В пятнадцатом веке изгнание евреев из городов и земель Центральной Европы стало обычным явлением. Брюн, Ольмюц, Майнц, Бамберг, Глогау, Кельн, Шпейер, Аугсбург, Эрфурт, Вюрцбург, Магдебург, Нюрнберг, Регенсбург, Бавария, Силезия, Штирия, Каринтия - к концу пятнадцатого века в этих городах и землях или вообще не осталось ни одного еврея, или же им запретили там постоянное проживание. Изгнания сопровождались конфискацией недвижимости; дома, синагоги и кладбища становились собственностью городов; в Нюрнберге через кладбище проложили улицу, мощеную надгробными плитами. "Время наше, - писал современник событий, - время бедствий". А к этому еще добавились преследования в Чехии и Венгрии; поголовное изгнание из Испании в 1492 году, изгнание из Португалии в 1497 году, - многие уходили на восток, в Турцию и в Польшу, правителям которых было выгодно принять изгнанников. Испанские евреи обучили турок многим искусствам и ремеслам, научили их изготавливать порох и лить пушки, чего те до этого не умели, ознакомили их с разными военными приемами. Не случайно турецкий султан Баязет II сказал по поводу изгнания евреев из Испании: "Как можно назвать испанского короля Фердинанда умным правителем, его, который разорил свою страну и обогатил нашу".

Пятнадцатый век стал поворотным в истории еврейского рассеяния. Центр культурной, экономической и общественной деятельности начал перемещаться из прирейнских стран на восток - в Польшу и Литву. Сорок пять новых еврейских общин было основано в Польше в пятнадцатом веке, а всего в Польше и Литве жило тогда более двадцати тысяч евреев.

В 1495 году великий князь Александр неожиданно изгнал из Литвы всех евреев. Быть может, он решил взять пример с испанского короля, а может, не мог расплатиться с кредиторами-евреями: про этого князя говорили тогда, что он заложил все, что не успел еще раздать. Он опубликовал указ - "жидову с земли вон выбити" и выселил всех евреев из Бреста, Гродно, Трок, Луцка, Владимира Волынского и Киева. Их недвижимость перешла в княжеское владение, и все христиане, которые брали у евреев деньги, обязаны были вернуть их в великокняжескую казну. Часть литовских евреев ушла после изгнания в Крым и Стамбул, другая часть - в соседнюю Польшу, а вместо них пригласили в Литву новых поселенцев - немцев и шведов. Через самое малое время после этого Александр стал польским королем, и духовенство тут же предложило ему изгнать евреев и из Польши - по литовскому образцу. "Если хочешь стать апостолом правды, - говорили ему, - вынь меч из ножен, чтобы они, хотя бы и по принуждению, приняли христианство". Но теперь уже польский король желал пополнить свою казну перед возможной войной с Россией, был заинтересован в развитии малонаселенных литовских городов, и в 1503 году он разрешил евреям вернуться в Литву, позволив им жить "по замкам и другим местам, где перед тем были". Их дома, синагоги, земли и кладбища возвращались прежним хозяевам, им разрешили взыскивать старые долги, они могли выкупать прежнюю свою собственность, которую князь уже успел продать христианам, - и евреи снова поселились в Литве.

В шестнадцатом веке переселение евреев в Польшу значительно увеличилось. Оно шло теперь из Чехии, Нижней Австрии, Брауншвейга, Бранденбурга и Италии. Но в то же время малая часть изгнанников с Пиренейского полуострова, попав в Польшу, ненадолго там задержалась. Испанские евреи отличались от своих провинциальных польских соплеменников манерами и светским образованием; они столкнулись с конкуренцией местных евреев, которые, как они уверяли, "хотели съесть их живьем", и многие из них пошли на юг - в Италию и в Турцию. Но приток был значительно больше, и к концу шестнадцатого века в одной лишь Великой Польше было уже пятьдесят две еврейские общины в городах и местечках. Общины Кракова, Познани, Львова и Люблина считались тогда крупнейшими во всей Европе после общин Стамбула и Венеции. В Познани было две с половиной тысячи евреев. В Кракове - четыре с половиной тысячи. В Люблине - две тысячи. Чем дальше на восток - Луцк, Владимир Волынский, Галич, Киев, тем чаще можно было встретить евреев в городах и местечках, а киевская община даже славилась своей ученостью: "Из Киева, - говорили, - распространяется Тора". Конечно же, церковь не поощряла приток "нехристей", и Петроковский синод постановил в 1542 году: "Так как церковь терпит евреев лишь для того, чтобы они напоминали нам о муках Спасителя, то численность их отнюдь не должна возрастать".

