Между мартом и маем я выслал Новаку и Которовичу несколько писем. Я описывал в них, где я и что делаю, в надежде, что таким образом немного продвину вперед решение вопроса о моей работе на радиостанции «Свободная Европа», а если даже и не продвину, то хотя бы напомню о своем существовании. Отвечал мне только Которович и всегда в оптимистических тонах. Он призывал меня иметь капельку терпения, так как, по его мнению, все шло по правильному пути.

То, что в одну из суббот, сидя вечером в клубе-столовой, я познакомился с тремя братьями, можно назвать делом случая. Беседа началась за кружкой пива. Они расспрашивали, кто я, когда покинул Польшу, что собираюсь делать. О себе рассказали, что служат в охранной роте Британской рейнской армии шоферами. Слово за слово, как это обычно бывает, когда встречаются соотечественники, — и мы перешли к делу. Я узнал, что в охранную роту нужны водители и охранники (они сказали: вахманы).

— Подумай хорошенько, — сказал один из братьев. — А мы выясним в Хампе, есть ли у тебя какие-нибудь шансы попасть туда. Через две недели мы вновь заскочим сюда к семьям и дадим тебе знать что и как. Если все будет «о’кей», поедешь с нами. Договорились?

Я не возражал. Ведь я ничего не терял. В Хампе находилось командование Британской рейнской армии, о которой я много слыхал перед выездом из Польши.

Трое братьев не подвели. Благодаря им неожиданно я оказался в Хампе, в казармах охранной роты Британской рейнской армии.

Там я должен был написать заявление, автобиографию, заполнить анкеты. Потом я прошел поверхностный медицинский осмотр. Несколько дольше продолжалась беседа с работником британской контрразведки, но его вопросы носили формальный характер. Полученное недавно право на политическое убежище явилось достаточной рекомендацией. Меня приняли.

Позднее я получил на складе мундир — британского покроя, но черного цвета — и другие предметы личной экипировки, которые упаковал в большой мешок. Поместили меня в комнату, предназначенную на шесть человек. На остальных пяти кроватях спали водители. Только я в этой компании был вахманом, а точнее, кандидатом в вахманы, поскольку должен был пройти обучение.

Обучение заключалось в усвоении некоторых элементов муштры с оружием и без него, что отняло у меня более десяти часов. Несколько часов продолжалось изучение оружия. Немного дольше мы занимались на стрельбище. Через неделю я был готов к службе. Потом еще несколько дней затратили канцеляристы, чтобы зачислить меня на довольствие, выписать различные бумажки и т. п.

В начале июня 1964 года я, таща мешок с багажом, высадился на вокзале в Миндене. Здесь меня ждала автомашина и солдат из охранной роты. Через час я докладывал о своем прибытии в Штейерберге.

Задачей нашей части была охрана большого склада горючего, расположенного на краю лесного массива. Территория склада была огорожена высоким сетчатым забором, в котором имелось несколько ворот и возле каждых — караульная будка. Дежурство у ворот несли без оружия, так как слишком часто имели место случаи самоубийства часовых. Незадолго до моего приезда сюда молодой паренек лет двадцати с небольшим, стоя на часах ночью, вложил себе в рот дуло автомата и нажал на спусковой крючок. С того времени на посты у ворот автоматы не давали. Оружие стояло в главном караульном помещении. Часовые у ворот имели только кнопки сигналов тревоги. За десять месяцев, которые я провел в Штейерберге, я только дважды слыхал эти сигналы, и оба раза тревоги были учебными.

А вообще-то учениями нас слишком не мучили. Службу несли мы в две смены — двенадцать часов дежурства и двенадцать отдыха. Во время дежурств кто-то из офицеров вспомнил однажды, что мы в некоторой степени являемся военными, и вздумал занять нас чисткой оружия и быстрой разборкой и сборкой очень простых по конструкции автоматов. Другие же офицеры позволяли нам дремать и сами дремали, за что, разумеется, мы не обижались на них.

Жилищные условия в Штейерберге были, пожалуй, хорошими. Мы жили в длинных двухэтажных низких домах, крытых красной черепицей. Красными были и сами дома, так как фасады были выложены из облицовочного кирпича. О первоначальном предназначении этих домов рассказывали две разные истории.

