V
— По примеру правительства, которое создало пост «посредника», чтобы смягчить отношения между Администрацией с большой буквы и всеми теми, кто на нее жалуется, я решил, припоминая твои обличающие речи, что «Суар» может поступить так же и что в качестве «посредника» ты самое подходящее лицо.
Это предложение и удивило и обрадовало Пьера: он вспомнил, что даже голос его слегка дрожал, когда он спросил:
— И как ты представляешь себе мои функции?
— Ты мне часто говорил, что большая популярная газета должна, в частности, защищать своих читателей против несправедливости, должна быть эдаким рупором народного гласа, чтоб его слышали те, кто правит нами, и чтоб это влияло на их решения. Если хочешь ты мог бы стать рупором всех жертв несправедливости или нападок, которые слишком слабы или бедны, чтобы к ним прислушивались. Это новая рубрика. Я даже нашел ей название, используя твое имя, которое так удачно звучит. Она могла бы называться «Сен-Жюст требует справедливости» [1].
Ты сможешь использовать Риотта, твоего лучшего друга, и Лоретту Паскье, которая, не сомневаюсь, будет в восторге работать с тобой. Что ты на это скажешь? — И, уверенный, что выиграл, Эстев добавил: — Таким образом, ты имеешь все козыри, чтобы меньше чем через год стать знаменитым журналистом.
Пьер припомнил, что эта последняя фраза дала ему возможность ответить так, чтобы не создавалось впечатления, будто он уступил первому же натиску.
Он согласился, что предложение весьма интересное, подчеркнув, однако, что ему совершенно безразлично, быть знаменитым или нет.
Далее спокойным голосом, чтобы показать своему дяде, что он тоже может хладнокровно говорить о делах, он добавил:
— Хорошо, я беру обратно свою отставку, но временно. В ожидании того, как все это будет выглядеть на практике. В то же время я не отказываюсь ни от чего, что я говорил всегда о том, как делается твоя газета. Я не осел, которого можно заставить идти, показывая ему морковку. Создание этой рубрики я рассматриваю как уступку, которую ты делаешь моим принципам. Деньги и слава меня не интересуют. Единственное, что мне важно, — это чувствовать, что я приношу пользу.
— Браво, — сказал Эстев, поднимаясь и давая этим понять, что пора идти спать.
... Ворота Сен-Клу приближались, и Пьер отвлекся от своих воспоминаний. Он остановился, чтобы заполнить бензобак машины. Но стоило ему продолжить путь, как ночной разговор в Менкуре снова занял его мысли. Он опять видел себя останавливающим дядю в дверях кабинета вопросом:
— А Гонин? Ты подумал о нем? Как он отнесется к этому?
Эстев улыбнулся:
— Представь себе, подумал. И, как ты подразумеваешь своим вопросом, он вряд ли будет в восторге. Безусловно, между моим заведующим отделом информации и тобой мало контакта. Я хочу сохранить тебя, но не хочу терять и его. Он, быть может, большой хитрец и льстец, но зато работяга. Он всегда на месте, когда нужен. Внимательно следит за всеми делами, и его нюх помогает ему безошибочно определять липовые сенсации, которые могут так легко скомпрометировать газету. Я знаю, и ты тоже это знаешь, что он называет тебя папенькиным сынком и считает тебя донкихотом; я знаю также, что он неравнодушен к Лоретте, что является дополнительной причиной для него, быть может самой сильной, не любить тебя. Но какой бы он ни был, я ценю его. Поскольку твоя рубрика неизбежно в какой-то момент залезет в его огород, я решил добавить примечание в приказ о твоих новых обязанностях. Там будет сказано, что Поль Гонин назначается главным редактором, директором отдела информации газеты. С моей точки зрения, это лучший способ нейтрализовать его и избежать между вами стычек, которые повредили бы общим интересам.
Вспоминая эту сцену, Сен-Жюст улыбнулся, потому что он прекрасно знал, что весь этот план Эстев сымпровизировал очень ловко, чтобы не затронуть ничьего самолюбия. Желая в этом смысле отдать должное дяде, Пьер ответил, демонстрируя свою добрую волю:
— Я не забываю, что нахожусь в подчинении Гонина, я буду держать его в курсе относительно всех проектов. касающихся моей рубрики. — И добавил: — Но если я вступаю в эту игру, то я рассчитываю на тебя, чтоб он поступал так же. И чтоб он не ставил мне палки в колеса.
