– Давай звони, – парировала она. Как всегда, когда Лотти сердилась, ее венский акцент тут же давал о себе знать. – А теперь уходи. Я занята и, кроме того, не хочу говорить с тобой в таком настроении.

Мое проникновение со взломом попало в вечерние газеты. Полиция решила, что охранник вспугнул вора прежде, чем тот успел взять что-либо ценное, так как все ценное осталось нетронутым. Мои отпечатки были в банке данных полицейского участка на Одиннадцатой улице, и я надеялась, что в офисе не обнаружится ничего такого, что я не могла бы объяснить деловым визитом к Тилфорду.

Интересно, что они предпримут по поводу Дерека Хэтфилда, чье имя стоит в регистрационной книге фондовой биржи? Надо будет разузнать, не спрашивали ли они его об этом.

Насвистывая сквозь зубы, я завела «омегу» и направилась в Мелроуз-парк. Несмотря на неодобрение Лотти, я была довольна собой. Типичная ошибка преступника – делаешь удачный ход, а потом бахвалишься этим. Рано или поздно один из тех, кому ты похвастался, доложит в полицию.

Когда я повернула на Маннхейм-роуд, пошел снег. Мелкие сухие крупинки, пришедшие из Арктики, не годятся для снеговиков. Под брюками морского покроя на мне было теплое нижнее белье, поэтому я считала, что двадцативосьмиградусный мороз мне не страшен. Надо сегодня найти магазин военно-морского обмундирования и купить новую куртку.

Монастырь Святого Альберта неясно вырисовывался сквозь снежное крошево. Я припарковала машину в безветренном месте и пошла по направлению ко входу. Ветер проникал через костюм и теплое белье, заставляя задыхаться от морозного воздуха.

В холле с высокими сводами на меня обрушилась мертвая тишина. Я потерла руки, потопала ногами и немного отогрелась, прежде чем справиться об отце Кэрролле. Я надеялась, что приехала до вечерней молитвы и после занятий и причастия.

Пять минут спустя, когда холод, царящий в этом здании, начал пробирать меня, отец Кэрролл спустился в холл. Он передвигался быстро, но неторопливо, как человек, который контролирует свою жизнь и живет в мире с самим собой.

– Мисс Варшавски, как я рад вас видеть! Вы приехали из-за тети? Сегодня, как вы, вероятно, знаете от нее, она вернулась на работу.

Я с минуту молчала.

– Вернулась? Вернулась сюда, вы имеете в виду? Нет, мне она не говорила. Я приехала... Я приехала узнать, не могли бы вы дать мне информацию о католической организации под названием «Корпус Кристи».

– Гм... – Отец Кэрролл взял меня за руку. – Вы дрожите, пойдемте ко мне в кабинет, выпьем чаю. Вы можете мило поболтать с тетей. Отец Пелли и Яблонски тоже там.

Я смиренно последовала за ним. Яблонски, Пелли и Роза сидели за рабочим столом в офисе Пелли и пили чай. Волосы Розы, цвета стали, были уложены аккуратными волнами. Одета она была в простое черное платье с серебряным крестом на груди. Когда Кэрролл и я вошли, Роза внимательно слушала Пелли. При виде меня ее лицо исказилось:

– Виктория! Что ты здесь делаешь?

Ее враждебность была такой неприкрытой, что Кэрролл изумился. Роза, должно быть, заметила его реакцию, но ее ненависть была слишком сильной, чтобы заботиться о внешних приличиях. Она продолжала таращиться на меня, ее маленькая грудь вздымалась. Я обошла стол и поцеловала воздух около ее щеки.

– Привет, Роза. Отец Кэрролл говорит, что тебя вернули – надеюсь, в качестве казначея? Великолепно! Думаю, Альберт тоже в восторге.

Она злобно посмотрела на меня.

– Я знаю, что не могу остановить поток твоих оскорблений в мой адрес. Но, может, в присутствии этих святых отцов ты, по крайней мере, не будешь меня бить?

– Не знаю, Роза. Это зависит от того, что Святой Дух велит тебе сказать мне. – Я обратилась к Кэрроллу: – Я единственная внучка брата Розы, оставшаяся в живых. Когда она меня видит, на нее это производит огромное впечатление, как только что... Могу я попросить чашку чая?

