Из-за угла показались две фигуры. Маленькие, сгорбленные, двигавшиеся на корточках спиной вперёд. Что-то делавшие руками на асфальте. Голоса бормотали молитву. Искажённую почти до неузнаваемости, но адресованную Дарзи-Нянильг… Что за…

Лесник шагнул вперёд. Увидел обращённую к нему морду – клочья спутанных волос, чёрный звериный нос, оскаленные длинные клыки. Твари вскочили. И бросились наутёк.

– И кто же вас такому научил? – спросил Лесник, вертя в руках резиновую маску. Разговор происходил неподалёку, в кустах, где он догнал беглецов.

– Бабушка, – сказала темноволосая девочка. Темноволосый мальчик, похожий на неё лицом, неприязненно молчал.

– Интересные сказки она внукам рассказывает…

– Это не сказка, – сказала девочка твёрдо. – Это было. Дарзи не хотела, чтобы Казбуга ушёл от неё – и обвела огромным кругом. Бабушка говорит, что следы круга есть, каждый может увидеть…

Все понятно. Вариант одной из кавказских легенд о Дарзи-Нянильг… Отголоски её несёт в себе и другой тамошний обычай. Кавказский меловой круг. Поссорившиеся мужчины решают все спорные вопросы вдвоём, внутри замкнутой белой линии, и не могут её переступить, пока так или иначе не закончат вражду.

– Понятно, – сказал Лесник. – Но кого хотите удержать вы?

– А это наше дело! – выкрикнул мальчик. Девочка была более словоохотлива. Но объясняла ситуацию не слишком внятно:

– Отец… он… мы… чтобы, если захочет…

– Понятно. Не знаю, как ваш круг и молитва подействуют на отца, но одну пожилую женщину вы чуть до приступа не довели, это точно… Нехорошо.

Мальчика прорвало:

– Это все она, она! Из-за неё… Никогда не было! Ведьма! И бабушка говорит: ведьма! Настоящая!

– Ведьм надо сжигать, – сказал Лесник серьёзно. – Настоящих, конечно. Но боюсь, что эта поддельная.

Он вернул девочке маску и спросил:

– А маскировка такая к чему? Ведь действительно до инфаркта напугать недолго, если кто в темноте увидит.

Девочка смутилась.

– Ну… Надо ведь в полночь… самим страшно… А маски нам к карнавалу купили, мы надели – и вроде не так боимся…

– Вы все-таки поаккуратней. Ладно, извините, что напугал. Желаю удачи… …Уходя, Лесник остановился у окружавшей дом линии. Подумал несколько секунд, поднял обронённый детьми кусок мела и быстро изобразил вдоль черты цепочку из семи рун – удерживающее заклинание.

Ерунда, конечно, сам он ни во что такое не верил… Но вдруг поможет? Ночь шептала что-то листьями старых лип. Вдали играла музыка. Лесник шёл к дому.

Дурак ты, а не Серый Волк, думал он.

Старый, подозрительный дурак… У неё шрам, маленький поперечный шрамик на переносице – вот и носила эти ненужные очки, прикрывала. А бесформенная кофточка – так попробуй, просиди целый день за библиотечной стойкой – когда каждый прыщавый студент пытается определить номер бюстгальтера… И изучала она тебя в твоей же манере – несла всякую чушь и смотрела на реакцию. Сам ведь первым начал… И многое высмотрела, кстати.

Но самое главное – не задумываясь, бросилась на нож, когда решила, что он направлен тебе в сердце. Дурак ты, Лесник…

Он остановился, мгновенно прекратив самобичевание. Напряг слух. Дыхание? Так и есть… В его комнате кто-то был. Этот кто-то неподвижно сидел в темноте – из окна ни лучика света. Лесник медленно, осторожно поднялся на крыльцо. Бесшумно, хотелось надеяться… Но слух у пришельца оказался тонкий – из комнаты донеслись несколько тактов «Турецкого марша», почти неслышно пробарабаненные подушечками пальцев.

Лесник вошёл, перестав таиться.

– Не надо включать свет, – произнёс знакомый голос. Ладно хоть продолжения про пробки не последовало. – Зажги свечу, она на столе.

Жёлтый круг света затрепетал испуганно, словно и он боялся человека, сидевшего у стола в старом, продавленном кресле.

