- Полина Антоновна дала вам наш адрес?
Адрес Наташи узнал для меня Мазин, поэтому я только кивнул неопределенно.
- Вот и хорошо. Вы освободитесь к обеду?
"Даже раньше", - подумал я.
- Вполне.
- Приходите к обеду. Мама любит гостей и успеет приготовить что-нибудь вкусное.
- Спасибо. А вы подготовьте маму.
- О чем вы?
- Прошло столько лет. Она может и не узнать меня.
- А... Нет, не думаю. У нее хорошая память.
- Она уже знает о смерти Сергея Ильича?
Лена поправила сумку, которую держала на коленях.
- Нет.
Мы оба посмотрели в окно. Поезд тормозил у платформы. Прислонившись к ограде, стояли два рыболова с рюкзаками и удочками, в высоких резиновых сапогах.
- Николай Сергеевич! - услышал я вдруг. - А у вас много дел в городе?
В первый момент я подумал, что Лена разгадала мою нехитрую хитрость и подсмеивается надо мной. Но смотрела она очень серьезно.
- Нет, не очень.
- Тогда, может быть, мы сначала зайдем к нам?
Я несколько растерялся. Ведь мы только что решили иначе.
- Вы считаете...
- Я прошу вас. Я хочу, чтобы вы сказали маме о смерти Сергея Ильича.
- Я, а не вы? Это имеет значение?
- Да. Для меня.
"Ну, вот. Собственно, дальше можно и не ехать. Сойти бы на ближайшей платформе и вернуться. Ведь она фактически признала, что с Сергеем ее связывали определенные отношения. Иначе она не сказала бы "для меня". Что же еще я могу узнать? Копаться в постельном белье? А Женька? Родственник из Киева, при чем тут он?" Но вместо того, чтобы сойти, я пообещал:
- Хорошо, я скажу.
Я подумал, что Наташу, увы, мое сообщение уже не может особенно взволновать. Слишком много лет прошло с тех пор, как Сергей любил ее. Да и он ее, а не она... Что ж, если для Лены тема эта болезненна, я помогу ей. Двое пожилых людей поговорят между собой более спокойно.
- Большое вам спасибо!
- Не стоит. Ведь такой разговор все равно предполагался.
Поезд часто останавливался на короткие промежутки. За окном возникали и уходили простейшие названия типа "Платформа 672 км", и мы ехали дальше. Двигались, как положено, по расписанию, но мне хотелось, чтобы мы ехали быстрее, без остановок. Я чувствовал себя скованно. Однако вместо убыстрения движение замедлилось. Очередная остановка превратилась в стоянку. Пришлось ждать, пока нас обгонит идущий следом пассажирский поезд. Молчать было неудобно.
- Вы часто бываете у мамы?
- Каждую среду.
- Ах, да... Вы говорили. А мама у вас?
- Мама реже.
- Она больше занята?
- Она не любит Вадима.
Сказано было откровенно, но меня покоробило немного.
"Мама не любит... А дочка?.. А что знает мама о Сергее? Попал я с ними, как кур в ощип..."
- Не сложились отношения?
- Вы видели его? - спросила она вместо ответа.
- Имел честь был посредником.
- Кем? - переспросила она в недоумении.
- Посредник. Незаинтересованное лицо. Как в старину говорили, частный маклер.
- Ничего не понимаю.
- Значит, он не сказал вам. И правильно сделал. Я ведь не справился. Он сам добился.
Лена смотрела на меня, а я не знал, что говорить.
Прогрохотал за окнами обгоняющий нас поезд.
- О чем вы?
"Или я полный осел, или она говорит искренне".
- Я о квартире. Полина Антоновна согласилась сдать вам комнату.
Она как-то дернулась, то ли от толчка двинувшейся электрички, то ли возмутившись услышанным.
- Я не обращалась. Не просила.
- Обращался Вадим. Сначала попросил меня. Потом сам.
- И она согласилась?
- Мне отказала. А ему нет.
- Почему?
- Я не знаю.
И я без хитростей рассказал, что произошло.
- Простите, пожалуйста, Вадима. Если бы я знала, я бы ни за что не позволила ему вмешивать вас.
