Павел Иванович не мог произнести ни одного слова. Он впервые видел африканский мираж, и это дивное зрелище взволновало его до глубины души.

— Поехали, — неожиданно хмуро сказал Питер и добавил: — Постарайтесь говорить как можно меньше.

Лугов удивленно посмотрел на него. Молодой бур показал глазами вперед на дорогу. Снизу на холм поднималось несколько всадников в ярко-красных мундирах и желтых пробковых шлемах с блестящими козырьками. Под всадниками были рослые, крепкие, одинаковой вороной масти лошади.

— Разъезд английской полиции, — объяснил Питер.

Поравнявшись с путниками, передний англичанин с золотыми нашивками на рукаве осадил коня.

— Кто вы такие и куда держите путь? — бесцеремонно обратился он к Лугову.

Павел Иванович вынул из кармана свой паспорт и протянул его полицейскому.

— Если не ошибаюсь, — процедил тот сквозь зубы, — вы являетесь подданным его величества императора России?

— Да, я российский гражданин, — ответил Лугов.

— Вы подданный его величества императора России? — педантично повторил полицейский.

Помня совет Питера, Павел Иванович молчал.

— Если не ошибаюсь, кимберлийская администрация запретила выезжать вам за пределы черты города, господин Лугов?

— Я ученый, мне надо видеть как можно больше, — сказал Павел Иванович.

Полицейский помолчал немного и, не найдя, что ответить, резким движением протянул паспорт Лугову и повернулся к Питеру.

— Ну-с, а ты куда собрался, молодчик? Наверное, в шайку таких же разбойников?

Сопровождающие его солдаты дружно загоготали.

— Это не шайка разбойников, — спокойно ответил Питер, — это моя родная община.

— Родная община? Вы слышали, ребята? — крикнул старший солдатам. — Тот цыганский табор, который мы видели вчера, оказывается, его родная община!

Англичане загоготали еще громче.

— Вы невоспитанный человек! — громко сказал Павел Иванович старшему полицейскому.

— А вы помалкивайте, мистер ученый, — огрызнулся полицейский. — По инструкции вашего же консула вам запрещено выезжать из Кимберлея! Так что нечего шататься по дорогам со всякими бродягами! Поворачивайте назад!

Обратно ехали молча. Лугов силился разобраться во всем услышанном. Какая инструкция? Какой консул? Неужели князь Болховитинов, любезный, с хорошими манерами человек, оказался способным на такое?

Но почему? Что может знать о нем Болховитинов? Неужели?.. Неужели тот самый донос, который послужил косвенной причиной его поездки в Африку, следовал за ним из Петербурга, а может быть, даже опередил?

От этих мыслей на душе у Павла Ивановича сделалось гадко. Он ехал, сгорбившись в седле, ни на кого не обращая внимания.

Между тем день подходил к концу. Стемнело. Резко похолодал воздух. На листьях кустов и деревьев выступила обильная роса.

Полицейские вспугнули фазана и с криком помчались за ним по высокой траве. Ударило несколько выстрелов. Перевернувшись через голову, птица кувыркнулась вниз.

Через минуту охотники снова догнали Питера и Лугова.

— Эта проклятая африканская трава так высока, — гудел сзади старший полицейский, обращаясь к одному из солдат, — что мешает нашим лошадям показать все свои верховые качества.

Солнце садилось за горизонт. С листьев деревьев, с кустов падали на землю большие прозрачные капли росы.

Карьера Сесиля Родса

Прошло еще несколько месяцев. Павел Иванович Лугов продолжал записывать в своем дневнике:

«…Всегда гадко чувствовать себя под надзором нашей российской охранки. Но особенно гадко бывает тогда, когда, проехав тысячи километров, заехав бог весть в какие земли, даже здесь ощущаешь на себе «недреманное око» околоточного с. Невского проспекта, правда принявшего на этот раз личину дипломата, но так же тупо продолжающего следить за всеми твоими поступками и даже пытающегося выработать для тебя некие нормы поведения. Любезно принимая меня в Кейптауне, князь Болховитинов, оказывается, уже тогда составил и отправил в Кимберлей «инструкцию, определяющую ученого Павла Лугова в Африке нормы поведения».

Во всей этой истории меня особенно забавляет следующее обстоятельство: посылая меня в Южную Африку, наше петербургское географическое начальство явно рассчитывало на то, что вдали от русской действительности я покончу со своим «вольнодумством» и целиком посвящу себя науке.

