Хотя засада не сработала, снимать её было нельзя. Хотя оставаться здесь дольше Юзеф не мог. Слишком много дел, слишком мало людей. Де Лануа, лёгшая на дно, – но не ставшая от этого менее опасной. Сладкая парочка из интернет-клуба. Лесник и Анна. Креатуры.

– Поступили первые результаты из ВМА, – сказал Юзеф. – Полевой агент Радецки был убит музыкантом. Хозяином этой квартиры. Расчленён и частично съеден.

К какому финалу привела Фагота последняя в его жизни трапеза, Юзеф уже знал. Кровь людей, прошедших полный курс СКД-вакцинации, ядовита не для одних комаров… Но про это он говорить не стал. Младшие агенты вакцинацию не проходили.

Бойцы молчали. После обыска в квартире такая весть их ошарашить не могла. Белобрысый Гера смотрел на начальника с лёгким недоумением – работал с обер-инквизитором дольше других и хорошо знал, что бесцельно тот служебной информацией ни с кем не делится. А Юзеф продолжал удивлять:

– Музыкант работал не только на себя. Был поставщиком Мозговеда. У которого в прозвище буква "в" закралась явно по ошибке. Тенятника, питающегося мозгами. Тенятник этот – крайне опасный. Самый опасный объект из всех, что я видел в жизни. В морге мне и Леснику взять его не удалось.

Бойцы молчали. Недоумение Геры сменилось крайним удивлением. Юзеф перешёл к главному.

– Нужны добровольцы, – сказал он. – Остаться здесь. Есть вероятность, что объект заявится сюда в ближайшие сутки. Но – шансов остановить его у вас будет мало.

– Тогда зачем? – спросил Гера.

– Задержать, насколько удастся. Максимально обессилить. И нажать тревожную кнопку…

Самого главного обер-инквизитор не сказал.

– А нельзя к этой кнопке – фугас? Помощнее? – поинтересовался боец со старым шрамом на скуле. – Чтоб если что – так не обидно?

– Можно. Только не поможет. Ночью ой словил две пули в сердце – и остался на ногах, бойкий и прыткий.

Что тенятника убивать нельзя, обер-инквизитор говорить не стал. Пусть попытаются. Пусть в случае чего дерутся в полную силу.

Повисло молчание. Бойцы переглядывались. Впервые на их памяти Юзефу потребовались добровольцы.

– Ну дак, это… – не слишком вразумительно начал другой боец. Руки его синели наколками. – Ну а что? Всё одно дохнуть когда-то… Так, братва? Тут хоть за дело. А ежели повяжем гада – так уж от начальства награда-то будет, а? Я – доброволец, короче.

Гера взглянул Юзефу в глаза. Обычно люди старались не встречаться взглядом с обер-инквизитором. На лице Геры был немой и тоскливый вопрос. Юзеф опустил медленно веки и снова поднял. Парень прикусил губу и спросил:

– Сколько надо добровольцев?

– Славик для драки не годится, его я забираю с собой, – сказал Юзеф (у Славика, сидевшего сейчас в квартире Де Лануа, два ребра треснули в ночной стычке у морга). – Из остальных мне нужен один человек для другого задания. А сколько – решайте сами. Не меньше двух – по одному на квартиру. Но чем больше людей – тем больше шансов.

Отсюда, из студии, Юзеф прекрасно слышал все, что шёпотом обсуждали бойцы в соседней комнате. Гера в жаркой дискуссии почти не участвовал – похоже, понял все. Толковый паренёк… Потом послышался треск разрываемой бумаги – дело решали жребием.

Все пятеро вошли в студию.

– Господин обер-инквизитор! – по-уставному обратился парень со шрамом. – Мы, четверо, – добровольцы.

Миша – с вами.

Миша – на вид самый молоденький – смущённо шагнул вперёд. Татуированный боец за его спиной ухмыльнулся и сделал неразличимое глазом движение кистью правой руки. Зажатые между пальцами бумажки-жребии мгновенно исчезли, будто их и не было. Аналогичный жест – появились снова. Юзеф изобразил, что ничего не заметил.

В студии пролёг невидимый барьер – двое по одну сторону, четверо по другую.

– Инструкции знаете, – сказал Юзеф. – Старший – Гера. Патронов не жалейте, на внешность не смотрите. Ваша смена – до 15.45. И вот ещё что…

Он подошёл к четвёрке бойцов, протянул каждому небольшую алюминиевую тубу.

– По две капсулы сразу, затем по одной каждый час. Сопротивляемость суггестии резко возрастёт. Можно не запивать – оболочка желатиновая.

Ребята вертели в руках крошечные синие цилиндрики с закруглёнными краями. С химическим противодействием внушению они ещё не сталкивались. Татуированный решился первым – кинул в рот одну капсулу, вторую, сглотнул.

