И вдруг, в январе 1863 года, вспыхнуло польское восстание. Конечно, отсутствие у крупного европейского народа государственности было несправедливо. Понимали это и в России. Ведь вовсе не российские императоры были инициаторами разделов Польши. Подобные проекты предлагались западными доброхотами еще Петру I, но он решительно их отверг. И лишь под давлением Пруссии, а также ввиду ужасного положения православных в Речи Посполитой, Екатерина Великая пошла на раздел этого государства. Но поляки не были угнетенным народом в Российской империи. Они занимали государственные и военные должности, в том числе и самые высокие. Князь А.Е. Чарторыский в начале XIX века был министром иностранных дел России. В 1815 году Александр I даровал полякам конституцию, одну из самых либеральных в мире. Этот народ имел значительную автономию, собственное войско. Лишь восстание 1830–1831 годов привело к существенному ограничению самоуправления Царства Польского. Католическая церковь не только не ущемлялась в России, но и находилась в куда лучшем положении, чем во многих европейских странах, охваченных волной секуляризацией. Предводителям нового мятежа было мало восстановления независимости своей страны. Они желали присоединить к ней исконные белорусские и украинские земли. Набившие оскомину разговоры о неких «белорусских идеях» Калиновского имеют лишь косвенную основу. Ни в «Мужицкой правде», ни в других своих работах этот революционер-фанатик не подымал открыто белорусский национальный вопрос. Более того, идеализация Калиновским времен королевской Речи Посполитой вызывает лишь недоумение. Руководители восстания мечтали о ликвидации Российской империи с тем, чтобы возрожденная Великая Польша заняла ее место на мировой арене. Так, Сераковский планировал «с музыкой» пройти через центральные российские губернии и поднять бунт в Поволжье. Таким образом, восстание было не только и не столько национально-освободительным, сколько экспансионистским. И это вполне отвечало интересам некоторых западных государств. В апреле и июне 1863 года Англия, Австрия, Голландия, Дания, Испания, Италия, Османская империя, Португалия, Швеция и Папа Римский предъявили российскому правительству ультиматум, требуя пойти на уступки полякам. Казалось, что Россия, ослабленная Крымской войной, вступившая в пору великих преобразований, не устоит. Даже государыня Мария Александровна искренне считала, что Царство Польское утеряно…

К моменту начала мятежа правителем Литвы и Беларуси на протяжении семи лет был В.И. Назимов, человек добрый и старательный, но уж очень нерешительный. При нем в крае буйным цветом расцвела антироссийская пропаганда. Православные подвергались оскорблениям со стороны польских обывателей. Когда из Царства Польского в Беларусь был «экспортирован» мятеж, Назимов шарахался от прямого попустительства инсургентам, как тогда называли повстанцев, до непоследовательных запретительных и репрессивных мер, которые, впрочем, не имели никакого действия.

Зимой-весной 1863 года в патриотических кругах все чаще стала называться фамилия Муравьева в качестве кандидата в виленские наместники. По воспоминаниям, решающее слово сказал мудрый канцлер А.М. Горчаков, рекомендовавший Александру II отважиться на подобное кадровое назначение. Государь лично пригласил Муравьева к себе 28 апреля 1863 года и через два дня назначил его виленским, гродненским и минским генерал-губернатором, командующим войсками Виленского военного округа с полномочиями командира отдельного корпуса в военное время, а также главным начальником Витебской и Могилевской губерний

Отъезд М.Н. Муравьева из Петербурга был обставлен как отправка былинного героя на битву. Митрополит, встретив его, промолвил: «Имя тебе — Победа!». Сам будущий граф помолился в Казанском соборе и приложился к чудотворной иконе Казанской Божьей Матери. По приезде же в Вильно Михаил Николаевич первым делом отправился поклониться мощам Св. Виленских мучеников в Духов монастырь, а затем к знаменитому митрополиту Иосифу Семашко, в свое время положившему конец униатскому безумию.

