– Ты помнишь, Вера, как мы тут встретились.

– Всё помню, – вдруг её плечики затряслись, и она с трудом вдела руки в рукава. Он тронул её шелковистые локоны, и его магнитом потянуло в актовый зал. «Что ей нужно? То «проводи», то «сама дойду». Что же случилось с ней? Чего плачет? Возись тут. Ничего толком не объясняет. Надо же, какая плаксивая».

– Вы идите, – вытирая платком носик, говорила Вера. Лицо её становилось одиноким и холодным. Вся она вдруг начала походить на жалкую старушонку. Иван ужаснулся – очаровательная девочка сгорала на глазах и становилась некрасивой. Неприятная жалость и тонкая острая мысль поразили его. Он быстро одел куртку.

– Подожди, Вера. – Она почти бежала мимо мокрой стены школы, но вдруг остановилась и опустила голову, продолжая горько плакать. Резко выдохнув тяжёлый воздух из груди, посмотрела на фонари, на проспект, на освещённые колонны Дворца, и уверенно пошла по мокрой снежной каше. Они перешли проспект. Было странно тепло. Снег таял, как ненормальный. Сочно моргали в ореолах светофоры и рубиново цвели стоп-сигналы автомобилей. С крыш срывались, сверкающими велосипедными спицами, капли. На телевышке тлели малиновые огоньки невидимых сигарет. Потемнели афиши. Иван взял холодную руку принцессы. Она не вырвала её, но шла, спотыкаясь, как слепая.

– Идите в школу. Я – сама. Вот трамвай идёт, мой номер.

– Прости, Вера, – сказал Иван. – Я – не хотел, чтобы так получилось.

– Я – сама виновата.

Трамвай увёз навсегда чудесную девочку Беловласку. Она больше никогда не станет той весёлой и счастливой принцессой Верой. Друзья стояли и смотрели в полумрак городской жизни, чувствуя молодыми сердцами, что стали свидетелями трагического и печального. Произошло нечто такое, что уже невозможно вернуть – ни эту ночь, ни этот дождь с крыш.

Встреча. Первые опыты. Открытие. Деньги

Иван предположил, что Николай Николаевич Пшёнкин всё же даст ему денег на покупку фотоматериалов. Давно обещает завуч Светланка Аркадьевна Мышлова снабдить его фотоматериалами, чтобы начал снимать портреты отличников. Дорабатывает старушка последний учебный год. Но на пенсию, как говорят, её и лопатой не столкнёшь. Она смотрит директору в рот и верно гнёт его кривую линию.

Тогда почему вызвал с урока? Мог в любое иное время пригласить в кабинет. Секретаря не было на рабочем месте, так как был обеденный перерыв. Бабкин постучал, услышал голос директора. В кабинете у стола смотрел на него какой-то незнакомый мужчина в распахнутом тёмно-сером пальто.

– Иван Бабкин, – сказал директор как-то небрежно, обращаясь к незнакомцу, который добыл из кармана пиджака удостоверение и показал в сторону стоящего у порога высокого подростка, который вежливо поздоровался, но ему мужчины не ответили. Иван внутренне испуганно сжался. В желудке стало холодно и тоскливо. На раскрытом удостоверении была фотография, но прочитать фамилию хозяина не было возможности. Мужчина устало провёл белой ладошкой по редким коротким волосам и улыбнулся, дёрнув губами. Может быть, это была и не улыбка.

Директор с виноватым и беспокойным лицом начал что-то бессвязное говорить. Иван вспомнил, что накануне оборвали вешалки у пальто нескольких классов. Милиция разбирается. Но у мужчины брюки без кантов. Он старался успокоиться; понял, что и на этот раз директор не даст ему денег на фотоматериалы. Суетливые слова и бегающие глаза Николая Николаевича Пшёнкина выглядели трусовато и подло.

– Ты стоял с Крохиным у раздевалки?

– Каждый день стоит вся школа у раздевалки, смотрит расписание. Мы стояли сегодня, вчера и позавчера. Одевались и раздевались.

– Отвечай, как нужно. Вы не знали, где висит пальто Стрельчук? Разговаривали… о пальто.

«Что он плетёт? – удивлялся Иван. – Валя Стрельчук – полная девушка, излишне полная, но очень симпатичная и жизнерадостная пришла в класс в начале нового года, после каникул. Она-то тут причём?»

