Да что там... Конечно же, Михаил Михайлович Тихвин­ский был обречен. Не Яковом Аграновым, и не Владими­ром Ульяновым-Лениным. А той системой, при которой человеческая личность, ее интересы и жизнь — ничто...

Никакие ходатайства не спасли от расстрела профессо­ров Таганцева, Лазаревского, Тихвинского. Другому пет­роградскому ученому Михаилу Кондратьевичу Названову — повезло: уже приговоренному к расстрелу, ему заменили казнь двумя годами лишения свободы условно. Что не было, честно говоря, много. Такие же невиновные Лаза­ревский и Тихвинский были казнены.

Проходил Михаил Кондратьевич по делу со странным названием «Уполномоченные собрания представителей фабрик и заводов Петрограда».

Впервые упоминание о группе с таким невнятным на­званием я встретил в собственноручных показаниях Таган­цева, — действительно существовал такой блок. Придумал ли его Таганцев, отвлекая внимание от арестов антисовет­ски настроенной интеллигенции этой легендой, или ему диктовали сами чекисты, не знавшие, в какое «дело» вклю­чить большие группы случайно арестованных и ни в чем перед законом не повинных людей, — это сегодня опреде­лить достаточно трудно.

Вот что писал сам Таганцев: «Начиная с декабря 1920, РСФСР вступила в новую полосу жизни, как было указано на 8 Всероссийском съезде Советов... в Петрограде насту­пило затишье, заводы бастовали, волынили, но довольно безобидно. И без волынки, за отсутствием топлива, делать было нечего... Рабочие упрекали интеллигентов, интел­лигент оправдывался... обещали отправить маршруты за картофелем в Петроградскую губернию... петроградцы не подчинились... раскатались интеллигенты. В Петрограде среди социалистических партий появляется желание стол­коваться... сходятся социал-демократы — правые и левые, социал-революционеры и даже анархисты, а их представи­тели образуют блок, называя себя «Уполномоченные фаб­рик и заводов Петрограда».

Настроения такие, судя по всему, в Петрограде были, и достаточно широко были распространены. Но какое отно­шение имели

настроения

антисоветской петроградской интеллигенции к террористической,

боевой

деятельности? Какое отношение имели к «блоку» «уполномоченные со­брания представителей фабрик и заводов Петрограда» Все­волод Константинович Заустинский, 1887 г.р., заведую­щий транспортным отделом фабрики «Госзнак», и уж тем более не имеющий отношения к фабрикам и заводам Ми­хаил Кондратьевич Названов, 1873 г. р., уроженец Твери, консультант Управления «Главсахар»? Да никакого!

Из материалов «Дела» следует, что допрошенный на предварительном следствии В. К. Заустинский 26.06.21 по­казал, что ни в каких организациях участия не принимал, и даже «не интересовался вопросами их существования»! Признал, что слышал фамилию Таганцева, названную ему следователем, ранее. Кажется, от Попова (Попов Григо­рий Константинович, 1894 г. р., помощник заведующего подотделом учета «Автогужа», расстрелян по Постановле­нию Президиума Петрогубчека от 24 августа 1921 г.). Но кто такой, этот упоминаемый в его присутствии Таганцев, он, Заустинский, представления не имеет.

Можно это постигнуть нормальным рассудком? Чело­век только

слышал

фамилию человека, которого петроград­ские чекисты, по сути дела, «назначили» «начальником за­говора». Никаких обличающих его материалов в деле нет. Свидетельских показаний, обличающих в совершении преступления, — нет. Сам ни в чем не признался. И до пос­леднего момента просто не понимал — в чем его, собствен­но, обвиняют. И все-таки расстреляли. Правда, промашка вышла. Вначале расстреляли, а потом обнаружили на рас­стрелянного компромат. Но, с другой стороны, и вины их в том нет, поскольку компромат поступил по почте пример­но через месяц. Можно было бы придать «делу уполномо­ченных» новый виток. Но расстрелянного не воскресишь. А жаль, — подумали, наверное, петроградские чекисты. Попробовали, было, начать новую разработку... Поскольку в анонимке, пришедшей в ВЧК, видимо, от сослуживца казненного, докладывалось, что Заустинский имел «сожи­тельницу гр-ку Андрееву Марию»... «Полагаю, — писал да­лее доброжелатель, — что от гр. Андреевой еще можно узнать относительно дела, т. к., имея интимную связь с гр. Заустинским, она может показать много нового. По делу Таганцева и Заустинского гр. Андреева арестована не была, и про ее связь с гр. Заустинским ВЧК не знала... Про­шу Вас принять соответствующие меры...»

