Потеряв терпение от мелких стычек, маршей и контрмаршей, Дезэ двинулся прямо на Мурад-бея, который находился в таком же настроении. Армии встретились. Войско мамлюков усеяло все высоты Седимана, посреди пустыни и в одном лье от канала Иосифа. Оно насчитывало 2000 мамлюков с их грозными саблями, 8000 арабов на конях и столько же в пешем строю, имело 4 пушки. У французов было 3400 человек пехоты, 600 – кавалерии, всего же 4500 человек и 8 пушек. Дезэ построил из своей пехоты и конницы одно каре; для разведки он использовал малое каре из трех рот стрелков. Началась канонада. Малое каре, из стрелков неосторожно отдалилось от главных сил, и Мурад-бей, правильно оценив положение, атаковал его. Храбрый офицер, капитан Валетт, командовавший малым каре, приказал солдатам стрелять только в упор. Они хладнокровно выполнили этот неосторожный приказ. Сорок наиболее отважных мамлюков погибли на штыках. Но лошади были пущены во весь опор, каре было прорвано и солдаты изрублены; они погибли бы все, если бы большое каре не приблизилось, чтобы защитить их. Картечь и ружейный огонь сдержали мамлюков и заставили их удалиться на расстояние пушечного выстрела. Между тем артиллерия противника, поддержанная пехотой, выдвинулась вперед и заняла огневые позиции, опасные для французов. Чтобы избавиться от нее, они пошли прямо на пушки. Арабская пехота после оживленной, но короткой перестрелки дрогнула, и пушки были захвачены. Встревоженный Мурад-бей пытался, пустив свою конницу в галоп, отбить пушки, но был отброшен, а арабы удалились в пустыню. Сражение было выиграно, но потери Дезэ были значительны: 400 убитыми, ранеными и пленными, то есть один из девяти. Мамлюки потеряли 500 отборных воинов, в том числе трех беев и нескольких киашифов. Столько же потеряли и арабы. Арабы-бедуины, потеряв вкус к войне, бросили Мурад-бея. Последний собрал свои силы за озером Гарак, намереваясь отойти в Малый оазис, если его станут преследовать. Дезэ остановился в деревне Седиман, где захватил часть неприятельского обоза. На следующий день он отошел на Файюм. Несколько дней спустя жители этой провинции подчинились. Мурад-бей обманулся в своих надеждах. Когда атака малого каре удалась, ему показалось было, что он снова станет баловнем фортуны! Тщетная надежда! Коварная покинула его навсегда.

Весь октябрь Дезэ занимался организацией управления Файюмом. Он отправил в Каир большое количество барок с рожью, овощами и фуражом и получил взамен боеприпасы и предметы обмундирования. У него было много больных воспалением глаз; всех их он направил в госпиталь Ибрагим-бея [114] . Его полки получили из своих запасных частей соответствующее количество здоровых солдат. Но он не преследовал мамлюков, дал им передышку. Оправившись от первоначального смятения, они пошли на Бахнасу, на канале Иосифа, причем флотилия, стоявшая на якоре у Абу-Гирги, прикрывала их слева. Таким образом, они стали господами всего Верхнего Египта, от Бени-Суэйфа, и всего канала Иосифа – от Бахнасы. Дезэ занимал левым флангом Бени-Суэйф, правым – Файюм.

В конце октября в Верхний Египет пришло известие о том, что Порта объявила войну Франции, сераскер Джеззар идет на Каир, этот большой город восстал и все французы перебиты. Умы пришли в брожение. Мурад-бей, умевший пользоваться всем, направил в несколько пунктов мамлюков, которые одновременно подняли восстание в большей части Файюма. Дезэ выступил из столицы этой области, двинулся на деревни, поднявшие знамя восстания. На марше путь его скрестился с путем повстанцев, которые, со своей стороны, договорились, выйдя из различных пунктов, встретиться в Минье. 8 ноября они овладели первыми домами этого города; гарнизон состоял из 300 французов, кроме того, имелось 150 больных. Полковник Хепплер был комендантом. В госпитале находился генерал Робэн. В Восточной армии больные имели обыкновение держать ружье у постели. В этот момент большое число их страдало воспалением глаз, более или менее запущенным, но они могли сражаться. Враги овладели городом, не встретив большого сопротивления. Они предались грабежу и в беспорядке рассеялись по городу. Генерал Робэн воспользовался этим. Он прежде всего собрал всех солдат, находившихся в госпитале, а оттуда двумя колоннами беглым шагом атаковал противника, перебив 200-300 человек. Остальными овладел панический страх, и они спаслись бегством. Жители из мести присоединились к французам. Когда Дезэ узнал, что его путь скрестился с путем повстанцев, он повернул вспять и всю ночь шел по их следам. Он испытывал сильную тревогу за свой госпиталь в Минье. Он прибыл туда на следующий день на рассвете и узнал о хорошем поведении гарнизона и больных и об одержанной ими победе.