Обрадованный возможностью как-то разрядить напряжение, Кэрролл стал возиться за моей спиной с электрическим чайником. Когда он протянул мне чашку, я спросила:

– Значит ли это, что вы нашли виновного в подделке акций?

Он покачал головой, в его светло-карих глазах была печаль.

– Нет. Однако отец Пелли убедил меня, что миссис Вигнелли не может быть замешана в этом деле. Мы ценим ее работу и знаем, как много она для нее значит, потому нам казалось ненужной жестокостью заставлять ее неизвестно сколько времени сидеть дома.

В разговор вмешался Пелли:

– К тому же мы не уверены, что дело вообще когда-нибудь прояснится. ФБР, похоже, потеряло к нему интерес. Вам что-нибудь об этом известно? – Он вопросительно посмотрел на меня.

Я пожала плечами:

– Все свои новости я извлекаю из газет. Пока я не видела информации о том, что ФБР прекращает расследование. Что вам сказал Хэтфилд?

– Мистер Хэтфилд ничего нам не сообщил, – сказал Кэрролл. – Но после того как обнаружились настоящие акции, ФБР, похоже, потеряло интерес к расследованию.

– Возможно. Дерек был не слишком со мной разговорчив. – Я глотнула бледно-зеленого чая. Он согревал, единственное, что можно сказать в его пользу. – Но я приехала сюда по другому поводу. На прошлой неделе застрелили мою подругу. В субботу я узнала, что отец Пелли также был ее другом. Возможно, и вы знали ее – Агнес Пасиорек?

Кэрролл покачал головой:

– Конечно, мы все молились за нее всю неделю. Но Августин – единственный из нас, кто знал ее лично. Не думаю, что мы можем много рассказать вам о ней.

– Я пришла не из-за нее. Вернее, не только из-за нее. Ее застрелили, когда она собирала информацию для одного англичанина, которого я ей представила. Даже если бы мы не были друзьями, одно это заставило бы меня чувствовать себя ответственной за ее смерть. Я полагаю, она выяснила что-то, связанное с католической светской организацией «Корпус Кристи». Я хотела бы расспросить вас о ней.

Кэрролл мягко улыбнулся:

– Конечно, я слышал об этой организации. Но едва ли смогу удовлетворить ваше любопытство. Видите ли, даже если бы я был ее членом, то и тогда вряд ли бы мог вам что-либо сказать – они любят действовать втайне.

– А зачем тебе это знать, Виктория? – ядовито спросила Роза. – Чтобы бросить ком грязи в церковь?

– Роза, тот факт, что я не католичка, еще не означает, что я шныряю тут и устраиваю гонения на церковь.

Розина чашка с чаем соскользнула со стола на линолеум. Монастырская чашка была слишком толстой, чтобы разбиться, но чай расплескался по полу. Роза вскочила, не обращая внимания на то, что с ее платья льется чай.

– Шлюхино отродье! – закричала она по-итальянски. – Занимайся своим делом! Оставь в покое истинных католиков!

Кэрролл выглядел смущенным – то ли от внезапности этой вспышки, то ли оттого, что понимал по-итальянски, не могу сказать.

– Миссис Вигнелли, вы слишком перевозбуждены, – сказал он, взяв Розу за руку. – Видимо, причиной тому – это ужасное подозрение. Я позвоню вашему сыну и попрошу его заехать за вами.

Он попросил Яблонски принести несколько полотенец и усадил Розу в одно из кресел. Пелли присел на корточки радом с ней и, улыбнувшись, укоризненно произнес:

– Миссис Вигнелли, церковь уважает и поддерживает тех, кто поддерживает ее, но даже рвение может стать грехом, если оно используется не во благо. Даже если вы подозреваете вашу племянницу в том, что она издевается над вами и вашей верой, будьте к ней милосердны. Подставляя достаточно долго другую щеку, вы одержите над ней победу.

Тонкие губы Розы превратились в невидимую линию.

– Вы правы, отец. Я сказала не подумав. Прости меня, Виктория. Я стара и придаю слишком большое значение мелочам.

От этого словоблудия меня чуть ли не стошнило. Я сардонически улыбнулась и заверила ее, что все в порядке.

Молодой монах вошел с кипой полотенец. Роза взяла их и нервными энергичными движениями вытерла платье, пол и стол.

– Вот так. А теперь, если позволите, я позвоню сыну. – Она слабо улыбнулась отцу Кэрроллу.