- Вы думаете, он бы послушался?
Ответила она достаточно нелогично:
- Он ничего не понимает.
Не столько по словам, сколько по виду и интонациям Лены можно было предположить, что она вовсе не рада уступчивости Полины Антоновны.
- Разве он действовал... самостоятельно?
- Он не должен был... действовать.
- Вадим показался мне трудным человеком.
- Какой смысл вы вкладываете в это слово? - спросила она живо. Негативный?
"Неужели она еще будет защищать его! Ну, это уж слишком по-женски".
- В основном да, - сказал я прямо. - Не подарок.
- Да какой же муж теперь подарок?
"Теперь?"
Я подумал, что не только пожилые склонны приукрашивать прошлое. Но она говорила не о прошлом вообще.
- Вот мой... Олег Филиппович, муж мамы. Он подарок. Причем в самом прямом смысле слова. Подарок судьбы. Они познакомились в поезде. И с тех пор вместе. Он семьянин по природе. Любит дочку, все умеет. Мужчина в доме. Маме остается одно - быть доброй, заботливой и ценить его. Что она, между прочим, всю жизнь и делает.
- Вы иронизируете?
- Ничуть. Какое я имею право! Мама всегда его чтила.
Я не мог понять, насколько убежденно и всерьез произносит она эти слова.
- Все-таки что-то вам не нравится.
- Ничего подобного. У мамы прекрасный муж. Он несет ответственность, как и подобает мужчине. А у меня... Вадим. Современный муж.
- И раньше не все несли ответственность.
Ее реакция никак не соответствовала моим банальным словам. Лена спросила:
- Неужели он все рассказал вам?
Не знаю, как повел бы себя профессионал. Может быть, сделал вид, что ему известно больше, чем на самом деле. Я в такие игры играть не берусь. Как говорится, честность - лучшая политика. Да и справлюсь я.
- Леночка! Я вас не совсем понимаю. С Вадимом мы не так уж тесно общались. Я по его просьбе говорил с Полиной Антоновной. Вы знаете. Потом она согласилась. Хотя, как мне кажется, не очень охотно. Но до подоплеки я не допытывался.
- Значит, догадывались.
- Я не любитель чужих секретов. Если меня в них не посвящают, я стараюсь сдерживать любопытство.
Она посмотрела на меня с сожалением, как смотрят на мелкого лгунишку. Приблизительно так же смотрел и Перепахин, когда услышал, что я не знал о любви Сергея к Наташе.
- Вы мне не верите?
Лена передернула плечами.
- Странно сдерживать любопытство и в то же время судить о людях так категорично. Вы осудили Вадима, а что вы о нем знаете?
Если бы я ответил ей словами философа, который уверял, что знает только то, что ничего не знает, я бы не погрешил против истины. Новая попытка вступиться за Вадима ставила меня в полнейший тупик.
- Конечно, вы знаете больше.
- Его плохо понимают. И много винят. Да, сейчас мужчины слабее женщин. Наверно, это историческая закономерность. Женщины добились самостоятельности. А остались сварливыми бабами. Постоянно ругают мужчин, "слабак" - самое мягкое слово. Наверно, когда заканчивался матриархат, мужчины так же говорили о женщинах: "Ну и бабы пошли! Хлюпики. Сели нам на шею. То ли дело раньше. Женщина женщиной была!.."
Лена улыбнулась.
И тут я увидел то, что видел Женька Перепахин. Я узнал в ней Наташу. До сих пор мне мешало ее выражение лица, то озабоченное, то огорченное, неприветливое. А Наташа, - теперь я хорошо вспомнил, - была ровной, спокойной.
- Вы похожи на маму.
- Да... по праздникам.
- Они... редко бывают?
- Как положено. В основном будни. А вы помните маму?
- Вспоминаю, глядя на вас. Много лет прошло. И уехала она неожиданно.
- У нее были причины.
Улыбка исчезла. Я не мог понять, действительно ли она постоянно нервничает или это мои домыслы, издержки не своего дела, в которое я втянулся.
- Да, я помню. Домашние обстоятельства.
- Не только домашние.
- Об этом я не знал.
Лена посмотрела уже знакомым мне взглядом.