Даже сегодня, через девятнадцать лет после окончания Великой Отечественной войны, нельзя, к сожалению, привести все интереснейшие, тончайшие подробности этого дела. Они свидетельствуют об инициативности, остроумных, полных творческой изобретательности оперативных действиях чекистов города Архангельска.

Можно лишь сказать: с первого момента знакомства Мулларда с Чурсиным оперативные работники в результате принятых ими мер были в курсе почти всех шпионских деяний таможенного служащего.

И Муллард, и его трусливый от природы агент, скрупулезно выполнявший все указания американского военно-морского разведчика, рассчитывая, что это обеспечит его безопасность, спасет от разоблачения, конечно, не предполагали, что каждый их шаг был под контролем, что их так скоро схватят с поличным. Муллард дважды выезжал в Москву, докладывал генералу Дроуву о работе со своим новым агентом. Теперь он действовал с полного одобрения генерала и руководства «Джи-ту» в Вашингтоне.

Подполковника Борисова столкнула с Дроувом, Муллардом, Матуновой война. Возвращаясь с задания из глубокого партизанского тыла, после завершения с группой товарищей-чекистов блестящей разведывательной операции, погиб полковник Курбатов. Все было закончено — уничтожен особо свирепствующий генерал СС, в хвосте самолета за бочкой запасного авиационного масла угрюмо сопел связанный полковник германского генерального штаба, с которого не спускал глаз молодой чекист.

Самолет шел ночью. До линии фронта осталось с полсотни километров, когда внизу загавкали, захлебываясь, германские зенитки. Один из снарядов разорвался поблизости, прошил дюралевый фюзеляж осколками. У гитлеровца была начисто срезана мочка уха. А Курбатов молча повалился с длинного бокового сиденья на пол. Разорвав гимнастерку, осколок вошел в грудь под самым орденом. Чекист умер, когда его бережно укладывали на носилки на аэродроме. Николай Михайлович хорошо знал Курбатова, хотя они и не были друзьями. Смерть боевого товарища оставила свою заметину в сердце. Сколько их было там, этих заметин!

…Генерал поднял на подполковника усталые от бессонницы глаза, отвечая на приветствие, протянул широкую крепкую ладонь.

Подробный, обстоятельный доклад выслушал молча, время от времени прерывая его лаконичными вопросами. Такими же короткими и исчерпывающими были ответы Борисова. По старой чекистской привычке факты в них четко отделялись от предположений, выводы и заключения — от размышлений.

— Этот оберст, которого Сергей Курбатов приволок, оказался набит сведениями, словно гусь яблоками. Заместитель начальника разведки корпуса. Сразу же расшифровал карту — видно, боится, что мы будем мстить ему за гибель Сергея. В общем, молодчина был Курбатов. Да и ребята, что с ним в операцию летали, орлятами оказались. Особенно радист один — Кривонос. Вот сидишь здесь, работаешь, думаешь, кто сядет в это кресло, когда состаришься? Вроде некому. Ан нет, растут, растут орлята. Прибавить к их храбрости опыт да знания — и можешь, генерал, уходить отсыпаться.

Придется тебе, Николай Михайлович, принять дело, которое не довелось завершить Курбатову.

Дело это важное и тонкое. Понимаешь, кое-какие представители наших американских союзников явно злоупотребляют нашим доверием к ним. Из Архангельска поступают сигналы. Помощник морского атташе Муллард, его люди пытаются получить такие сведения, которые вовсе не нужны им для обеспечения операций по ленд-лизу. Получая вежливый, но твердый отказ от наших властей, они стараются добыть эти сведения нелегально, методами шпионажа.

Надо, соблюдая необходимый такт, внести ясность в деятельность людей генерала Дроува в Архангельске.

Генерал подробно рассказал Борисову о недозволенной нелегальной деятельности Дроува и его людей в крупнейшем северном порту.

— Приказ о передаче тебе архангельского дела уже подписан. На ознакомление с деталями дела по документам даю… — генерал взглянул на часы — было пять утра… — двадцать часов. Завтра в час ноль ноль вылетишь в Архангельск на самолете адмирала… — генерал назвал фамилию крупного морского военачальника.