– А зачем нам это знать? Её пальто мы не собирались надевать. – Иван вспомнил, как они проверяли – висит ли на крючке пальто суровой и злой девушки, которая не желает фотографироваться. Но в холле тогда никого не было. Двери закрыты. Кто-то их мог видеть. Это когда было? Давно. Не из-за оборванных вешалок прибыл к директору этот симпатичный мужчина. …Он не из милиции. Ведёт себя странно тихо и внимательно слушает бредятину директора. Тот не знает, как себя вести при этом человеке, делает вид, что владеет ситуацией, будто бы его тут боятся и уважают.

– Николай Николаевич, скажите конкретно, что от меня нужно? Скоро начнётся урок. Не хотел бы опаздывать. Думал вы пригласили меня, чтобы выдать деньги на фотоматериалы. Нужно срочно, как вы говорили, сделать Доску почёта. Без денег я не смогу сфотографировать сорок человек. У мамы получка маленькая, она не может постоянно мне покупать фотоматериалы. Была бы зарплата рублей триста, разговора о деньгах не было, а то ведь сто десять рублей. На них не разгонишься. Поэтому у меня нет костюма для торжественных линеек, поэтому ношу самодельные шаровары из сатина, но не из бархата.

– У нас тоже нет денег, – зло выдавил директор. – Вот приехали к тебе. Чтобы ты рассказал…

Иван понял, что директор поставил в известность органы госбезопасности, теперь будет арестован, как революционер, как диссидент…

– Что рассказать? Как я работаю вожатым? Как организовал фотокружок и теперь обязан на материны деньги покупать материалы и оформлять фотогазету? Или о том, как меня весь декабрь, снимали с уроков, оформлять к новогоднему празднику актовый зал? Или о том, как мы показываем в детских садах кукольные спектакли? Скажите о чём?

– Расскажи, какой ты нёс бред на уроке, говоря, что партия и правительство обманывают народ в каждой газете.

Иван понял, что директор его просто оболгал. Нужно защищаться. Хватит стесняться подлеца и хама. Могут сфабриковать дело.

– Это ваше мнение. Я этого не говорил. – Иван уверенно смотрел на сидящего незнакомца. – Весь класс подтвердит. Вы опять что-то перепутали, как с наконечником. Мы сказали, что сами сделали. Вы нас обвиняете в обмане. …Я сказал, что коммунизма не будет, так как наше сознание ещё не на нужном уровне. То, что вы произнесли сейчас – это лишь ваше мнение, а не моё. Если вы вводите людей в заблуждение своими странными высказываниями, то это не значит, что и я с ними согласен. Вы не запомнили мои слова, но сообщили в органы КГБ о мнимой крамоле…

– Хватит! Разговорился! Там тебе мозги вправят в нужное место! – Кричал директор. – Ивану сделалось смешно. Он удивлялся, как быстро смог подобрать нужные слова, чтобы отбрить этого холёного мерзавца. Он не мог понять и представить, что тот жаловался на него в органы, занимающиеся государственной безопасностью. Мужчина встал и, качнув головой, сказал озабоченно:

– Мы поехали, – было видно, что он удивлён и собирается с мыслями. – Идите, одевайтесь, – приказал Ивану, намереваясь что-то сказать директору школы, но в присутствии Бабкина не решается.

В тот же день.

На большой перемене Иван решил поговорить с классной. Нона Павловна проверяла, как дежурит класс. Она преподавала литературу и русский язык. Нравилась Ивану аккуратностью и небольшой чуткостью, которая у других учителей была в зачаточном состоянии. И в железнодорожной школе встретилась чудесная бабулька, которая отлично знала свой предмет, любила его и умела завораживать учеников рассказами о писателях, которые когда-то жили в провинциальном городке. Иван начал читать книги Шишкова, Бажова, Пермитина, Анова.

Однажды он сделает первую попытку, захочет изложить мысли в ритмических строках. Неуклюжие стихотворения почему-то будут опубликованы в нашей многотиражной газете. Грустная радость вонзится в него. Яд честолюбия окажется в артериях. Гордыня пустит первые ростки. Несколько раз Иван будет перечитывать строки, поражаясь той волнующей магией, которая присуща напечатанному слову. А если этот текст написан тобой?