Осенью 1944 года по возвращении в Вашингтон его приветствовал генерал Уильям Донован, «Дикий Билл», начальник УСС. У Донована, который впоследствии лично приколол на грудь Карлоу «Бронзовую Звезду» в награду за его действия на острове Капрая, были хорошие новости. «Когда я вернулся в штаб-квартиру УСС на Е-стрит, вышел Донован, обнял меня и сказал: «Добро пожаловать, Питер, у меня есть для тебя работа». Затем в мгновение ока исчез. Таков он был — двигался быстро, но проявлял интерес к своим людям».

Этой работой оказалась служба в личном аппарате Донована до окончания войны. Затем в 1946 году Карлоу поручили написать с помощью Кермита Рузвельта секретную историю УСС периода второй мировой войны. Впоследствии эта работа была рассекречена и опубликована[11].

В новом ЦРУ дальновидность и технические навыки Карлоу обеспечили ему неуклонное продвижение по службе и поддержку влиятельного Ричарда Хелмса. Именно о Карлоу вспомнил Хелмс в 1961 году, когда ЦРУ пошатнулось после неудавшегося вторжения в заливе Кочинос.

Хелмс, в то время заместитель директора по планированию, вызвал Карлоу и дал ему специальное задание. Президент Кеннеди, сказал он, хочет создать одну должность в правительстве для разрешения кризисов во внешней политике. Он приказал государственному секретарю Дину Раску создать центр операций в госдепартаменте, в состав которого войдут представители от каждого вида вооруженных сил и правительственных ведомств, занимающихся вопросами национальной безопасности. Карлоу предложили представлять в нем ЦРУ. «Летом 1961 года, — рассказывал Карлоу, — я появился в госдепартаменте».

Это был престижный пост, представлявший ЦРУ в центре, созданном в госдепартаменте по инициативе самого президента, но он был вне Управления, и это была не та работа, которую хотелось бы иметь Карлоу. Он поведал Хелмсу о своей надежде на то, что его назначат начальником отдела технических служб ЦРУ, который разрабатывал и контролировал все технические средства Управления — от самого экзотического оружия до париков, от устройств, изменяющих голоса, до последних образцов «жучков» и подслушивающей аппаратуры. Исходя из своего послужного списка и жизненного опыта, Карлоу чувствовал, что он достаточно подготовлен, чтобы возглавить этот отдел, и этот пост действительно и окончательно превратит его в американского «Q». Хелмс уклонился от ответа, но Карлоу ушел со встречи с надеждой, что он, возможно, еще получит этот пост после своего пребывания в госдепартаменте.

Вместо этого он за полгода превратится в главного подозреваемого в процессе лихорадочного поиска ЦРУ предателя в своих рядах. В преобладающей атмосфере подозрительности, граничащей с паникой, высшие должностные лица ЦРУ придут в ужас от того, что Питер Карлоу, кавалер «Бронзовой Звезды», — советский «крот».

Но никто не скажет ему об этом.

Анатолия Голицына нарекли «Лэдлом»[12].

С самого начала «Лэдл» создал большие проблемы. Действительно, кое-какая его информация оказалась ценной для ЦРУ. Но Голицын дал понять, что считает себя человеком особой важности, почти единственным, кто осознает характер советской угрозы. Он был несдержан в обращении с людьми, которых считал мелкими сошками.

До некоторой степени все перебежчики доставляют массу хлопот. Оторванные от своей родины, своей культуры, своего языка и нередко от своих семей, советские и перебежчики из восточноевропейских стран зачастую испытывали вполне понятные психологические трудности при адаптации к новому для них окружению. Иногда они бывали непостоянны или, скорее, слишком импульсивны, иначе они не могли бы предпринять такой, как правило, непоправимый и часто опасный шаг перехода на другую сторону во времена «холодной войны». Их мотивы могли быть весьма разнообразны. Одни искали возможности освободиться от неудачного брака. Другие уходили по идеологическим причинам. Некоторые были недовольны своей карьерой (такой мотив представил Голицын), тогда как иных просто привлекал богатый образ жизни на Западе. Чаще переход совершался по совокупности упомянутых да и других причин. И почти у всех перебежчиков были жалобы, проблемы и требования.

