— О, что вы, — ответил Фелл. — Нет, нет! Что вы…

Алан облегченно вздохнул.

— Право же, я очень рад, — сухо ответил Данкен. — Но, может быть, теперь вы скажете, в чем состоит ваше предложение, которое могло бы заинтересовать меня?

— Оно касается благосостояния ваших клиентов. Короче говоря, всей семьи Кемпбеллов, — Фелл снова рассеянно продул свою трубку. — Дело в том, что я могу доказать: Алек Форбс был убит.

— Доказать? Каким образом?

— В моих руках то, с помощью чего было совершено убийство Форбса.

— Но ведь Форбс повесился на поясе своего халата!

— Мистер Данкен, если бы вы познакомились с трудами лучших специалистов по криминалистике, то увидели бы, что все они сходятся в одном: нет ничего труднее, чем решить, повесилась жертва сама или была задушена и лишь потом повешена, чтобы создать видимость самоубийства. Именно так обстояло с Форбсом — на него напали сзади и задушили. Чем — я не знаю. Может быть, галстуком или шарфом. Потом убийца занялся оформлением сцены. Будь эта работа доведена до конца достаточно тщательно, никто не отличил бы от настоящего самоубийства, однако убийца допустил одну роковую ошибку, правда, в данном случае неизбежную.

— Да подумайте же еще раз, вспомните о зарешеченном окне… И что это за таинственное «доказательство»? Кто этот загадочный убийца? — Данкен нахмурился. — Вы знаете его?

— Разумеется, — сказал Фелл.

— И все равно, это еще не доказывает, — продолжал адвокат, постукивая косточками пальцев по столу, — что Энгус покончил с собой.

— Верно. Но если станет известно, что Форбса убили, это, естественно, дезавуирует оставшееся после него письмо — напечатать на машинке его мог любой, и сделано это на самом деле убийцей. Как посмотрит на все полиция?

— Что вы, собственно, хотите сказать?

— Стало быть, вы выслушаете мое предложение?

— Я выслушаю все, что угодно, — ответил адвокат, подошел к стулу и сел, — если вы дадите мне хоть какую-нибудь зацепку. Кто убийца?

— Собственно говоря, — ответил Фелл, — я думаю, что он уже в доме и в любую секунду может постучать в эту дверь.

Кетрин испуганно посмотрела на Алана. В комнате было жарко. Какая-то отчаянная муха жужжала на оконном стекле за накрахмаленной занавеской. В тишине они ясно услышали стук шагов в зале.

— Это может быть только наш друг, — все так же бесстрастно сказал Фелл. Потом он громко крикнул:

— Мы в гостиной! Входите!

Данкен привстал, от волнения сжав кулаки с такой силой, что Алан услышал, как хрустнули суставы. Между тем, как послышались шаги, и тем, как повернулась дверная ручка и открылась дверь, прошло всего пять или шесть секунд, но впоследствии Алан вспоминал о них, как о самом долгом в его жизни ожидании. Казалось, что таинственно поскрипывает каждая доска и все предметы в комнате преисполнены такого же нетерпеливого ожидания, как и бьющаяся о стекло муха.

Дверь отворилась.

— Вот убийца, — сказал доктор Фелл и показал на мистера Уолтера Чепмена, представителя страхового общества «Геркулес».

Яркий солнечный свет позволял различать малейшие детали. Невысокая коренастая фигура в темно-синем костюме, белокурые волосы, румяное лицо, голубые глаза. В одной руке Чепмен держал шляпу, другой поправлял галстук. Он дернул головой, словно уклоняясь от удара.

— Что вы сказали? — тихо спросил он.

— Я сказал — заходите, мистер Чепмен, — ответил Фелл. — Или лучше, мистер Кемпбелл? Ведь ваше настоящее имя Кемпбелл, не правда ли?

— О чем, черт возьми, вы говорите? Не понимаю!

— Два дня назад, — продолжал Фелл, — когда я увидел вас впервые, вы стояли точно на том же месте, что и сейчас, а я находился у окна — помните? — и рассматривал фотографию Энгуса Кемпбелла. Нас еще не успели представить друг другу. Я поднял глаза от фотографии и увидел такое поразительное, бросающееся в глаза семейное сходство, что спросил у вас: «А вы — который из Кемпбеллов?»

Алан тоже вспомнил это. Вместо стоявшей перед ним невысокой плотной фигуры он представил невысокую плотную фигуру Колина или Энгуса, а белокурые волосы и светлые глаза — вот оно! — превратились в волосы и глаза Роберта Кемпбелла со снимка в семейном альбоме. Все расплывалось и смешивалось, словно отражение в воде, пока не слилось в единое целое в находившемся перед ним человеке.

