- Какая разница? Я всегда буду твоим отцом. Сейчас не в этом заключается наша основная проблема.
- Серьезно? А есть что-то более интересное?
- Да, есть. Позапрошлой весной ты убила человека. Не специально, - будто опередив поток моих криков, добавляет отец и сильно кашляет. Он сгибается, сжимает пальцами уголки губ, и первый мой порыв – кинуться вперед, поддержать его за сгорбленные плечи. Однако уже через секунду папа мужественно выпрямляется, - произошел несчастный случай и, возможно, только сейчас тебя сумели найти. Вычислить.
- Но кто и зачем? Это полиция?
- Нет.
- Тогда кто?
Внезапно раздается оглушающий треск, и окна на кухне мгновенно превращаются в сотни мелких, безобразных осколков. Папа тут же оказывается рядом, прижимает меня к себе и грубо тянет вниз.
Я кричу. Закрываю руками лицо и в ужасе поднимаю глаза на отца. В отличие от меня, он сохраняет удивительное спокойствие, хладнокровие. Коснувшись шершавыми пальцами моей щеки, он едва заметно улыбается и говорит:
- Ты всегда будешь моей дочерью.
- Папа!
- И сейчас ты убежишь.
- Что? О чем ты? – Раздается очередная серия выстрелов, и отец крепко сжимает меня в своих объятиях. Я ничего не понимаю. Впиваюсь пальцами в его крепкие плечи, вдыхаю его цитрусовый запах и едва сдерживаюсь от того, чтобы не расплакаться. А он целует мой лоб. Отстраняется, чтобы посмотреть прямо в глаза.
- Беги через заднюю дверь.
- Нет, - качая головой, шепчу я. Стоит ужасный грохот. Кто-то снаружи уничтожает наш коттедж, превращая его в сплошную груду щепок. – Я без тебя не уйду!
- Уйдешь.
- Нет!
- Аня! – Папа опять хватает меня за плечи, опять встряхивает, опять смотрит мне в глаза так пристально, что я готова прямо сейчас провалиться сквозь землю. – Ты должна бежать, слышишь?
- Но как же ты? Господи, папа, - взвываю я, - я тебя не оставлю! Не оставлю!
- Мы потом встретимся.
Я знаю, что он врет. Как мы встретимся? Как мы вообще выживем?
Внезапно выстрелы прекращаются. Наступает пугающая тишина, во время которой мое сердце начинает стучать так громко, что я даже боюсь нас выдать.
- Анют, - вновь поглаживая мое лицо, шепчет отец, - просто беги. И не оглядывайся.
- Но я не могу, - сквозь стиснутые зубы, рычу я.
- Можешь.
- Нет!
- Можешь. - Он подталкивает меня к выходу, а сам открывает нижний шкафчик, где мы обычно храним кастрюли, и достает длинное, коричневое ружье. Я ошеломленно замираю: кто же такой мой отец? – Я сумею позаботиться о себе. А ты - беги.
- Но…
- Давай! – под очередную вспышку грохота кричит он, и тогда я, сама того не ведая, подрываюсь на ноги и начинаю нестись в сторону второго выхода.
Я не понимаю, что делаю. Врезаюсь всем своим весом в дверь, вырываюсь на улицу и изо всех сил бегу в глубину леса. Подавляю в груди стонущее чувство страха, боли, и просто несусь вперед, стараясь как можно осторожнее перепрыгивать через поваленные, широкие деревья. Мне все хочется обернуться, хочется вернуться к отцу, хочется закричать его имя в лесной, свежий воздух. Но я не позволяю себе ничего из вышеперечисленного. И пусть я слышу выстрелы, пусть я слышу позади чьи-то голоса. Я упрямо переставляю ноги. Упрямо заставляю себя ровно дышать. Мне приходится забыть на время о том, что я узнала. Сейчас главное выжить, ведь так? И я действительно не нагружаю себя мыслями, не даю слабину, не сдаюсь и не падаю. Я просто бегу. Но этого оказывается мало.
Внезапно я чувствую резкую боль в животе, кричу и, споткнувшись, пролетаю вперед несколько сантиметров, прежде чем валюсь на неровную, колючую траву. Паника. Я хватаюсь дрожащими пальцами за бок, прижимаю к себе ноги и испуганно раскрываю рот: пытаюсь заорать, но не произношу и звука. Морщусь, перекатываюсь на спину и, опустив глаза ниже, замечаю кровь. О, боже мой. Кажется, меня подстрелили. Вдалеке кто-то кричит. В ужасе я замечаю в нескольких сотнях метров от себя фигуры людей, одетых в черную униформу, и ошарашенно пытаюсь подняться на ноги. Мне удается со второго раза. Взвыв от боли, я облокачиваюсь о ствол дерева, неожиданно вижу вновь пролетевшую рядом с моим лицом пулю и думаю: мне конец.