Человек был огромен – и видно было, что могучие мышцы под изрядным слоем жира не умерли, лишь чуть вздремнули. Чисто выбритый шишковатый череп, давящий взгляд из-под кустистых бровей.

Юзеф. Непосредственный начальник Лесника.

Самый влиятельный член Капитула, почитаемый многими за фактического главу Конторы.

Обер-инквизитор.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Крест Пилата

Аз бо семь, аки она смоковница проклятая: не имею плода покаянию; имею бо сердце, аки лице без очию; и бысть ум мой, аки нощный вран, на нырищи забдех; и расыпася живот мой, аки ха-наонскый царь буестию; и покрыи мя нищета, аки Чермное море фараона.

Слово Даниила Заточника.

Дела минувших дней – V.

Начало

Люди, поверхностно знакомые с историей, уверены, что инквизиция – чисто западное изобретение. И ничем, кроме варварской жестокости, не прославилась. Спорить с ними бесполезно – костёр Джордано Бруно и отречение Галилея их главные, с детства усвоенные аргументы. А на святой Руси такого ни-ни, уверены означенные граждане. Не опускалось, дескать, русское православие до сжигания еретиков. Только мракобесные католики отправляли на костёр безвинных…

Другие – те, что необразованней, – считают отцом русской инквизиции Ивана III, заслужившего прозвище Грозный задолго до своего печально знаменитого внука. Это, несомненно, тоже ошибка. И причина её – сходство внешних признаков.

Костры, на которых слуги Ивана III поджаривали еретиков-жидовствующих, как две капли воды напоминали западные аутодафе. Но все началось раньше, значительно раньше. Дело ведь не в названии и не во внешней атрибутике…

Названий у Русской Инквизиции было много. Когда-то звались инквизиторы княжьими людьми – исполнявшими некие достаточно специфичные функции. Именовались владычными слугами – до того как разругались в тринадцатом веке с митрополией… При Иване IV Грозном носили и название грозное – Святая Расправа (хотя под расправой понимался в те годы просто суд, причём правый). При тишайшем Алексее Михайловиче были отдельным подразделением Сыскных дел Приказа. Пётр Первый, куроча страну на немецкий лад, ввёл официально должность обер-инквизитора Синода – и соответствующую службу. Его преемники (верней – преемницы), заигрывая с Дидро и Вольтером, и должность и службу не то чтоб упразднили, но перестали упоминать – вроде и нет такой…

Но Инквизиция была, есть и будет. И какие бы новые названия не носила Контора, её солдаты называют себя инквизиторами – тоно так же, как звали и зовут себя чекистами наследники упразднённой ВЧК.

Первые письменные упоминания о русской инквизиции относятся ко временам Владимира «Святого». Известно, что этот киевский княвь, до того как стать равноапостольным крестителем Руси и (ревностным христианином – был не менее ревностным яйычником. Речь тут не о многочисленных жёнах и не о гар эмах в трех городах общей списочной численностью в восе льсот наложниц (от этих утех князь не отказался, даже став эавноапостольным крестителем).

Речь о глубокой реформе язычества, проведённой Владимиром за несколько лет до крещения Руси. По сути, впервые была предпринята попытка сплотить единую государственную церковь – языческую. Привести всех волхвов и кудесников, дудящих каждый в свою дуду, к общему знаменателю. Создать цельный и непротиворечивый культ, служащий интересам державы.

За Приказом числились лишь боевики, или, как тогда говорилось, младшие служки Инквизции. Политическое руководство осуществляла организация с названием, напоминающим о домах пионеров: «Кружок ревнителей благочестия». Глава Приказа, Федор Ртищев, внук небезызвестного Гаврилы Ртищева, был одновременно активным членом «Кружка…».

Результаты реформы впечатляли. Вместо почерневших деревянных идолов, таящихся на лесных полянках, – встали роскошные государственные капища в центрах городов («Перун с серебряной головой и золотыми усами»). А языческие священники (кто реформу принял) составили многочисленное сословие, со своей иерархией («волхвы», «чародеи», «кощунники»). Заседали в великокняжеской думе, курировали множество направлений: искусство и сельское хозяйство, медицину и историю, проведение религиозных праздников и многое другое.