Господа из Географического общества, мягко говоря, обмишурились. Пытаясь, как сказал один из них мне при отъезде, «спасти во мне ученого, отделить науку от политики», они сделали прямо противоположное.

Значительную «помощь» оказал мне и князь Болховитинов. Получив из петербургской охранки донесение о моем участии в студенческих волнениях, он явно переоценил мою неблагонадежность и своей «инструкцией» только подлил масла в огонь.

…Скоро исполнится год, как я живу в Кимберлее. На моих глазах происходит масса интереснейших явлений. И, безусловно, главное из них — монополизация алмазного промысла, сосредоточение власти на копях в одних сильных, жадных, цепких руках. Лучшее доказательство этому — судьба старого Мартина. Из его рассказов живо представляешь себе историю Кимберлийского алмазоносного района.

Некогда, много лет назад, добыча алмазов здесь выглядела весьма романтическим предприятием. То были первые годы существования алмазного промысла, годы его зачаточных форм, «мануфактурная» эпоха добычи африканских алмазов. То было время расцвета колониальной романтики, время, когда в Европе был в моде культ отважных героев — покорителей восточных провинций, смелых и благородных искателей драгоценностей.

Но так продолжалось недолго. В 80-х годах прошлого столетия на Кимберлийских алмазных рудниках появился некий молодой англичанин Сесиль Джон Родс, сын бедного сельского священника из метрополии. На «жаркий материк» его привели пустой кошелек и честолюбивые мечты о славе традиционного британского юноши-колонизатора, образ которого был тогда так популярен среди английской молодежи.

Но романтическим героем Сесилю Родсу стать не пришлось. Времена благородных рыцарей — первооткрывателей новых земель давно уже миновали. На смену им пришла эпоха рыцарей копейки. Быстро забыв о своих честолюбивых мечтах, Родс с головой окунулся в водоворот наживы. Купив на последние деньги небольшой участок алмазоносной земли на руднике Олд-де-Бирс, Родс так же, как и другие мелкие хозяйчики, с помощью чернокожих рабочих ковырялся на своем «пятачке» в поисках алмазных зерен. Тогда еще никто и не догадывался о том, какую зловещую роль сыграет этот Родс в судьбе Южной Африки.

Сесиль Родс от природы был очень предприимчивый, сообразительный и жестокий юноша. С первых же дней своей «алмазной» биографии он прекрасно усвоил психологию колониального дельца: «Если я имею один участок и десять негров-рабочих, я добываю и продаю в день алмазов в среднем на десять фунтов стерлингов. Если же я буду иметь два участка, мой ежедневный доход возрастет вдвое. Кроме того, если я буду иметь два участка рядом, я смогу обходиться уже не двадцатью, а пятнадцатью неграми, и мой доход увеличится еще и оттого, что я буду меньше платить рабочим»…

Родс был неразборчив в средствах. Действуя подкупом, шантажом, угрозами, он очень быстро стал владельцем не двух, а нескольких десятков «соседних» участков и лихорадочно продолжал приобретать новые.

Аппетит приходит во время еды. Скоро Родс решил прибрать к рукам весь рудник Олд-де-Бирс. Но сделать это один он побоялся. Вместе с несколькими такими же ловкими предпринимателями Родс организовал компанию «Де-Бирс» и повел жестокую борьбу с последними самостоятельными владельцами алмазоносных участков на руднике. Взяв ссуду в кимберлийском банке, Родс и его друзья наладили подъем алмазной породы наверх из шахты в несколько раз быстрее, чем это делали предприниматели-одиночки. Количество алмазов, добываемых «Де-Бирс», резко возросло. Родс снизил цены на свои камни, и все скупщики алмазов бросились к нему. Остальные хозяйчики рудника, действовавшие в одиночку, взвыли. К ним покупатели не шли, а снижать цены они не могли, так как не вернули бы уже вложенных в свои карликовые участки денег. Оставалось одно — продать свой участок «Де-Бирс» и уходить подобру-поздорову. Так и поступило большинство мелких предпринимателей. А тех, кто продолжал упорствовать, одного за другим стали находить на дне шахты с переломленными ребрами (такая участь чуть-чуть не постигла и старого Мартина). По определению местной полиции, это были жертвы «невоздержанности к спиртному».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: