Жизнь на орбите, несмотря на необычность условий, все-таки в своей основе остается для экипажа земной. Именно земной, с ее привычным временным ритмом, каждодневной работой, общением с друзьями, родными, близкими. Но чем длительнее полет, тем острее ощущается отсутствие того, что отбирает невесомость, — земных звуков, запахов, родной природы.

Вот, может быть, поэтому на борту корабля, как своеобразная компенсация утраченных с невесомостью земных связей, часто звучит музыка, особенно песни любимых авторов.

На станции, конечно, записей много. Но слушаем мы чаще всего те, что сродни нашим вкусам, привычкам и характерам. Притом некоторые песни, мелодии, желанные для слуха каждодневно, настолько врезаются в память, что, прослушивая их на земле, мысленно возвращаешься в космический дом — станцию «Салют-6».

Для нас с Владимиром Коваленком, с которым мы выполняли программу 140-суточного полета, в числе таких желанных записей были многие из песен Владимира Высоцкого. Они не только служили источником хорошего настроения в минуты отдыха, но часто заключали в себе своеобразный настрой на работу, то есть реальную помощь. Задорные ритмы «Утренней гимнастики» помогали нам бороться с невесомостью на бегущей дорожке, велоэргометре. Песня «Лучше гор могут быть только горы» стала девизом в нашей работе по съемке ледников и горных массивов планеты. Неудержимая страстность песни «Мы вращаем Землю» настраивала на движение вперед, к нашему дню победы — полному выполнению намеченной программы полета.

Когда в наполненные праздничным настроением дни Московской олимпиады пришла горькая весть о безвременной кончине этого талантливого человека, в памяти всплыла мелодия наиболее полюбившейся нам песни «Он вчера не вернулся из боя». В словах этой песни с удивительной достоверностью передана грусть и какая-то душевная опустошенность, возникшая с утратой близкого человека, который был рядом, был привычен, неотделим и которого уже нет.

Александр ИВАНЧЕНКОВ,

дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР

Книга избранной поэзии Владимира Семеновича Высоцкого и воспоминаний о нем предваряется словами летчика-космонавта СССР, дважды Героя Советского Союза Александра Сергеевича Иванченкова. Космонавт вспоминает, как поддерживали его в жизни и работе песни Высоцкого. Но, думается, в этом могли бы признаться еще многие и многие люди разных профессий, разного возраста, темперамента, различного жизненного опыта, для которых творчество поэта стало неотъемлемой частью духовной жизни. В чем секрет такой небывалой популярности?

Владимир Высоцкий был нашим современником. Его творческая позиция формировалась в 60— 70-е годы, время трудное и противоречивое. Были в нем успехи и радости, которыми мы вправе гордиться, были болезни, которым теперь поставлен точный диагноз и от которых мы всем миром стремимся поскорее излечиться.

Как бы ни были несхожи герои песен-монологов Владимира Высоцкого, их всегда объединяло нечто общечеловеческое, близкое любому, выражением чего была позиция самого автора — позиция человека, гражданина, патриота, творца. Позиция не надуманная, не показная, а уходящая корнями в реальную жизнь реальных людей. Каждый в его песнях узнавал себя, но себя другого, преображенного, вдруг нашедшего точные слова и выражения, чтобы выплеснуть то, что раньше лишь расплывчато и смутно ощущалось, но, не умея выразиться, мертвым грузом лежало на душе. Меткие, единственно верные слова, безошибочно передающие суть, били прямо в цель, душа просыпалась и обретала зоркость, позволявшую ей различать недоступные прежде черты, цвета, оттенки. Но, в буквальном смысле вживаясь в образы людей, от лица которых он исполнял свои песни-монологи, он всегда был самим собой, поэтому даже в тех песнях, от которых публика давилась смехом, проскальзывали нотки грусти, а после песен, полных тоски, оставалось светлое чувство. Высоцкий мог петь о самых обыденных, даже «низменных» с точки зрения «высокой поэзии» вещах, но и тогда мощь его таланта возвышала любую тему. Он вбирал, впитывал в себя тот самый мир, в котором мы живем и который уже примелькался нам с вами, и возвращал его обогащенным своей личностью.

Со временем появятся, конечно, серьезные исследования критиков и литературоведов, они со знанием дела разберут все стороны творчества Владимира Высоцкого. А пока что обратим внимание читателей лишь на одно немаловажное обстоятельство. Многие из его лучших, как теперь говорят, «программных» стихотворений написаны в середине 70-х годов, но и сегодня, десятилетие спустя, они звучат современно, будто созданы в наши дни.

Он не вернулся из боя[1]

Владимир Высоцкий был одинок. Более одинок, чем многие себе представляли. У него был один друг — от студенческой скамьи до последнего дня. О существовании этой верной дружбы не имели и понятия многочисленные «друзья», число которых сейчас, после смерти поэта, невероятно возросло.

Откуда взялся этот хриплый рык? Эта луженая глотка, которая была способна петь согласные? Откуда пришло ощущение трагизма в любой, даже пустяковой песне? Это пришло от силы. От московских дворов, где сначала почиталась сила, потом — все остальное. От детства, в котором были ордера на сандалии, хилые школьные винегреты, бублики «на шарап», драки за штабелями дров. Волна инфантилизма, захлестнувшая в свое время все песенное творчество, никак не коснулась его. Он был рожден от силы, страсти его были недвусмысленны, крик нескончаем. Он был отвратителен эстетам, выдававшим за правду милые картинки сочиненной ими жизни. Помните: «…А парень с милой девушкой на лавочке прощается»? Высоцкий — «Сегодня я с большой охотою распоряжусь своей субботою». Вспомните: «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить…» Высоцкий — «…А мне плевать, мне очень хочется!» Он их шокировал и формой, и содержанием. А больше всего он был ненавистен эстетам за то, что пытался говорить правду, ту самую правду, мимо которой они проезжали в такси или торопливым шагом огибали ее на тротуарах. Это была не всеобщая картина жизни, но этот кусок был правдив. Это была правда его, Владимира Высоцкого, и он искрикивал ее в своих песнях, потому что правда эта была невесела.