— А сейчас он никого вам не напоминает, мистер Данкен? — полюбопытствовал Фелл.

Адвокат бессильно опустился в кресло и, нащупав ручки, вцепился в них.

— Роберта Кемпбелла, — сказал он. Это прозвучало не как восклицание и не как вопрос, а как простая констатация факта. — Вы сын Роберта Кемпбелла.

— Я настаиваю, чтобы… — начал Чепмен, но Фелл прервал его.

— Разрешите напомнить вам еще кое-что.

Фелл взглянул на Кетрин и Алана.

— По-моему, это вам Элспет сказала, что Энгус Кемпбелл безошибочно узнавал родственника, даже если бы тот «закоптил себе лицо и говорил по-иностранному». Хотя и в меньшей степени, но этой способностью обладает и Элспет.

Теперь Фелл поглядел на Данкена.

— Поэтому мне показалось любопытным, что, по вашим словам, мистер Чепмен всегда избегал Элспет, я решил, что тут стоит присмотреться повнимательней. Шотландская полиция не может пользоваться услугами Скотленд Ярда, у меня же есть такая возможность. Несколько часов назад, когда мой друг, инспектор Хедли, получил ответ на посланный им запрос, я узнал правду о мистере Уолтере Чепмене.

Доктор Фелл вынул из кармана покрытый неразборчивыми каракулями конверт, надел очки и посмотрел на Чепмена.

— Ваше настоящее имя — Уолтер Чепмен Кемпбелл. Заграничный паспорт под номером 609348 выдан в Южно-Африканском Союзе. Восемь лет назад вы приехали в Англию из Порта Элизабет, где и сейчас живет ваш отец, Роберт Кемпбелл, хотя он уже очень слаб и тяжело болен. Вы отказались от своей фамилии, потому что она могла вызвать неприятные воспоминания в страховом обществе «Геркулес», где когда-то работал ваш отец. Два месяца назад (как вы сами говорили, насколько мне известно) вас перевели из Англии в Глазго и назначили руководить филиалом фирмы. Здесь вы, естественно, познакомились с Энгусом Кемпбеллом.

Уолтер Чепмен облизнул уголки рта, на его лице застыла недоверчивая улыбка. Бросив быстрый взгляд на Данкена, словно желая убедиться, как воспринял все это адвокат, он снова перевел его на Фелла.

— Не говорите глупостей, — сказал Чепмен.

— Вы ставите под сомнение эти факты, сэр?

— Кроме того, что я по причинам, касающимся только меня, не пользуюсь своим полным именем, что еще, ради Бога, я, по-вашему, совершил? — возразил Чепмен, чувствуя себя явно неловко. — Хотелось бы знать, доктор Фелл, неужели вы и двое офицеров подняли меня среди ночи в данунской гостинице только ради того, чтобы задать пару идиотских вопросов о правилах страхования? Но оставим это. Я повторяю: ради Бога, что, по-вашему, я сделал?

— Помогли Энгусу Кемпбеллу спланировать самоубийство, — произнес Фелл, — пытались убить Колина Кемпбелла и убили Алека Форбса.

Кровь отлила от лица Чепмена.

— Смешно. Я даже не знал Форбса.

— И никогда не бывали возле его дома на берегу Коу?

— Никогда.

Доктор Фелл опустил веки.

— В таком случае вы, вероятно, не рассердитесь, если я расскажу, как, по-моему мнению, все происходило. Как вы сами рассказывали, Энгус, заключая свою последнюю страховку; посетил вашу контору в Глазго. Я убежден, что он видел вас и раньше. Он заявил, что вы сын его младшего брата, вы, вероятно, отрицали, но в конце концов вынуждены были это признать. Этим Энгус, естественно, делал свой план втрое надежнее. Энгус никогда не полагался на случай. Он знал вашего отца как прожженного пройдоху и достаточно хорошо разбирался в людях, чтобы понять, что яблочко недалеко упало от яблони. И когда он заключал эту последнюю, дополнительную страховку, которая была, пожалуй, лишь предлогом для встречи с вами, он подробно объяснил, что ему нужно. Энгус был уверен, что страховое общество поручит вам расследование подозрительного случая. Если бы что-нибудь пошло не так, вы были бы на месте и уладили все. У вас имелось достаточно оснований помочь Энгусу, ведь он объяснил, как это поможет семье. После смерти Энгуса лишь шестидесятипятилетний Колин стоял бы между наследством почти в восемнадцать тысяч фунтов и вашим отцом, то есть в конечном счете вами. Энгус мог сослаться на семейную солидарность, которая для него была свята. Для вас, мистер Чепмен Кемпбелл, она святой не была. Однако вы сразу поняли, что можете изжарить на этом огне и свое собственное жаркое: если умрет Энгус, а потом и Колин…