Что делать? Упрямо стиснув зубы, я рывком заставляю себя идти дальше. Хватаюсь руками за деревья, настойчиво переставляю ноги, как вдруг понимаю, что голоса людей совсем близко. Они буквально дышали мне в спину. Может, спрятаться? Нет. Тогда что? Что мне делать? Я морщусь от внезапно вспыхнувшей боли в боку и чувствую, как слезы подкатывают к глазам, но я все равно упрямо вздергиваю подбородок: я не буду реветь, не буду сдаваться. Я не хочу умирать.
Ковыляю дальше. Нервно бросаю взгляд за спину и понимаю: я в ловушке. Люди в черной форме, похожие на гигантских муравьев, решают заключить меня в круг. Они разбегаются в стороны, опускают ружья и прибавляют скорость: видимо, я больше не считаюсь для них опасной угрозой. Иначе как объяснить их неожиданный отказ от стрельбы? Схватившись за данную возможность, словно за спасительную тростинку, я ускоряю шаг настолько, насколько это реально. Однако уже через пару минут я ощущаю неприятное покалывание в затылке: люди находятся так близко, что я чувствую их на подсознательном уровне, уже готовлюсь к тому, что сейчас они меня схватят. Я начинаю думать о папе. Он рисковал собой, а я не смогла выбраться. Он разочаруется во мне. Я его подвела! На эмоциях я всхлипываю, прикрываю дрожащей рукой лицо и вдруг цепляюсь ногой о корягу. К счастью, мне удается сохранить равновесие, но разве это важно? Разве эти несколько секунд играют какую-то роль?
Решительно поворачиваюсь к нападающим, чтобы четко видеть их лица, чтобы не умереть вслепую. А они все несутся на меня, словно цунами, словно гигантская черная волна, наполненная гневом и разрушительной силой. Грустная мысль вдруг проносится в моей голове – как же папа пережил столкновение с ними? Все ли с ним в порядке? Увидимся ли мы с ним вновь?
Неизвестный мужчина поднимает ружье, целится прямо мне в голову. Почему он раньше не воспользовался им – думаю я, и все равно не успеваю осознать происходящее. Просто наблюдаю за тем, как его палец нажимает на курок, как вспышка искр появляется в воздухе, и как время замерзает. Да. Именно так. Все замерзает: люди, ветер, звуки, пуля, не долетевшая нескольких сантиметров до моей головы, и тогда я ошеломленно распахиваю глаза. Матерь Божья. Время остановилось!
Я едва сдерживаю в горле крик, едва сдерживаю панику, шок, восхищение. Просто смотрю на пулю, вижу искры, изучаю заледеневшие лица людей, и вдруг замечаю справа от себя незнакомку. Она походит ко мне. На весу подбирает пулю и усмехается:
- Горячая.
ГЛАВА 4. ВСТРЕЧА.
Рана кровоточит, но я не обращаю на это внимания. Смотрю во все глаза на незнакомку и молчу. Попросту не знаю, что сказать.
- Уходи отсюда, - почему-то ее голос сейчас кажется мне заботливым, - давай же, беги! Я задержу их.
Вновь изучаю замороженных людей, их перекошенные лица, вытянутые по инерции вперед руки, ноги, и растерянно морщусь: неужели я сошла с ума? Может, меня действительно ранили не в живот, а в голову, и я потеряла рассудок?
- Аня, - вновь зовет меня девушка. Она стягивает со своей шеи черный, тонкий шарф, подходит ко мне и уверенно обвязывает им мою талию. Что она делает? Я едва ли вижу ее лицо: все плывет. – Уходи, скорее. Я не могу долго их контролировать.
- Кто ты? – только и срывается с моих губ. Я смотрю на незнакомку, рассеяно изучаю ее глаза, волосы, скулы и вижу в ней абсолютно чужого, постороннего человека. Так почему же она меня спасает? Почему мое сердце рядом с ней непроизвольно смиряет пыл?
- Обещаю, скоро мы с тобой обо всем поговорим. Слышишь? Только не сейчас, Ань, сейчас, беги.
Опять бежать? Я оставила отца, оставить и ее? Моя совесть не позволяет мне сдвинуться и на сантиметр в сторону. Неужели я настолько бесполезна и труслива, чтобы вновь эгоистично скрыться? Хочу воспротивиться, как вдруг замечаю, что замороженные люди начинают отмирать. Они неспешно сдвигаются с мест, затяжно тянутся в нашу сторону. Их руки, ноги медленно движутся по задуманной траектории, и тогда незнакомка просто-напросто отталкивает меня назад. Она пронзает мое тело таким злым, абсолютно противоположным ей ранее взглядом, что я вся горблюсь и испуганно сжимаюсь в клубок.