– Ништяк, братва, съедобно.

Юзеф смотрел, как остальные принимают препарат. Съедобно… Даже не вредно. Но цереброзиды их мозга станут теперь ядом для желудка любого, кто вздумает попробовать мозг на вкус. Для человека – смертельным, для тенятника – по меньшей мере парализующим. Настоящая задача остающихся в засаде именно в том и состояла – послужить отравленной приманкой Мозгоеду.

Мишу и Славика он инструктировал в их джипе.

– Отправляетесь в Пулково. Через час должен прибыть самолёт. ЯК-40, чартер из Петрозаводска. Встретите пассажира и доставите ко мне – на третью площадку. Вот пропуск – машину подгоните прямо на лётное поле, никаких залов ожидания.

– Данные пассажира? По фамилии встречаем или по приметам? – деловито спросил Славик. Десять минут назад он получил очередной обезболивающий укол, треснувшие ребра почти не беспокоили.

– Он будет один в самолёте, – сказал Юзеф, – не ошибётесь. Паролей нет, скажете – от меня. А если…

Обер-инквизитор ненадолго задумался. Едва ли кто-то из недоброжелателей Юзефа приглядывал за человеком, с которым тот шестнадцать лет не поддерживал отношений. Перелёт был организован быстро, никто физически не мог успеть подготовить контроперацию. И все же…

– Если будут другие встречающие, действуйте по обстановке. С максимальной жёсткостью. Какими бы мундирами и корочками они не прикрывались.

«Чероки» с бойцами уехал. Автомобиль был, кстати, интересный. На вид – обычный джип средней руки мафиозного братка. Но по бронированию не уступал полицейскому броневику. А по замаскированному вооружению – армейскому.

Все будет в порядке, уверил себя Юзеф. Если что – прорвутся.

Но уверенности не было. Ни в чем.

Танки при ближайшем рассмотрении оказались фальшивкой. Муляжом.

Башни грозных некогда «тридцатьчетверок» исчезли неизвестно куда – и были заменены грубыми бетонными копиями. Лесник посмотрел на ноздреватый бетон, окрашенный в защитный цвет, из которого торчали танковые пушки, – и отвернулся. Напротив, через шоссе, виднелись увенчанные шарообразными куполами здания – Пулковская обсерватория. «Нива» стояла неподалёку, в тени берёзовой рощицы. У мемориала защитникам Ленинграда на Киевском шоссе было безлюдно. Только они. Лесник и Анна.

Она молчала. Он – тоже. Не знал, как начать разговор. Вернее, если уж не обманывать самого себя, – отнюдь не разговор. Допрос.

Анна не спрашивала ни о чем. Словно давно привыкла к лазающим на рассвете в окно кавалерам – настолько привыкла, что без слов выходит вслед за ними тем же путём, через окно, – и отправляется на утренние загородные прогулки.

Молчание затягивалось, и Лесник наконец его нарушил:

– Ты можешь не дописывать реферат о военно-полевых судах. Заказчик мёртв. Убит и расчленён.

Стандартной женской реакции на услышанное не было. Не было ахов, охов, вообще никаких выплесков эмоций. Анна спросила:

– Он был тебе другом? Или просто коллегой?

Казалось, Дыев нож сам рвался из ножен наружу. Лесник стиснул пальцами левой руки кончик черенка. Голос звучал мертво:

– Откуда ты это знаешь?

– Я не знаю. Догадываюсь… Вы очень похожи. Когда Эдик идёт… шёл по улице, он как будто очерчивал вокруг себя невидимую сферу и внимательно контролировал всех, кто пересекал её границы. Причём совершенно на этом не сосредотачиваясь, рефлекторно… Ты ходишь так же.

Это простая наблюдательность, подумал Лесник. Хорошая сенсорика плюс хорошая логика. Нередко встречаются и у вполне нормальных людей, успокаивал он себя. И не верил успокоительным мыслям. Анна продолжала:

– И лексика… Я хорошо чувствую речь, и письменную, и устную… А люди, которые много общаются, поневоле, чисто подсознательно, заимствуют друг у друга и характерные словечки, и обороты, и структуру фраз. Причём чем лучше к человеку относишься, тем активнее происходит заимствование. Или вы с Эдиком провели много времени за дружескими разговорами, или был кто-то третий – общий друг, или наставник… И ещё: когда ты мне дал ручку – записать телефон – ты характерно её держал. Словно оружие. Словно в любой момент готов был вогнать её в глаз, в ухо… Мне или кому другому. И тоже – бессознательно, рефлекторно. Эдик дал мне ручку так же. И – точно такую же. Похожих я нигде не видела.