Писал человек, судя по всему, хорошо информирован­ный о ходе следствия. Не знал доносчик, однако, в чем об­виняют Заустинского, и потому докладывал, что тот явля­ется участником заговора против советской власти. Заяв­ление его было передано в районную агентуру ЧК, проверено, но от дальнейшей разработки Андреевой отка­зались: ясно вскоре стало, что к «антисоветскому воору­женному заговору» ни Заустинский, ни гр. Андреева (вне зависимости от того, была ли она его сожительницей или нет) отношения не имеют, Андрееву выпустили. А Заус­тинский уже был расстрелян по делу «уполномоченных». Реабилитировать, конечно, не стали. Не было тогда такой практики. Так и оставили. Вплоть до 1991 г., когда вопроса­ми реабилитации занялись работники Российской проку­ратуры, без труда убедившиеся в полной невиновности пе­ред законом Всеволода Константиновича.

Заголовок же этого очерка связан не столько с Заустин­ским, который был приговорен без всяких оговорок, сколько с Михаилом Кондратьевичем Названовым, кото­рый действительно был вначале приговорен к расстрелу, а потом — не то чтобы помилован, это означало бы, что у нас арестовывают невинных, а приговорен к двух годам лише­ния свободы условно. И это был как раз тот редкий случай, когда человека спасли от гибели ходатайства.

Арестовали бывшего тверитянина, живущего в Пет­рограде и работающего консультантом Управления «Главсахар», неожиданно. Обвинений поначалу никаких не предъявляли. Спросили только, не знает ли уважаемый консультант человека по фамилии Таганцев? Оказалось — знает. Что чекистов не удивило, потому и арестовали, что знал Названов Таганцева. Признал на допросе Михаил Кондратьевич, что действительно однажды познакомил Таганцева, по его просьбе, с Николаем Ивановичем Ястре­бовым (1889 г. р., уроженец Воронежской губернии), рабо­тавшим членом коллегии Мурманского железкома. Но при их разговоре не присутствовал и о теме беседы представле­ния не имеет. Поначалу чекисты не поверили. Допросили Таганцева, Ястребова и, на всякий случай, — сотрудницу Сапропелевого комитета Российской академии наук, в ко­тором с пользой для Отечества служил профессор Таган­цев. И все трое клятвенно заверили — не присутствовал при том разговоре М. К. Названов. Дело даже не в том, что разговор был невинным. Но факт неприсутствия в участии в деятельности Петроградской боевой организации. По­знакомил ранее незнакомых двух людей, которые потом оказались привлечены к уголовной ответственности за подготовку антисоветского заговора. Минимум вины, ка­залось бы.

Но, хотя и шел всего лишь «незабываемый 1921», а не 1938 или 1939, знакомые Названова забеспокоились. Его знали и в СТО, и в ВСНХ, ценили и как крупного специа­листа. Народный комиссар внешней торговли Красин, Председатель Госплана Кржижановский, Председатель ВСНХ Богданов обратились с письмом к Председателю коллегии ВЧК о необходимости освобождения Названова; «будучи абсолютно уверены в полной непричастности На­званова к каким-либо вредным Советской власти пред­приятиям и замыслам, мы просим об освобождении Назва­нова под наше формальное поручительство», — писали эти известные в стране люди, «старые большевики».

Видимо, «вышли» и на Ленина. Председатель Совнар­кома 19 августа 1921 г. обратился к зампредседателя ВЧК

И. С. Уншлихту с запросом: предоставить ему материалы по делу Названова.

Уншлихт, в свою очередь, запрашивает 20.08.21 теле­граммой за № 22300 Петроград, Якова Агранова: