Так получалось, что он сталкивался по очереди со всеми и здоровался, по пути вспоминая имя этого человека. Люди, не знакомые друг с другом, пожимали руки на ходу, улыбаясь и что-то обсуждая. Он вспомнил всех и всё, что было связано с его жизнью в этом городе.

Он увидел в этой чудесной толпе своих давно ушедших родителей. Мать показывала ему самые лучшие картинки детства, листая их прямо в воздухе. А отец, догнав их, стал рассказывать о своих планах написать роман. Где? Когда? Да и какой роман… Удивляться было как-то неприлично.

Так они и шли по затихающему Парижу, любуясь на подсветку зданий и разноцветные витрины.

Неожиданно они подошли к гигантской стройке. Какая-то машина поднимала груз на несколько десятков метров и отпускала. Звук долбёжки фундамента был отвратительный и не единственный. Где-то сработала сигнализация и вся прелесть вечера завяла. В завываниях и грохоте растворились друзья и родственники, и он почувствовал, что от него требуется какое-то действие.

Громкий стук в дверь и звонок на внутренний телефон у постели прозвучали одновременно. Он опаздывал на рейс Лима — Париж компании LAN Airlines (LA) (LA5100) вылетающий в девять вечера из Лимы.

Полёт был через Мадрид. Одиннадцать с половиной часов туда, затем два часа до Парижа.

По дороге в аэропорт он полуспал, позёвывая на монотонные излияния Доминика. Единственная ценная информация была о том, что в Орли его встречали двое: инспектор уголовного розыска, которому надо было закрыть вновь открытое дело, и бездельник из социальной службы.

Сестра была оповещена о его истории, но пока не подала никаких знаков участия.

«Видимо, опять где-нибудь в командировке», — подумал он. Ну и ладно, это даже лучше.

Попрощавшись с Домиником и загадочно молчавшим Диего, он прошёл на посадку, отметив, что за три года правила сильно ужесточились.

Видно, много случилось разной дряни за это время. Было любопытно замечать все эти новшества. Ещё он заметил, что насыщение электроникой увеличивалось по мере приближения к цивилизации. Ведь у Акиро в доме он даже ни разу и не вспомнил о Даре. Там просто не на что было реагировать. В Лиме мимо него проехало пару новых фольксвагенов. Ничего особенного, только чуть «пораскосистее» предыдущих поколений германцев. Когда его детекторной лопаткой просвечивали на наличие металла, вдруг сильно онемели пальцы. Раздражающий фактор был не только электронный — там ещё сидела много килограммовая туша с насупленным лицом и бездарной татуировкой.

На её лацкане блестела табличка, говорящая, что дама прибыла из американской службы безопасности аэропортов в помощь братьям перуанцам. Её вид нехорошо рекламировал, так называемый, фаст фуд. С гримасой гордости за свою миссию, она отодвинула охранника-перуанца легким движением ребра ладони, и нахально попросила Фема снять обувь. И вот тут Фему в первый раз захотелось нахулиганить.

Просто подмывало это сделать, и он мысленно начал с того, что детекторный приборчик в руках перуанца стал сам по себе пищать. Туша обернулась на это шоу, и какое-то время стояла молча. Затем она протянула руку, и приняла сей жезл. Противный писк тут же исчез, но детектор стал покалывать даму током. Не заметив этого, а батарея, видимо была для неё слабовата, она хмыкнула утробно, и с удовлетворённым лицом, отдала штучку обратно. Ток отключился (чтоб не повредить перуанца), а игрушка опять запищала.

Фем повторил фокус пять раз, пока дама не догадалась уйти за новым жезлом, так и не почувствовав тока. Тем временем перуанец быстро пропустил Фема.

При входе в самолёт Фема попросили проверить размеры багажа. Так как его было не много, всё уместилось в небольшой рюкзак, который Фем взял ручной кладью. И вот его то размеры не удовлетворили строгую тётю на контроле.

Обидно, но пришлось немного подпортить им регистрационный компьютер. Когда в панике персоналу стало не до него, Фем удачно проскочил в самолёт.