Главнокомандующий был, однако, недоволен этой медлительностью. «Вот уже три месяца, – писал он Дезэ – как вы покинули Каир, и вот вы все еще в Файюме». Дезэ не хватало конницы. Бои, подобные бою у Седимана, в перспективе обещали ему: в случае поражения – полную гибель, в случае победы – невозможность воспользоваться ею. Подкрепление силой в 1200 сабель было, наконец, сформировано и вышло из Каира с батареей легкой артиллерии и шестью хорошо вооруженными военными кораблями, борта которых были надежно защищены; всеми этими силами командовал генерал Даву – отличный офицер, впоследствии маршал и князь Экмюльский. Среди вооруженных кораблей находился «Итали» с несколькими салонами, в которых мебель была обшита лионскими шелками, – они предназначались для главной квартиры.

III

По прибытии этих подкреплений Дезэ поднялся по суше вдоль правого берега канала Иосифа, походившего в этот момент на Сену в наиболее прекрасных местах по ее течению. Земля была покрыта посевами, горох и бобы были уже в стручках, цвели апельсиновые деревья. Местность между этим каналом и Нилом – самая красивая, какую можно встретить. Деревень там так много, что одновременно видны тридцать – сорок. Мурад-бей избегал всякого столкновения и удалился сначала в Асьют; французы энергично преследовали его. Они прибыли в Минью 20 декабря. Этот город, расположенный на левом берегу Нила, – большой и довольно красивый. Они захватили там четыре джермы, севшие на мель; на одной из них находились 12-фунтовые орудия, мортира и 15 железных пушек. На следующий день они заночевали в Мелауи-аль-Арише. Этот город красивее, чем Минья; он имеет 10000 жителей. Любители древностей посетили по пути развалины Гермополиса. 24-го Дезэ вступил в Асьют, 29-го – в Гиргу, главный город Саида. Провинция Асьют богата; там есть прочно и изящно построенные цистерны, утоляющие жажду людей и лошадей, а также хороший шлюз – единственный во всем Египте, где следовало бы иметь тысячу таких шлюзов. Поселок Бени-Адин отличается многолюдством. Там останавливаются дарфурские караваны. Жители его – гордые и фанатичные – встретили победителя с угрожающим видом. Это явилось предзнаменованием восстания, которое несколько месяцев спустя привело их к гибели. Несчастные были далеки от предположения, что вскоре их жизнь будет зависеть от милости тех самых солдат, которых они принимали столь высокомерно и негостеприимно.

Гигра расположена на одинаковом расстоянии от Каира и Асуана; она меньше Асьюта, но больше Миньи. В этой области царит такое изобилие, что, несмотря на пребывание армии и снабжение ее, фунт хлеба стоил там су, дюжина яиц – два су, пара голубей – два су, утка весом в 12 фунтов – 10 су.

Мурад-бей продолжал свое бегство, предаваясь черной меланхолии. Его досада прорывалась наружу всякий раз, как ему удавалось взять в плен несколько стрелков. «Как, – восклицал он, – и это они меня победили! Неужели я никогда не смогу разбить этих человечков?» Проезжая через поле своей славы… [115] в нескольких лье от Гирги, он остановился там на час; говорят, что он расплакался, размышляя над испытаниями, которые послала ему теперь судьба; в 1788 г., на этом самом поле, он с 5000 мамлюков разбил Хасана – капудан-пашу Порты, под началом которого находилось 16 000 из числа лучших османских солдат, поддержанных 2000 мамлюков Хасан-бея. Присутствие духа Мурад-бея, его глазомер и стремительность принесли ему полную победу. Вскоре после этого он вступил в Каир как победитель. А ныне, отброшенный к краю обитаемой земли, он скоро не будет, подобно несчастным бедуинам, иметь иного убежища, кроме пустыни! Ужасающее существование; он напрасно молит о смерти; час его еще не пробил!