Придя как-то с разгрузки вагонов очень поздно, Игорь тихо разделся, не включая свет, лёг на кровать. Машинально обнимая жену, вдруг понял, что это не она. Девичьи руки настойчиво касались его плеча, шеи, а губы… Тотчас раздавался сонный голосок Оли:

– …Валь, так же нельзя. Надо спрашиваться. Игорь устал, а ты пристаёшь, как ненормальная, – полушутя, переползая через подругу, говорила хозяйка кровати и её окрестностей, – …Я не жадоба, Валь, но он-то устал. В другой раз разрешу тебе, как близкой подруге, – раздавался тихий смех, а Андрей молчал, обнимаемый женой.

Зимой пожилая соседка – Зоя Петровна Денисова пригласила Андрея посетить ларёк мясокомбината, в котором продают за сущие копейки кости на суп, ливер, кровь, свиные шкурки и прочие «деликатесы» для пенсионеров и малообеспеченных горожан. Согласился помочь, прихватив разбирающуюся детскую коляску, ведро и мешок. Ларёк не открывали. Тогда женщина повела Андрея на специальную свалку, где, толкаясь с другими женщинами и небритыми мужчинами, набрали не замёрзших коровьих копыт, кишок и требухи. Взяв ведра, соседка ушла на проходную. Её долго не было. Через некоторое время призывно замахала с крыльца варежкой. «Тут моя кума работает, – пояснила Денисова. – И я до пенсии колбасу варила. Можно грузчиком тебе устроиться. В ночную смену возьмут. Поговорю? Выпьешь с кем нужно, примут. Плохо то, что ты учишься, а на заочное нельзя тебе перейти? Будете жить-поживать. Думай, пока кума не ушла на пенсию. Посылай свою, научу колбаску-кровянку делать, оладики печь». Он подумал тогда, что перевод на заочное не прост, а в армию заберут, как дважды два.

Оленька не разрешила работать в кочегарке, плакала, не хотела оставаться одна. А, когда Андрей работал ночью, звонила Валентине, приглашая к себе. Панически боялась одиночества. Андрей уговаривал пойти с ним. …Могла делать в котельной домашние задания, а он – следил бы за котлом, бросал уголь. Отказывалась, говоря, что заболит голова от запаха горелого угля. Ему пришлось смириться.

Когда Андрей приволок на тачанке груз (на трамвай не садились из-за требушиного запаха), принялся обжигать шерсть с бычьих ног паяльной лампой. Выливая кровь из ведра, Оля обнаружила пять колец копчёной колбасы, пошла к соседке. Зоя Петровна колбасу не взяла, порекомендовала продать соседям, назвала номера квартир, где могут взять по цене чуть ниже магазинной. Женщина помогла развесить её и упаковать в мешочки. Оля записала рецепт ливерной колбасы, кровяных оладий, холодца. Тётя Зоя показала, как мыть требуху, как чистить кишки. Но Оленьку так затошнило, что побледнела.

Пришла, вытирая глаза, сказала Андрею, что останется без ливерной колбасы, от запаха кишок её почти также вывернуло, а оладьи попробует сделать. Андрей не смог довести до ума кишки и требуху, отдал соседке, но сходил за мукой, подсолнечным маслом. Оля лежала на кровати расслабленная, бледная. «Отрезала колбасы, опять затошнило», – сказала виновато девушка. Андрей напёк большую миску чёрных оладий с вкраплениями кусочков колбасы. Оля не могла есть в тот вечер. И на следующий день не притронулась. От запаха жареной крови её мутило. Колбасу не стали продавать. Оля сказала, что девчонки голодают, сдают кровь. Андрей согласился поделиться. Ему стало жалко милую Валентину, у которой погибли родителей, а тётя жила далеко, помогала редко.

Прошёл год, как они встретились. Андрей отлично помнит тот вечер в общежитии медучилища. Мишка Родиков пригласил на день рождения землячки. Оля сидела слева, а строгая девушка Валя Сокольникова – справа. Он оказывал знаки внимания той и другой. Валя почти ничего не ела и не пила, на его знаки внимания не реагировала. Оля стеснённо принимала ухаживания Мишки, но, когда Андрей предлагал что-нибудь съесть, – оживлялась, не отказывалась, но пила только пиво и не курила, как другие девочки.

