или железную дорогу куда-нибудь в степь широкую. Цены снижали в городах, а деревня за палочки трудилась, за трудодни. Паспортов нет, прав нет. Одни налоги. С единоличниками я покончил. Благодарность получил. Коллективизация в селе на все сто процентов возвысилась. Новый строй наживульку смётываем, не черновик пишем, чтобы потом на чистовик переписать, чтобы кляксы и ошибки не было видно.