— Но при этом, я уверен, Аркадия Штромма вахтенный на опознании твёрдо узнает, поскольку братья весьма схож. — заметил Гаевский. — Волосы светлые, нос прямой средней длины, усов — бороды нет, роста примерно одинакового… запросто спутать.

— Вот и я о том же! — вздохнул Путилин. — Но нас спасает опознание Штромма домоправителем.

— Да, опознание Штромма Анисимовым очень вАжно, но переоценивать его не следует, — заметил Эггле. — Надо искать улики, твёрдо привязывающие Аркадия Штромма к убийству по месту и времени. Хочу сообщить вам сведения, которых вы ещё, полагаю, не занете. Изучением деловых записей убитой Александры Васильевны Мелешевич установлено, что на день смерти она имела на руках значительное число ценных бумаг. Записи Мелешевич весьма подробны и точны, она имела привычку фиксировать даже номера облигаций и крупных кредитных билетов. Привычка, конечно, весьма провинциальная, но в данном случае себя оправдавшая; благодаря этим записям мы точно знаем, что убийца добрался — таки до ценных бумаг Мелешевич, которые, видимо, хранились в письменном столе, а не в тайниках.

— И о каких же ценных бумагах идёт речь? — уточнил Путилин.

— Из дома покойной пропали двадцать восемь консолидированных казначейских облигации номиналом сто британских фунтов каждая. Также пропали сорок четыре облигации «Учётно — ссудного банка» номиналом пятьсот рублей каждая. Пропали и облигации «Петербургского международного банка» в количестве шестнадцать штук на тысячу рублей каждая. Суммарная стоимость этих бумаг простирается до семидесяти тысяч рублей серебром. Для нас важно следующее: во — первых, номера пропавших облигаций нам известны, во — вторых, все эти облигации являются купонными, а это значит, что преступник в какой — то момент времени предпримет попытку получить по ним доход, обратив купоны к погашению. Далее… Для разбора оставшейся после Александры Васильевны Мелешевич коллекции древнеегипетских драгоценностей и утвари я пригласил старших хранителей эрмитажной Галереи драгоценностей Кондакова и Кизерицкого. В своей работе они руководствовались описью, найденной в столе убитой. Так вот выяснилось, что исчез предмет, стоявший на полке в одном из двух шкафоф с египетскими древностями.

— Что это за предмет? — спросил Путилин.

— Это статуэтка богини Таурт из чёрного диорита. Высота её два вершка с четвертью, она, по — видимому, изображала мифическое животное: гиппопотам с ногами льва и хвостом крокодила. Как сказали эксперты из Эрмитажа, часто это животное изображалось стоящим на задних лапах. О ценности статуэтки судить можно только предположительно. Но видимо, она всё же весьма ценна. Сейчас во всём мире интерес к Древнему Египту исключительно велик. В особенности к изделиям из диорита.

— Почему? — не понял Путилин.

— Совсем недавно английский исследователь Уильям Флиндерс Питри доказал, что египтяне использовали совершенно неведомую нам технику обработки каменных изделий вообще и изделий из диорита в частности. Сам я не специалист, как вы понимаете, но из рассказов Кондакова и Кизерицкого понял, что например, для изготовления гранитного саркофага египтяне пользовались цельной пилой с длиной полотна более девяти футов, причём вместо зубьев в пилу были вставлены алмазы. Даже сейчас, в последней четверти девятнадцатого века, таких пил не существует. А чёрный диорит, из которого была изготовлена украденная у Барклай статуэтка, вообще является одним из прочнейших минералов в мире, куда прочнее гранита и мрамора. Для его сверления требовалось приложить нагрузку на сверло более двухсот пудов. Вы можете представить себе такой камнерезный станок? А отшлифовать диорит при современном уровне техники вообще невозможно. Вот так — то! Так что вещица эта в высшей степени необычная и, скорее всего, весьма дорогая.

— Ну, об этом знаем мы, да старшие хранители эрмитажных коллекций, — резонно заметил Гаевский. — А преступник вряд ли слышал фамилию Питри, да и слово «диорит», уверен, ничего ему не скажет. Во всяком случае очень странно, что преступник, похитив статуэтку из чёрного камня, не тронул предметы из золота и драгоценных камней, лежавшие рядом.

