- У девушки есть близкие подруги?

 - Нет, нету. Она, знаете ли, своенравна, как я уже сказал, и не терпит ничьих иных суждений, кроме своих. Да и воспитания она домашнего. Откуда им взяться, подругам-то?

 - С вами в доме живёт её родственница со стороны матери?

 - Да, моя свояченица, Лариса Аркадьевна Турусова. Она одинока, хорошо образована, благочестива. В воспитании Анастасии я во всём полагаюсь на неё и ни разу не пожалел об этом.

 - Вы говорили, что они не всегда ладят между собой.

 - Чего не бывает между своими! Лара не терпит современного вольнодумства, распущенности и развязности нынешней молодежи. Она, например, ярая противница увлечения Насти французскими романами. Отсюда и столкновения. А так – они замечательно ладят и, поверьте мне,  для Ларисы Аркадьевны исчезновение племянницы такой же страшный удар, как и для меня.

 - Значит, между Анастасией Дмитриевной и вами, её близкими, в последнее время не было никаких ссор?

 - Никаких.

 - Кто в вашем доме бывает запросто? С кем общение девушки не было стеснено светскими рамками? Кроме жениха, конечно.

 - Запросто только три человека бывают у нас в доме. Михаил Лаврентьевич Зяблицкий, наш домашний доктор и мой добрый друг. Человек он образованный, передовых научных взглядов, интересный собеседник. Это мой серьезный противник по игре в шахматы. Трудится он в Анатомическом театре Московского Университета и имеет небольшую частную практику.

 - Женат?

 - Убежденный холостяк.

 - Кто ещё?

 - Мой управляющий – немецкий инженер Людвиг Иоганн Шварц. На наш лад – Людвиг Иванович. Я выписал его из Германии, когда дело мое расширилось, и потребовался помощник европейского уровня. Это исключительно честный, хорошо знающий своё дело, специалист. Живёт он здесь же, во флигеле. Мне это удобно.

 - Женат?

 - Его жена и двое детей в Дрездене. Это, знаете ли, было моим условием. Не люблю, когда подчиненный на таком ответственном месте отвлекается на семью.

 - Положим, здесь может быть перекос в другую сторону: тоска по дому, родным.

 - Ни в коем случае. Он два раза в год уезжает на три недели к семье и тем удовлетворён. Жалованье у него немалое, живет на всём готовом.

 - С Анастасией Дмитриевной он часто видится?

 - Очень редко, так как этот человек приехал сюда работать, а не с девицами беседовать. Повторяю – очень редко. Иногда это бывает здесь, в гостиной, где мы собираемся семьей или за столом, на праздники.

 - Кто третий?

 - Надежда Петровна, вдова моего старого товарища – Филиппа Макаровича Залесского. Это во всех отношениях превосходная женщина ничем не может быть полезна в поисках Настеньки. Надежда Петровна не близка с моей племянницей в силу возрастных барьеров и разности интересов.

 - А с кем же госпожа Залесская у вас дружит?

 - Я с ней дружен. Лариса Аркадьевна тоже с ней общается. Правда, меньше чем я, – заблеял Николай Матвеевич.  – Одним словом: я считаю своим долгом поддержать вдову моего умершего друга.

 Пристально взглянув на вдруг смешавшегося хозяина, Вильям Яковлевич спросил:

 - Ваша племянница не страдает родственной ревностью по отношению к вам?

 - Что вы! Боже сохрани! Спросите, у кого хотите. Она уже взрослая и живет своею жизнью. Я бы никогда не нарушил её покой, если бы знал, что это может задеть или ранить девушку. В память о моём дорогом брате и по родственному чувству – интересы Анастасии для меня превыше всего. В конце концов, сделать её счастливой – мой долг.

 - С кем она уехала в монастырь в тот день?

 - С моей сестрой, Анной Матвеевной. Точнее – каждая ехала своим экипажем, а на службе они стояли вместе. Потом Анюта попрощалась с племянницей и уехала домой. А Настенька куда-то пропала.

 Голос Арефьева дрогнул, но он продолжал:

 - Анастасию всегда возит кучер Онисим – человек абсолютно преданный нашей семье. Мы его взяли из деревни ещё подростком. Он сказал, что ждал её ещё с полчаса после того, как отзвонили конец службы. Это значит, что было около восьми. Потом он пошёл в собор посмотреть, в чём дело. Все прихожане уже разошлись, а отец Феогност сказал, что после службы он её не видел.