Заняв своё место у окна Фем решил больше не испытывать судьбу, и не переусердствовать со своим умением. Тем более, в самолёте это было попросту опасно.

Однако, когда самолёт начал разгон, стюардессы, как водится, попросили выключить всех мобильные телефоны. Сидящая рядом бабушка, видимо, и не знала, как отключить телефончик. Фему пришлось, незаметно косясь на вбок и вниз, помочь ей отключится. Она и не удивилась. Ну мало ли чего эта машинка сама вычудит…

***

Лететь было немного мучительно — обилие электроники вокруг сильно давило на него. Сильно болела голова и немели руки. Было желание отключить всё это хозяйство, но когда самолёт набрал высоту всё прошло.

Без приключений долетев до Мадрида, Фем отметил, что проблем скрыть свой талант, видимо, не будет. Никто просто не обращал внимание на то, почему вдруг отключилось табло отлётов, или, например, автомат Кока-Колы вдруг стал выплёвывать баночки бесплатно.

Было интересно наблюдать за испанцами, столпившимся вокруг процесса. Самый умный, наконец, употребив необычный набор идиоматических выражений в адрес, как он выразился, «нефтесосов», поднял первую банку. Этими сентенциями он, как бы, оправдал свой поступок в глазах рядом стоящих.

Гордо бросив взгляд на окружающих, он театрально пшикнул банкой и отвернулся. Остальные, как это бывает, уже не мучились. За пять минут, принцип стадности превратил этих симпатичных людей в неуправляемую толпу.

«Кока не обанкротится» — подумал Фем.

«Как и этот банк», — тихо пробормотал он, глядя, как банкомат Bank Caixa стал расплачиваться со стройной испаночкой чрезмерным количеством купюр. Красотка оказалась ещё и довольно сообразительной. Пауза в её действиях была рекордно минимальной. Кинув микро-взгляд на камеру рядом, она собрала всё вылезшее из щели в сумочку и ретировалась.

Наградив её за красоту и сообразительность, Фем посмотрел на камеры слежения. А об этом стоило подумать. Ведь они были практически везде, и для него особенно, они были опаснее всего. Любому умнику, сидя перед монитором, будет нетрудно запомнить его лицо, повторяющееся в местах, где происходят интересные события. Надо быть намного осторожнее, чем он был раньше.

А ещё, было бы неплохо изучить их электронную начинку, и придумать как их обмануть.

Мысли о Даре теперь не покидали его ни на минуту. Ясно было, что никогда, и ни при каких обстоятельствах он не будет использовать Дар во вред обычным людям или ради своего обогащения. Это было настолько очевидно, насколько и мысль о том, что некто передал ему не только новую силу, но и обязательства.

Он не был сильно верующим ни в одно, ни в другое. Его преследовала по жизни, обычная для его поколения, необходимость увидеть, пощупать, и только потом принять как знание. И вот теперь судьба преподнесла такую возможность — и потрогать, и даже наиграться всласть маленьким чудом. При этом не имея никаких объяснений, как это происходит.

Его былые представления об этом мире рушились на глазах. Не то что бы он создал какую-нибудь систему понимания, или примкнул куда-то, нет. Скорее, он пока только надломил свои прежние стереотипы мышления, и открылся для принятия чего-то нового, что пока ещё закрыто за семью печатями.

Фем почему-то вспомнил старика Акиро. Звездочёт был определённо не простым тюремщиком. Он был связным. Но как правильно артикулировать то, о чём в голове пока лишь туман?

Разброд в мыслях не требовал принятия каких бы то ни было быстрых решений, и он решил оставить муки самоопределения на потом.

А пока… ведь разве плохо, пользуясь своим новым качеством, раздавить локальную гидру, или наказать, например, небольшую горгону? Не идти же на вселенского змея, в конце концов…

В Мадридском аэропорту наверняка есть карманники. Но времени на их поиски было в обрез, да и представления о том, как он их накажет, у Фема не было. И он засобирался на пересадку.