Анатолий Голицын, по общему мнению, был единственным в своем роде. Он сразу же попросил о встрече с президентом Кеннеди, но тот отклонил эту просьбу. Голицын требовал, но также безуспешно, чтобы им занимался непосредственно Эдгар Гувер.

Хотя все попытки Голицына получить доступ в Овальный кабинет были блокированы, он написал письмо президенту Кеннеди и настоял на том, чтобы оно было доставлено именно ему. Чтобы успокоить Голицына, ЦРУ поручило своему наиболее выдающемуся оперативному работнику, владевшему русским языком, Джорджу Кайзвальтеру встретиться с перебежчиком. Кайзвальтера, огромного мужчину мощного телосложения ростом более шести футов, в ЦРУ прозвали «медвежонком». У него, сына царского эксперта по боеприпасам, родившегося в Санкт-Петербурге, было располагающее лицо дружелюбно настроенного бармена. Его наружность и поведение скрывали быстрый ум, сочетавшийся с энциклопедической памятью и отвращением к претенциозности в любом ее проявлении. Среди оперативных работников советского отдела Кайзвальтер был первым среди равных. Именно он руководил двумя главными шпионами — подполковником Петром Поповым из ГРУ (советская военная разведслужба), первым советским сотрудником разведки, завербованным ЦРУ, и полковником ГРУ Олегом Пеньковским, с которым он лично встречался и получал у него сведения во время трех поездок Пеньковского на Запад в 1961 году[13].

Говард Осборн, тогдашний начальник советского отдела, вызвал Кайзвальтера и дал ему деликатное поручение. «Не хотели, чтобы письмо попало к президенту, — рассказывал Кайзвальтер. — Голицын был опасно непредсказуем, никто не знал, что он может сказать или сделать. Его письмо президенту ставило всех в определенной степени в затруднительное положение. Меня послали забрать письмо и разрешили пообещать, что оно будет доставлено президенту». На самом же деле задача Кайзвальтера состояла в том, чтобы выяснить содержание письма «и, если оно было небезвредным, предотвратить его отправку».

Кайзвальтер и Голицын встретились на Е-стрит в здании ЦРУ без каких-либо вывесок напротив госдепартамента. Голицын уже сидел за столом, когда прибыл человек из ЦРУ и сел прямо перед ним. «Я вел себя очень дружелюбно, — вспоминает Кайзвальтер. — «Давайте говорить по-русски, — сказал я. — Позвольте мне взглянуть на ваше письмо»». Голицын протянул его через стол.

В письме говорилось: «Поскольку президент, который обещал мне кое-что через своего брата Роберта, может не быть президентом в будущем, каким образом я могу быть уверен, что правительство Соединенных Штатов сдержит свои обещания в отношении денег и пенсии?» Кайзвальтер взглянул на Голицына и сказал: «Сукин сын, да ты первоклассный шантажист. Ведь это шантаж».

Потрясенный реакцией Кайзвальтера, Голицын передумал и потребовал письмо назад.

«Ну нет, — ответил Кайзвальтер. — Ты хочешь отправить его президенту, я доставлю его». Кайзвальтер ухмыльнулся, вспомнив этот момент. «Голицын вскочил на стол, спрыгнул с него на моей стороне, и мы начали борьбу за письмо. Я позволил ему побороть меня»[14].

Анатолий Голицын впервые попал в поле зрения ЦРУ еще за семь лет до своего перехода в Хельсинки. В 1954 году в Вене, когда сотрудник КГБ Петр Дерябин перешел на Запад, он назвал Голицына как человека, который, возможно, наиболее уязвим для вербовки ЦРУ. В то время Голицын, молодой сотрудник контрразведки, работал в Вене. Дерябин говорил, что сообщил допрашивавшим его лицам, что у Голицына преувеличенное представление о собственной значимости и что его недолюбливают коллеги.