…За большим, искусно инкрустированным столом из палисандра, утопая в мягком кресле, сидел человек. Он был уже не молод, слегка полноват, его волосы и аккуратно подстриженные усы были наполовину подернуты сединой. Дорогой костюм, золотой перстень с черным матовым камнем, кубинская сигара в руке — все это вкупе с острым, пронизывающим насквозь взглядом, внушали почтение, и даже страх двум сидящим напротив него мужчинам. За окном сгущались серые тучи, предвещая ливень, завывал ветер, вдалеке раздавались первые раскаты грома, в комнате же было светло от нескольких ламп, расставленных по периметру, и жарко от огня, мирно потрескивающего в камине в углу.

Хозяин кабинета затянулся сигарой, откинулся в большом кожаном кресле и, выпустив струйку дыма в потолок, произнес:

— Итак, вы выслушали мое задание. Теперь повторим все по шагам. Что вам нужно сделать?

— Выкрасть мадмуазель Легранд и мадмуазель Готьер из пансиона, — поспешно ответил один из мужчин, невысокий, плотный брюнет средних лет с бегающими маленькими глазками, которого звали Бернар Мэтье.

Человек в кресле негодующе передернул плечами и процедил сквозь зубы:

— Не из пансиона, придурок. Там всё и все на виду, как на ладони. А на ночь все ходы и выходы закрываются так, что мышь не проскочит. Выкрасть девчонок оттуда нелегко. Необходимо подождать следующего воскресенья, когда учениц выпускают на прогулку в город. Там и привести план к осуществлению. Ясно?

Бернар Мэтье часто закивал.

— Как раз в понедельник, Фабьен Легранд и Эмиль Готьер, два неразлучных друга, — при этих словах человек недобро усмехнулся, — вместе со своими благоверными женушками отплывают в Канаду. Они будут отсутствовать почти два месяца. У вас будет достаточно времени, чтобы устроить все как надо. Тем более, старший сын Легранда остался в Париже. Что дальше, Эдгар? — он вопросительно посмотрел на белокурого молодого человека, сидевшего по правую руку от Бернара.

— Дальше, — Эдгар Руссо выпрямился в свом кресле, — мы передадим девушек вам, в указанное место.

Человек кивнул.

— Простите, хозяин, — встрял Бернар, — а выкуп когда будем просить?

— Выкуп? — усмехнулся тот и на мгновение задумался, а потом протянул: — Всему свое время, Бернар, всему свое время…

… Эдгар Руссо и Бернар Мэтье, когда за ними закрылась дверь, еще ненадолго задержались на крыльце. Уже совсем стемнело, и на улице было безлюдно. Дождь пока так и не начался, но ветер стих, и в воздухе стояла тягучая парность.

— Как мы это сделаем, Эдгар? — обеспокоено спросил Бернар.

— Что сделаем? — лениво поинтересовался его напарник, поправляя шляпу.

— Выкрадем этих девиц, Легранд и Готьер. У нас всего неделя, — перешел на свистящий шепот Бернар.

— Нам платят за это хорошие деньги, не забывай. Поэтому сделаем все как надо. Должны сделать. Что там за пансион?

— Женский пансион при монастыре Сен-Сисиль, для богатеньких, он один такой в Марселе… Считается даже лучше и престижней, чем в Париже… Богачи со всей Франции отдают сюда своих драгоценных дочерей…

В это момент небо озарила яркая вспышка молнии, и упали первые тяжелые капли дождя.

— Ладно, хватит болтать, — прервал его Эдгар и привычным движением подкрутил свои модно стриженые усики, — пошли, а то сейчас дождь польет… — и, не оглядываясь по сторонам, устремился вниз по узенькой улице. Бернар торопливо направился за ним.