 - Так. Теперь, Николай Матвеевич, я бы хотел поговорить с вашей свояченицей.

 - Конечно-конечно. Я сам за ней схожу.

 После ухода Арефьева молодой человек произнёс громким шёпотом:

 - Я думаю, что дело было так…

 - Тс! Мой друг, никогда не высказывайте ваших соображений на месте опроса свидетелей. Запомните это. Запаситесь терпением. У нас будет время для обсуждения  ваших версий.

 Хозяин дома вернулся быстро. За ним в комнату вошла дама лет тридцати, затянутая в тёмно-синее платье с плиссированной грудью и множеством в ряд мелких перламутровых пуговиц. Тёмные волосы женщины были стянуты на затылке в тугой узел и убраны под тонкую сетку. На носу красовалось внушительное пенсне на чёрном шнурке. Лицо было бледное, безбровое и оживлялось лишь красиво очерченными губами, как бы  случайно попавшими к столь заурядной личности.

 Собакин оценивающе скользнул взглядом по фигуре женщины и перевёл глаза на Николая Матвеевича. Тот с большим почтением усадил родственницу в кресло. Оба посетителя встали и представились. Дама, со своей стороны, внимательно рассматривала гостей,  ничуть не стесняясь своего пристального взгляда. 

 Собакин изобразил на лице максимальную благожелательность и спросил:

 - Лариса Аркадьевна,  на ваш взгляд, что могло случиться с вашей племянницей?

 - Право, не знаю. Я в таком же недоумении, как и Николай Матвеевич. Я в отчаянии…

 Сказано это было плаксивым голосом, который под конец фразы дрогнул, и из-под пенсне капнула слеза.

 - Лара, не надо! – наклонился к ней Арефьев.

 - Ах, простите,  – уткнувшись носом в кружевной платок, сказала Турусова. - Слушаю вас, спрашивайте.

 - Вы ничего странного в поведении Анастасии Дмитриевны за последнее время не замечали? Может она с кем-нибудь тайно встречалась или переписывалась?

 - Нет, ничего особенного не припоминаю. Всё было как всегда. Одну мы её редко куда отпускаем и всегда знаем, где она и с кем. В последнее время, возможно, была чуть бо;льшая  суета из-за предстоящей свадьбы. Знаете, приданое надо было купить, приглашения сделать, свадебное платье заказать. А что касается её переписки… Почта, которая к нам приходит, складывается в вестибюле на китайском столике для визиток и все домашние сами забирают свою корреспонденцию. Никаких писем для Насти я не видела, кроме записок с цветами от жениха. А, впрочем, надо спросить у горничной – может она что-то видела и знает.

 - А что жених? – обратился Вильям Яковлевич к обоим родственникам. – Как вы ему объясняете отсутствие невесты?

 - На наше счастье он в отъезде по делам, в Петербурге. Вернется к субботе, через четыре дня. Очень надеемся до его приезда найти Настю, – ответил Николай Матвеевич.

 - Хм. Вы хотите, чтобы я нашёл девушку за четыре дня?

 - Десять тысяч рублей за достоверную информацию о её местопребывании. Еще столько же, если за эти четыре дня она будет дома, – срывающимся голосом проговорил Арефьев.

 - А в случае смерти?

 Турусова судорожно всхлипнула.

 - В любом случае я хочу знать, где моя племянница и что произошло. Но, я полагаю, что всё это крайности. Здесь какое-то недоразумение, девичий каприз – не больше.

 - Лариса Аркадьевна, в чём была одета Анастасия Дмитриевна, когда уезжала в церковь? Не было ли при ней в тот день чего-либо лишнего? Саквояжа, например?

 - Нет. В руках у неё ничего не было. Я проводила её до входной двери: мы обсуждали меню свадебного обеда. Она была в тёмно-синем платье, суконной накидке с норковой опушкой. На ногах - замшевые серые ботики . На голове – синяя бархатная шляпка с серым пёрышком.

 - На ней были какие-нибудь драгоценности?

 - Только жемчужные золотые серьги. Колец она не любит.

 - Сколько могут стоить такие серьги?