— Это точно? — тут же уточнил Иванов. — Может, всё же, что — то прихватил?

— Нет, из шкафов с египетскими древностями ничего более не исчезло, — ответил Эггле. — Кроме пропавшей статуэтки богини Таурт налицо полное совпадение содержимого шкафоф с описью Александры Васильевны.

— Может, кто — то из полицейских похитил статуэтку при осмотре места преступления ещё до того, как шкафы были опечатаны? — задал вопрос Иванов. Он ни к кому конкретно не обращался, как бы предлагая каждому поразмыслить над этим.

— Нелогично, — тут же отозвался Гаевский. — Простой человек схватил бы вещицу из золота, а не из чёрного камня. Да и вес у неё, видимо, был совсем немаленький, фунта три, если не больше. Опять же, куда похититель мог её сунуть: в рукав шинели? под полу? в штаны? А потом на протяжении всего осмотра носить с собою? Нет, не может быть такого. Может, сама Барклай куда — то её отдала и не успела исправить собственную опись?

— Тоже как — то нелогично, — заметил товарищ прокурора. — Такая формалистка, педантично составившая опись на семи листах… нет, не думаю. Во всяком случае, и статуэтку и облигации из составленного мною списка следует поискать в вещах Аркадия Штромма.

Сыскные агенты переглянулись с Путилиным. Последний спокойно сказал:

— Так вам, Александр Борисович, и карты в руки: дайте нам ордер и мы пойдём поищем!

А Эггле, копируя манеру действительного тайного советника выражаться полушутливыми фразами, ответил:

— Так я, пожалуй, схожу вместе с вами!

Вечер двадцать девятого апреля 1888 года был в Санкт — Петербурге на удивление тёплым и уютным, как впрочем, и весь прошедший день. Весенний воздух впитал в себя аромат первой зелени, окончательно оттаявшей земли, а вперемешку с ними — будоражащие запахи свежеиспеченной сдобы из кондитерских и кофеен, раскрывших окна и распахнувших двери навстречу долгожданному теплу. Дурманящий аромат плыл над городом, перебивая даже едкий запашок дёгтя, коим извозчики обильно смазывали рессоры своих экипажей. Город словно обезумел от свалившейся на него весны: женщины смело обрядились в платья светлых тонов и прикололи к ним живые цветы, а мужчины отважно сбросили сюртуки на баечке и надели полотняные пиджаки. Похоже, холеричные петербружцы именно в этот день по — настоящему поверили в неизбежный приход лета.

Алексей Иванович Шумилов неспешной походкой необременённого бытовыми и семейными проблемами человека возвращался в седьмом часу вечера к себе домой. После окончания рабочего дня он уже позволил себе посидеть в кофейне и выпить пару чашек чёрного кофе, а также зайти в излюбленный книжный магазин на Бородинской улице. Домой Алексей Иванович не спешил, превращая свой путь с работы в оздоровительный моцион.

Но лишь немного Шумилов отошёл от книжного магазина, как на тротуаре перед ним предстал Филофей, хорошо знакомый старший дворник дома. где проживал Алексей Иванович. Стянув с головы картуз и обнажив профессорскую плешь на макушке, дворник встал по стойке «смирно» и бодро доложил:

— Господин Алексей Иванович! Послан барыней Раухвельд вам на перехват. Марта Иоганновна велела вас искать в книжном магазине.

— Что хотела госпожа Раухвельд? — полюбопытствовал Шумилов.

Начало было, конечно, необычное. Не каждый день на выходе из магазина его «перехватывал» дворник.

— Велено сообщить… но конф… конфлиденцицально… сугубо конфлиденцицально, что вас очень дожидается важный и весьма нервенный господин. Госпожа Раухвельд просила вас поспешить. Но конфлиденцицально..!

Шумилов, ускорив шаг, поспешил к дому:

— Явившийся господин служит в полиции?

— Никак нет. Просто конфлиденцицальный.

— Давно ли ждёт?

— Да уж, почитай, с час. Извёл барыне все нервы, она из — за него переживает.

— На, Филофей, пять копеек в благодарность за службу, — Шумилов протянул дворнику монету. — Купи внуку конфетку или сам водки выпей. Как только разучишь слово «конфиденциальный» и станешь его правильно произносить получишь ещё столько же.