Говорили, что в этих домах должны были жить чистокровные, согласно критериям фашистской расовой теории, молодые немки, которые для блага третьей империи добровольно соглашались за самое короткое время родить как можно больше «расово чистых» детей. К ним приезжали отборные эсэсовцы и делали все, чтобы порадовать «любимого фюрера» большим количеством новорожденных.

Из второй истории следовало, что поблизости находился большой подземный военный завод. На нем во время второй мировой войны якобы производилось какое-то секретное гитлеровское оружие. Ученые и инженеры, а также техники, руководившие работой, жили в домах, в которых теперь размещались мы.

Судя по внутренней архитектуре наших домов, обе версии равно могли быть правдивыми. Дома были спланированы по гостиничной системе. Вход во все комнаты был из коридора, а в каждой из них при максимальном использовании площади помещалось не больше трех кроватей.

Я жил в двухместной комнате с мужчиной значительно старше меня. Он попал в Германию после сентября 1939 года в качестве пленного. Это был спокойный и малоразговорчивый человек. Он делал свое дело и не вмешивался в чужие.

Сброд — это слишком слабое слово, чтобы передать ту огромную разнородность людей по возрасту, национальности, образованию, характеру и облику, которую я встретил в своей новой среде.

В охранных ротах служат мужчины в возрасте от восемнадцати до шестидесяти пяти лет. В Штейерберге большую группу составляли поляки, жившие, пожалуй, в согласии с украинцами, литовцами и двумя русскими.

Один из этих русских, Попов, добродушный великан, стал однажды причиной серьезного скандала. Его начали подозревать в прокоммунистических настроениях, и у британской военной контрразведки появилось немало хлопот. Я допускаю, что русский явился жертвой слишком усердных осведомителей, так как система внутреннего наблюдения в охранных ротах весьма развита. Британцы имеют в них своих агентов. Личный состав этих рот охраняет военные склады, возит военное имущество на полигоны и базы. Британская контрразведка исходит из того, что к таким людям нужно присматриваться внимательно.

О поляках, занимающих должности офицеров и старших подофицеров в британских охранных ротах, можно писать повести. Я думаю, немногие из нас отдают себе отчет в том, что это за люди, во имя чьих интересов несут они службу и едят чужой хлеб, что их связывает или чаще сталкивает и вызывает острые конфликты.

На основе собственных наблюдений я пришел к выводу, что среди них есть несколько групп, четко различающихся во многих отношениях.

Относительно многочисленной является группа тех, которые поступили сюда в период, когда подобные роты только создавались. Вскоре после окончания войны британские власти начали демобилизовывать части польских вооруженных сил, в оперативном отношении подчинявшиеся командованию союзников, а в политическом — связанные с эмигрантским правительством в Лондоне. Приблизительно тогда же западные союзники приступили к демобилизации собственных войск, не считая вооруженных сил США, которые были переброшены для военных действий на Дальний Восток.

У находящихся на территории трех западных зон оккупации Германии воинских частей было слишком много задач, чтобы они могли дополнительно взвалить на свои плечи обязанность постоянной охраны оставшихся с периода войны складов оружия, боеприпасов, горючего и т. п. Эти запасы не ликвидировались, так как в кругах политических авантюристов, не считавшихся с новым соотношением сил в Европе, начала уже тогда созревать мысль о возможности нового вооруженного конфликта. Для охраны запасов военных материалов можно было с успехом привлечь персонал значительно более дешевый, чем регулярные части, так как он не пользовался бы привилегиями военнослужащих. И именно тогда американское, британское и французское командования подумали о поляках. Ряд офицеров польских вооруженных сил и эмигрантские деятели, чтобы обеспечить себе источник доходов и сохранить в руках нечто являющееся хотя бы формальным суррогатом армии, охотно согласились на создание охранных рот. Тысячи работоспособных поляков не вернулись на родину, когда в стране начинался трудный период восстановления народного хозяйства. В течение долгих лет они охраняли военные склады западных держав, а те, кто обязательно хотел командовать, пусть даже надев иностранный мундир, получили такую возможность.