— Работу на месте координируй с Коробковым (начальник управления НКГБ по области). У него уже есть немало конкретных наметок. Среди них — дело некоего Чурсина. Муллард связался с ним через переводчицу Матунову. Помощником возьмешь с собой лейтенанта Деревянко. Завтра в десять вечера у меня совещание по всему этому делу.

Генерал встал и, с неожиданной энергией пожав руку Борисову, бросил шинель на кожаный диван — пора было кончать рабочий день. Откозыряв, Николай Михайлович отправился в секретариат. Прочитав приказ, расписался, пошел в свой кабинет. Едва открыл дверь, как раздался звонок телефона.

— Докладывает лейтенант Деревянко. Когда прикажете явиться, товарищ подполковник?

…Полковник Коробков встречал Николая Михайловича на аэродроме. Они сразу же отправились в управление. По дороге Коробков ознакомил Борисова с последними событиями. Накопилось очень много фактов нелегальной деятельности американских военных представителей в Архангельске. Среди прочих дел Коробков упомянул о деле Чурсина. Оно близилось к развязке. Чурсин так и не пришел в органы госбезопасности рассказать о своих подозрительных связях с Матуновой. Более того, позавчера он около часа разъезжал в машине по загородному шоссе с Ирэн и Муллардом. Домой вернулся бледный и взволнованный. Выпил залпом два стакана виски — подарок Мулларда — и сразу же лег спать. На работе стал еще более сдержанным. Видимо, акт вербовки состоялся — Муллард вчера устроил попойку с капитаном одного из американских «купцов», прибывших недавно в порт.

В управлении Коробкову и Борисову доложили новые факты. Выслушав доклады, Коробков и Борисов засели за материалы, назначив через три часа совещание старших оперативных работников управления.

Полковник Коробков сделал подробный доклад, обобщив огромный материал, терпеливо, по крохам собранный чекистами. Касаясь дела Чурсина, отметил: этот явно готовит какой-то материал, видимо для Мулларда. Собирает секретные сведения о системе морских военных грузоперевозок, пытается раздобыть карты-лоции архангельского района. Каждый вечер пьет — спиртным его снабжает Матунова.

С обобщающими предложениями выступил подполковник Борисов. Он подчеркнул исключительно щекотливый, тонкий характер операции — Америка не враг, а военный союзник. С Муллардом следует обращаться как с гостем, который забыл, как следует вести себя в порядочном обществе. Но надо положить конец его разведывательной деятельности.

После обмена мнениями был утвержден общий план работы. В отношении Чурсина было решено: если он так и не придет с повинной и попытается передать Мулларду или Матуновой собираемые им сведения, его и Матунову — как советских граждан — задержать и — при наличии вещественных доказательств изменнической деятельности — подвергнуть аресту и суду. Мулларда, пользующегося дипломатическим иммунитетом, задержать нельзя. Но, представив документы, подтверждающие его разведывательную деятельность, можно сразу же поставить вопрос о его немедленном выдворении из страны.

Пафнутий Чурсин так и не узнал, что с того момента, как он процедил сквозь зубы «Согласен» на окончательный вопрос Мулларда, он в буквальном смысле слова держал свою судьбу в своих руках.

«Пойти к чекистам? — думал он, с трудом мысленно произнося это теперь страшное для него слово… — Затаскают по допросам, и вообще доверия потом не жди! Да и что плохого, если я кое-что сделаю этому Малому (так он называл про себя Мулларда). С него небось требуют. Да и Америка нам ведь не враг. Значит, это вовсе и не измена, а помощь союзнику. Наши небось волынят, как всегда. Пока добьешься от них чего — месяцы пройдут. А я тут — в рабочем порядке, мигом… И ему приятно, и мне неплохо… Денег вон сколько отвалили… Продуктами помогает…

Да и неизвестно еще, как война обернется. Немцы все прут, еле их под Москвой остановили. Глядишь, еще нажмут и… того. А американцы выкрутятся… С немцами договорятся. Во всяком случае, немцы их вешать не станут. Будут их суда удирать — возьмут меня. Местечко для одного найдется. Вот и будет все шито-крыто…»