Сидели у стола невыносимо долго. Ели столовские пирожки непонятно с чем, жеманясь, пили водку, разведённую сиропом. Предусмотрительный Мишка купил в аптеке шиповниковый сироп, слил в литровую бутылку из-под какого-то импортного вина, заготовленную заранее. «Ликёр» девочки «принимали» из мензурок, словно лекарство, а пиво тянули из столовских стаканов, посыпая на края зачем-то крупную соль. Оля ему понравилась самостоятельность, собственным мнением. Валя с гордым видом наводила на столе порядок, не танцевала ни с кем. А одному парню дала по спине. Тот пытался обнять её, прижав в дверях. Он её выделил, как только с Мишкой вошли в комнату. Но получилось так, что его забота о маленькой Оле родило чувство тревоги за неё. Она не спешила делать, как все. Выглядела, как намокший воробышек, – беззащитно и печально. За весь вечер едва одолела стакан пива. Хотя Андрей пытался её подвигнуть на ликёр, но она вздохнула и сказала, что никогда не изменяет своим принципам, не переносит алкоголь в любых видах и формах. Листовский перестал прикладываться к мензурке. Понял, что ей это нравится.

Именины невозмутимо затягивались. В комнату набилось много девушек с миниподарками и короткими тостами. Начались в коридоре танцы. Пришли развязные пацаны, принялись с большой скоростью поглощать тощие пирожки, отварные длинные макароны, печёночную колбасу. Оля пригласила его на круг. Андрей не танцевал, считая это признаком «дикаризма».

– А что если нам потанцевать на свежем воздухе. Накурили, как в коптильне.

– Пойдём, – согласилась, блестя зеленоватыми глазами, девушка. – У меня в голове звон возник. Разве тебе не слышно? – Удивилась Оля Перова.

Он прислонился к её виску, потом к губам. Девушка не дёргалась, не отталкивала, словно знала его давно. Равнодушной к его вниманию не была, но всё происходило как-то быстро и странно. Милая Валя ушла с вечеринки в соседнюю комнату. Лишь потом он встретит её…

На первом курсе пытался переписываться с Аней. Ему казалось, что любит, поэтому в каждом письме пишет, что скучает и даже на дискотеку ходит очень-преочень редко. Туман отчуждения всё густел от времени. Он поздравлял её с праздниками, скорей всего по инерции… Люба не ответила на его письмо. Она, как сказали знакомые девушки, скоропостижно вышла замуж.

Они бродили по лакированному дождиком вечернему асфальту, который невозмутимо отражал свет фонарей и фар, проезжающих авто. Он прижимал её к себе, Оля спокойно принимала его неуклюжие ласки. Было достаточно тепло. Осень не собиралась окончательно срывать с деревьев листья, а лишь изредка сыпала на город мелкой влагой. …И от мороженого Оля не отказалась. В кафе «Белочка» выпили по стакану молочного коктейля. Андрей не часто, но бывал с друзьями, когда получал деньги за разгрузку вагонов, когда получал зарплату за работу в кочегарке. В кассах кинотеатра не оказалось лишнего билета. Показывали третий день «Цветок в пыли». Женщины рвались в зал, целыми ротами, серьёзно плакали над историей потерянной любви. Они вернулись в кафе. Посидели за столиком, за которым обычно сидят мамы с крошками. Пили ароматный кофе, хрустели шоколадными вафлями. Говорили, словно сорвавшись с цепи, старались рассказать друг другу всё самое интересное, что с ними происходило. в прежней жизни.

Андрей привёл миленькую спутницу в котельную, где проработал три зимы. Белели своими незагорелыми спинками кирпичи, оставшиеся после обмуровки котлов, блестела, полированными гранями больших и малых камней, куча угля. Он по-хозяйски снял ржавый замок от «честных людей», пригласил Олю в бытовку. От чая отказалась, села без страха на продавленный диван с высокой старинной спинкой, принялась ждать, когда кавалер наберётся настоящей смелости, а он всё обнимал за плащик на плечах, держал руку, лаская каждый пальчик. А мог ведь не греть этот противный чай, а сразу выключил тусклую лампочку над неуклюжим большим верстаком. Она устала от неопределённости, понимая, что вечер для него должен быть запоминающимся и счастливым, поэтому обхватила его сильную шею и поцеловала заботливо и умело. У неё ничего не было ценного, что могла подарить ему на память, чтобы не забыл эту нечаянную встречу, а запомнил её нежной и ласковой. Она хотела, чтобы её помнили и долго не забывали. Поэтому ненавязчивая доброта была безграничной и бесценной. У Андрея, как пишут в романах, стремительно пошла голова кругом. Она целовала его нежно, спокойно, тепло, словно делает любимую работу. Он трогал её в разных местах и удивлялся несхожести её тела с Аниным.