Никто из них не заметил, как от стены соседнего дома отделилась тоненькая женская фигура в темном плаще и быстро побежала в противоположную сторону…

МАРСЕЛЬ

апрель — май 1887 года

… Массивное белое здание располагалось на некотором возвышении над морем, рядом с одной из бухт, и целиком утопало в зелени деревьев. Дэвид Паркер соскочил с подножки коляски и прямиком направился к воротам. «Частный закрытый женский пансион при монастыре Сен-Сисиль. Основан в 1830 году», — гласила на воротах табличка с высеченными позолоченными буквами. Дэвид Паркер ухмыльнулся, прочитав эту надпись: его потешала сама мысль о женском образовании. Не сказать, что он был ярым приверженцем патриархальных взглядов, но возникшее в последние годы чересчур сильное стремление некоторых женщин получать высшее образования наравне с мужчинами, вызывала у него, впрочем, как и у большинства представителей сильного пола, улыбку и некоторое недоумение. И хотя данное учреждение давала всего лишь общие знания, он был уверен, что среди его воспитанниц найдутся те, кто пожелает двигаться дальше. Сам он, окончив у себя на родине Кэмбриджский университет, а затем, проучившись еще два года в Сорбонне, уже не раз встречал во время своей учебы девушек-студенток, но близко общаться с этими эмансипированными особами ему не доводилось. Так, продолжая размышлять о современных тенденциях и улыбаться своим мыслям, Дэвид поднялся на крыльцо и вошел в прохладный холл. Вокруг не было ни души. По-видимому, шли занятия. Он нашел глазами лестницу и стал подниматься на второй этаж, его шаги гулко раздавались в тишине. Оказавшись на верху, мужчина медленно пошел по коридору, внимательно рассматривая таблички на дверях. В эту минуту из-за угла выскользнула женщина в одеянии монахини.

— Мадмуазель, — окликнул ее Дэвид, но тут же спохватился: — о, извините, сестра…

Монахиня остановилась и, мягко улыбнувшись, произнесла:

— Да, сын мой…

Дэвида немного покоробило такое обращение, поскольку, поравнявшись с монашкой, он заметил, что та еще молода, во всяком случае, не на много старше его.

— Я ищу директрису этого заведения, мы с ней договаривались о встрече. Это по поводу поставки мебели и оборудования для вашего нового корпуса…

— Пройдемте, я вас провожу, — она жестом пригласила следовать за собой.

Приблизившись к нужной двери, монахиня сама открыла ее и вошла, вновь тем же жестом приглашая Дэвида зайти.

За столом сидела молодая женщина. Она что-то сосредоточенно подсчитывала на листе бумаги. Несколько непослушных прядей ее рыжих волос, которые старательно были собранны в замысловатую прическу, выпали, и женщина периодически заправляла их за ухо.

— Мадам Дюран, — произнесла монахиня. — К вам посетитель, — и тут же вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Директриса подняла голову и посмотрела на Дэвида ярко-голубыми глазами. У нее была молочного цвета кожа, светлые ресницы и брови, и россыпь веснушек на носу, которые свойственны большинству рыжеволосых людей.

— О, вы, наверное, Джон Паркер, — она расплылась в любезной улыбке и протянула руку для приветствия.

— Нет, я Дэвид Паркер, его сын, — поправил Дэвид и поцеловал ее руку. — Я представляю интересы отца во Франции, в частности в Марселе… У нас семейное дело…

— Очень приятно, а я Амели Дюран. Присаживайтесь, — директриса указала на кресло для посетителей рядом со своим столом.

В это мгновение по коридору разнесся громкий звук колокола, а через несколько секунд поднялся гул голосов.

— Это звонок на перемену, — пояснила мадам Дюран, вновь улыбнувшись. — Если не возражаете, мы переждем ее, чтобы нам не мешал лишний шум. Это всего пятнадцать минут.

— Не возражаю, конечно, — улыбнулся ей в ответ Дэвид и поудобнее устроился в кресле, положив папку с документами себе на колени и скрестив руки на груди.

— Может кофе или чай? — предложила тем временем директриса.

— Нет, нет, спасибо…

— Все свободны, — произнес месье Пети, учитель философии, когда раздался звонок, и воспитанницы тут же радостно начали собирать свои учебные принадлежности.

— Я сейчас к директрисе, — сообщила Софи своей соседке по парте и, по совместительству, лучшей подруге Мишель. — Она зачем-то просила зайти…