Стоило присмотреться к этой троице…

Попов, как личность, не вызывал сомнения. Жуир и мот, он ради денег готов был на все, о чем свидетельствовали прошлые преступления. Одному из своих друзей Попов говорил:

— Вот ты живешь на 140 рублей. Как, скажи мне? Хватит этого, чтобы завтракать в ресторане? Чтобы на пару дней слетать в Коктебель искупаться?

— Да, но где же взять деньги?

— Где? Они лежат всюду. Надо уметь переложить их в свой карман…

Шевцову было 30 лет, на десять меньше, чем Попову. Недавно демобилизовался и мечтал о сцене. Увы, данных хватило лишь на то, чтобы стать баянистом в Доме культуры. Но мечта осталась. И к Попову он прикипел всей душой, потому что тот обещал ему артистическую карьеру. В будущем. Пока же все ограничивалось попойками, на которые зарплаты явно не хватало.

И вдруг в Ленинграде Шевцов во время ужина идет на эстраду, о чем-то шепчется с конферансье, передает ему две красненьких бумажки и… поет… Мечта сбывается, но… за 20 рублей.

Всего за ужин трое платят 92 рубля. Широко! Странно, если учесть, что до 29 мая Попов и Шевцов стреляли у знакомых по пятерке. Но, может быть, Медведева платит за компанию?

Раиса, однако, тоже не имела состояния. Сладкая же жизнь грезилась ей давно. Вот выписка из решения Комиссии по делам несовершеннолетних, направлявшей Медведеву в детскую колонию:

А вот высказывания самой Раисы:

— Работая, любой дурак проживет, надо не работая уметь жить!

У Попова она стала третьей женой, хотя и неофициальной, то есть сожительницей, как это называется в протоколах. Готовилась стать матерью. Пока же кутила напропалую.

Так выглядели трое. Прямо скажем, не очень… Но ведь аморальные качества и даже кутежи еще не доказывают участия в ограблении кассы… Хотя ограбления и другие подобные преступления частенько, как подсказывала детективам их богатая практика, вырастают из стремлений к «сладкой жизни». Поэтому вопрос о том, где провели день 29 мая два остальных члена теплой компании, казался небезынтересным.

Пока детективы прослеживали путь троицы по ленинградским и рижским ресторанам, сотрудники НИИ МВД СССР делали так называемый «фоторобот»: показывают части лица (рот, глаза, лоб, подбородок и т. д.) очевидцам, и те говорят, похожи ли таковые снимки на черты физиономии виденного человека. Так подбирается примерный портрет. А художник в это же время со слов работников бухгалтерии делал словесный портрет человека, ограбившего кассу. И когда посмотрели на портрет художника на «фоторобот», вроде бы обозначился Шевцов, хотя последний бороду никогда не носил.

Потом уже, когда следствие было окончено, схема ограбления и сокрытия следов стала ясной. Когда же только производились описанные действия, картина была туманной. Попов и компания укладывались всего лишь в одну из версий. «Они или не они» — с уверенностью сказать было нельзя. Да, отсутствие алиби, траты денег, аморальный облик, некоторое сходство словесного портрета с обликом Шевцова — это были ниточки, но не улики. И все же этого стало достаточно, чтобы получить санкцию на обыск…

Квартира, где жил Попов, напоминала театральную уборную (грим, реквизит, бутафория) — мать Евгения актриса. Осматривая вещи и обстановку, следователь Абрамов обратил внимание на кисточку, которая лежала на столе сына, а не в вещах матери. Взял следователь кисточку, повертел в руках.

— Это Евгений билеты обычно приклеивает к авансовым отчетам, — пояснила мать, — он ведь администратор, у него целая бухгалтерия.