Эти воспоминания позволили Пьеру выехать из Парижа без особого раздражения. Они привели его в хорошее настроение, и, выехав на шартрскую дорогу, он с удовольствием предвкушал, что это маленькое путешествие не окажется бесполезным.
VI
Ливень начался, когда Пьер проехал мост Сен-Клу. На автостраде Пьер обогнал несчастного мотоциклиста, не достигшего и семидесятикилометровой скорости, совершенно ослепленного дождем. Он бросил на него быстрый взгляд, поздравил себя с тем, что едет в закрытой машине, но приметил, что мотоциклист одет совершенно не по погоде.
Затем он выругался про себя в адрес «Гордини». Лоретта абсолютно не разбиралась в технике — баллоны были плохо накачаны, тормоза изношены, свечи плохо работали. «Какая телега, — вздохнул он. — Eще хорошо, что она катится».
В Шартре он легко нашел отель «Авианосец». «Странное название», — подумал он, останавливая машину. Дождь перестал. Но Пьер еще больше удивился, когда увидел Кандидо, ожидавшего его в холле. Это был высокий худой парень лет восемнадцати, с открытым лицом и смелым взглядом черных глаз. На нем был тренировочный костюм и кеды. Рядом стояла спортивная сумка. Сен-Жюст не мог скрыть удивления.
— Странная одежда для работника отеля...
Кандидо улыбнулся и объяснил:
— Я закончил дежурство и собираюсь на тренировку.— И добавил: — Я ведь футболист. Играю центральным нападающим в «Шартр-Велоспорт» — клубе третьей лиги. Через час я должен быть на стадионе. Но я успею вам все рассказать.
Первое впечатление Сен-Жюста было благоприятным. Право же, этот Кандидо был очень симпатичным и, несмотря на свой акцент, изъяснялся на хорошем французском, точно выбирая выражения. Парень был бесспорно умен.
Сен-Жюст огляделся. Они стояли друг против друга в банальном холле тихого маленького провинциального отеля. Он сказал Кандидо:
— Где бы мы могли спокойно поговорить?
Кандидо пожал плечами и ответил:
— Думаю, что спокойнее всего нам будет в вашей машине.
Мысль была неплохой. Подхватив свою сумку, Кандидо бросил ее на заднее сиденье и занял место рядом с Сен-Жюстом.
— Это произошло сегодня утром часов в одиннадцать, — объяснил он. — Они сняли два сообщающихся номера, а я убирал в одном из них. Я отчетливо услышал голос, который говорил: «Я собрал вас здесь, а не в Париже или Ле-Мане, потому что здесь нас никто не увидит. Вот о чем идет речь: по причинам, которые касаются лишь меня, я решил, что через пятнадцать дней в Ле-Мане некоторые машины не должны финишировать и тем более выиграть».
В этот момент я, как дурак, уронил свою метлу, и тот же голос сказал: «В соседней комнате наверняка какая-нибудь горничная. Франк, пойди-ка выстави ее оттуда — пусть идет убирать в другие место».
Когда Франк, здоровый черноволосый парень с тонкими усами, велел мне уйти, я притворился, что не знаю французского, и ответил ему по-португальски. К моему большому удивлению, он ответил мне на моем же языке и спросил, давно ли я во Франции. Я ответил, что пятнадцать дней. Он успокоился и сказал мне по-португальски, чтобы я уходил. Затем вернулся в другую комнату, и я слышал, как он сказал: «Порядок... Это какой-то португальский мальчишка, который не понимает ни слова по-французски».
— Это все? — не удержался разочарованный Сен-Жюст.
— Нет, — ответил Кандидо с упреком. — Иначе я не позволил бы себе беспокоить вас.
1
«Жюст» в переводе с французкого языка означает «справедливый», а «жюстис» — справедливость. На этом основана игра слов, о которой говорит Эстев.