Новый генерал-губернатор начал с подбора команды. Прежние чиновники, продемонстрировавшие свою неэффективность, были отстранены. Муравьев сумел воспитать целую когорту блестящих администраторов и управленцев. Среди них следует отметить, прежде всего, попечителя Виленского учебного округа И.П. Корнилова, начальника тайной полиции ротмистра Шаховского, генералов Лошкарева, Соболевского, Панютина, полковников Макова, Черевина, Неелова, занимавшегося разбором судебных дел. К «муравьевской плеяде» можно отнести и К.П. Кауфмана, сменившего Михаила Николаевича на посту главного начальника Северо-Западного края. Впоследствии генерал Кауфман стал широко известен как покоритель Туркестана. Все это были верные сыны Отечества, благородные люди и достойные граждане.

В свои 67 лет генерал-губернатор установил и для себя, и для подчиненных ему чиновников беспощадный рабочий режим, который позволял максимум усилий тратить на развитие вверенного ему государем и Отечеством края. Михаил Николаевич вставал в 6 часов утра, в 7 часов он уже приступал к работе, занимаясь делами до пяти вечера, затем делал 4-часовой перерыв на обед и отдых и вновь работал до часа ночи.

Генерал-губернатор в своей деятельности придерживался кредо, которое может быть поучительным и для современных государственных деятелей: «Нам не следует опасаться внутренних и внешних врагов России в правом деле, в котором за нами историческая истина и самый народ». Первые шаги Муравьева, по прибытии в Вильно были жесткими — того требовала военно-политическая ситуация. В крае вводилось военное положение. В уездах власть переходила в руки военно-полицейских управлений, причем первейшей их задачей было ограждение местного населения от мятежников. Прибег Муравьев и к мерам устрашения, которые могут показаться жестокими — публичным казням. Но им подвергались лишь закоренелые мятежники и убийцы. Публичность совершения казни должна была подчеркнуть решимость власти пресечь крамолу в крае. До этого местные поляки не верили, что власти проявят достаточно воли в подавлении мятежа. Так, один из главных предводителей мятежников Сераковский, которого пытаются изображать мужественным героем, когда узнал, что его ожидает военно-полевой суд, прикинулся сумасшедшим, жаловался на галлюцинации и жар, бесконечно требовал врачей, обследования. Вскоре стало очевидно, что наказания ему не избежать, поскольку он был не только главой мятежников, но и российским офицером, изменившим присяге. Этот горе-полководец намекал на свои связи в высших европейских кругах, грозил гневом Запада. Вплоть до последнего мгновения он не верил, что приговор свершится, а когда осознал это, то закатил на эшафоте истерику.

Касательно вопроса о смертных казнях, нужно сказать, что все они совершались лишь по приговорам военно-полевых судов, после тщательного разбирательства. Так, следствие по делу Калиновского длилось больше месяца после его ареста. Вообще, читая описания убийств и прочих преступлений, совершенных мятежниками, поражаешься сдержанности российских властей. Главари банд, поняв, что белорусское население не оказывает им никакой поддержки, буквально зверели. Невинных людей резали, забивали кольями, пиками, косами, убивали в городских подворотнях. Среди жертв — православные священники, солдаты и офицеры, крестьяне, помещики, отошедшие от мятежа. О размахе террора свидетельствуют слова одного из приказов мятежников, авторство которого приписывается Калиновскому: «Пан будет лихой — пана повесим, как собаку! Мужик будет плохой — то и мужика повесим…». И вешали. Доподлинно известно, что в боях с мятежниками отдали свои жизни 1174 российских солдат и офицеров. Точного же числа жертв повстанческого террора не известно до сих пор. Исследователи называют разные цифры: от нескольких сотен до многих тысяч. Кстати сказать, террористические группы мятежников назывались «кинжальщики» и, особо подчеркнем, «жандармы-вешатели». Так что своему главному врагу эти господа дали прозвище, что называется, по Фрейду.