Следователь положил кисточку. Ничего в ней особенного. Потом снова взял. Почему? Он этого бы не мог сказать. Очевидно, искусство расследования, как и всякое другое, имеет не то что свои секреты (хотя и секретов хватает), а какие-то неуловимые нюансы и штрихи, те самые «чуть-чуть», которые возводят ремесло в творчество. Словом, взял кисточку Абрамов…

А тем временем компания уже перебазировалась на юг, в Краснодарский край. Шел июль. По всей вероятности, начинались финансовые затруднения. Недавно приобретенный транзисторный приемник «Шарп», магнитофон «Нивико» продаются в комиссионке Шевцовым. Попов устраивается в краевую филармонию, организует музыкальную бригаду. Дела, однако, идут плохо. Из «люксов» перебираются в частный дом — 1 рубль койка. Солистка Анжела отдает Шевцову последние 80 рублей. Попов организует работу в Гаграх, в ресторане. Но и здесь дело не ладится. Что-то надо предпринимать…

Однако от этих забот их уже избавляют. 23 августа арестовывают Шевцова. Прокурор дает санкцию, хотя прямых улик все еще нет. Но косвенных достаточно. Теперь важно так повести допрос, чтобы подозрения либо рассеялись, либо следователь, безусловно, убедился в виновности человека.

— Зачем вас сюда доставили на самолете, вы не предполагаете? — такой вопрос задал Шевцову Евгений Александрович Абрамов, когда встретился с ним уже в Москве, в управлении.

— Понятия не имею.

— Хорошо, чтобы объяснить это, нам придется проанализировать динамику вашего финансового положения.

— Не понимаю.

— В мае вы кругом занимали деньги. В июне вдруг начали жить на широкую ногу.

— То есть, как?

— Пожалуйста! Вы покупаете мебель, транзистор, телевизор. Это 720 рублей. Дальше следуют часы, фотоаппарат. Я уже не говорю о ресторанах, где за ужин выкладывается 90 рублей…

— Видите ли, в армии я скопил три тысячи. Правда. Я даже могу показать где хранил — у трубы на чердаке.

— Предположим. Но вы же отдали две с половиной тысячи долгу. Кому? Попову. Вернее, через Попова в Москонцерт. Так откуда…

— ?

— Молчите? Попытаюсь вам подсказать. Не в кассе ли истринского торга?.. Впрочем, вы, кажется, утомились. Давайте прервемся. Да и время обедать…

Когда Шевцова вновь привели на допрос, он сначала сел, потом поднялся.

— Что же это получается? Вы что, с тех пор как я вышел из универмага с сумкой денег, не отходили от меня ни на шаг? Почему ж тогда сразу не брали? Да, перед вами исполнитель главной роли ограбления в Истре. Это я — Шевцов…

Медведева была в положении и поэтому ее арест произвели со всей осторожностью. Операцию проводил инспектор Баварский. С ним была врач. Мало ли что может случиться — все же беременность! И все было так обставлено, что Раиса Петровна прилетела в Москву с сопровождающими ее лицами, доехала до места назначения и, только когда за ней захлопнулась дверь камеры, она удивленно спросила:

— Послушайте, а я случаем не в тюрьме?

— Увы, Раиса Петровна, в ней!

— Касса?

— Она.

— Любопытно. Как же так?

— Все очень просто. Мы вам все расскажем. А сейчас вам надо сообщить, куда вы бросили пистолет, сумку, бороду и прочее.

— В пруд.

Вот только когда открылась перспектива добыть самые надежные доказательства — вещественные. Пока что у следователя в руках была лишь сотня зайцев, из которых не составишь одного слона. Признание — еще не доказательство вины. Не безусловное доказательство. В конце концов от показаний отказываются сплошь и рядом. Работники бухгалтерии видели бородатого человека — но мало ли бородатых. Откуда компания брала деньги, она может и не объяснять, в крайнем случае — «мама дала». Вещественные атрибуты преступления — это уже бесспорные улики.

Итак, пруд в Истре. Медведева неважно себя чувствовала, и ее решили не тревожить. Взяли с собой акваланги, шесты, багры, сети и поехали. Теперь детективы, смеясь, показывают фотографии — посредине пруда стоит аквалангист, не замочив коленей. Но лужа большая — и чего там только нет! Выудили из пруда кучу разных вещей. И каждую тщательно осмотрели. Проползли по всему берегу: сумка, очки, кепка найдены. Но где борода, плащ, пистолет — по словам Медведевой, все это брошено в пруд. Снова поиски. И сколько бы они продолжались, если бы не мальчишки, которые уже все знали.