Очень приблизительно - на основании особого еврейского поголовного налога - можно предположить, что к концу шестнадцатого века было в Польше и Литве более ста тысяч евреев. Но поляки считали тогда, что евреев в стране значительно больше, и брать с них надо соответственно больше. "Столько их в Корону из других стран наползло, - писал один ненавистник евреев, - столько их наплодилось, что они могли бы давать чуть не в шесть раз больше, чем дают на самом деле". "Они женятся в возрасте двенадцати лет, - писал другой, - на войнах не гибнут, от воздуха не мрут, - и вот расплодились".

В пятнадцатом и шестнадцатом веках медленно, но неуклонно растет влияние польской шляхты. Каждый новый закон должен был проходить теперь через шляхетские сеймы, и короли не могли уже постановить самостоятельно "ничего нового". Сеймовые постановления о евреях получили одинаковую законную силу со старыми королевскими грамотами-привилегиями и часто парализовали их действие. Даже доброжелательно настроенным королям приходилось уже считаться с требованиями шляхты и духовенства, но особенно опасными для евреев бывали периоды междуцарствия, которые предшествовали избранию на престол очередного короля. В этот период шляхта и духовенство - в обмен на поддержку - могли диктовать условия любому кандидату на королевский престол.

В 1539 году король Сигизмунд I объявил, что евреи, живущие в шляхетских городах, могут поступать под опеку владельцев-панов и платить им налоги, но в этом случае он, король, лишает их своего покровительства. "Мы обыкновенно не даем своей защиты тем, кто не приносит нам никакой пользы, - заявил король. - Пусть защищает евреев тот, кто извлекает из них пользу". И с этого момента в Польше, как это было и раньше на Западе, евреи стали делиться на королевских и шляхетских.

В шляхетских городах, местечках и имениях евреи были самым деятельным и предприимчивым элементом, и уже не король, а шляхта получала с них доходы. Шляхта основывала на своих землях "частные города" и приглашала туда евреев, освобождая их поначалу от уплаты податей и налогов. Многие евреи переселялись в эти "частные города", там не было конкуренции, и там они успешно занимались импортом и экспортом товаров, в больших количествах вывозили в Западную Европу лес и сельскохозяйственные продукты. Они доставляли панам доход от молочного хозяйства, мельниц, винокурения, содержания шинков, других предприятий и ремесел, а те могли беспечно проводить время в веселых забавах. Так было в Польше, так было и в Литве. Доходило даже до того, что депутаты от шляхты грозили сорвать очередной сейм, если евреи будут обложены дополнительными налогами, а во времена междуцарствий шляхта брала евреев под свою защиту и заявляла, что "причинившие им вред" будут наказаны. Когда на одном из сеймов магистр философии Себастиан Мичиньский стал агитировать за изгнание евреев из Польши, а его сторонники провозгласили его "апостолом правды", большинство депутатов называли его "смутьяном" и нарушителем общественного спокойствия.

Мещанство Польши было настроено враждебно к своим конкурентам-евреям, но в то время оно не располагало политической силой. Это были преимущественно выходцы из Германии, и, переселившись в Польшу вместе с евреями, они перенесли туда свои традиции и свои предрассудки. Многих из них, возможно, были очевидцами, а то и участниками погромов в немецких, чешских и австрийских городах. Они постоянно сталкивались с евреями в сфере торговли, ремесел, банковских операций, и это обостряло их отношения. У евреев было экономическое превосходство в стране: не благодаря привилегиям, которые они получали от королей, - привилегии получали и немцы, - но, в основном, благодаря притоку свежих сил из Германии, Чехии, Испании, Италии и других стран. У этих новых поселенцев были связи со своими единоверцами в самых отдаленных странах, и это давало возможность торговать в широких масштабах. Шляхта тут же оценила опыт евреев и их возможности и невольно стала их союзником против городского мещанства: в тех случаях, когда это не противоречило ее интересам. "Неверные евреи лишили нас и наших занимающихся купечеством сограждан почти всех источников пропитания, - жаловались мещане города Львова. - Они овладели всей торговлей, проникли в местечки и села, не оставили христианам ничего".