Мне запал в память этот ответ. Поэтому когда я узнал о представившейся возможности устроиться на работу на радиостанцию «Свободная Европа» начиная с апреля 1965 года, то сразу сделал простой подсчет. Из него вытекало, что к концу 1968-го или самое позднее в начале следующего года я вновь буду в Польше. Этот срок мне показался небольшим, и я заранее обрадовался, не видя впереди каких-либо серьезных осложнений. Получилось, однако, иначе. Я не только вынужден был находиться в Мюнхене дольше запланированного срока, но и тогда, уже как работник радиостанции «Свободная Европа», продолжал оставаться, хотя и в иной форме, на задворках жизни. Персонал «Свободной Европы» изолирован от хода нормальных повседневных дел столицы Баварии, отделен стеной недоверия от мюнхенцев, подвергнут всеобщему бойкоту и даже — как я заметил — определенному сознательно подчеркнутому презрению. Многие люди смотрят на работников радиостанции «Свободная Европа» как на непрошеных гостей, выполняющих работу, которая никому не приносит пользы и не делает чести. Персонал «Свободной Европы», образно говоря, посажен в позолоченную клетку, составляет изолированный микроскопический мир, наглухо закрытый и бдительно хранящий свои секреты.
Весной 1965 года я еще не знал этот мир так хорошо. Радовался только, что худшее осталось позади. Расставшись с охранной ротой, я воспользовался случаем и съездил на неделю в Лондон. Письма к королеве подействовали. Британскую визу в конце концов я получил. Эта поездка была мне нужна по многим существенным причинам. Отпуск удался на славу. Я снова встретил людей, с которыми познакомился во время своего первого пребывания в Великобритании.
Довольный успешным решением самого трудного для меня вопроса и приятно усталый после проведенного в Лондоне отпуска, я ехал в столицу Баварии почти без всяких забот, как в туристическую поездку. От скуки я любовался прекрасными пейзажами, проплывавшими за окнами вагона.
Поезд из Лондона в Мюнхен долго едет вдоль Рейна. Это одна из наиболее живописных дорог в Европе. Из окна вагона не видно, что Рейн сегодня — о чем я многократно читал в западногерманских газетах — это крупнейшая клоака мира, поскольку в нем содержится больше промышленных отходов, чем воды. Появляющиеся на поверхности пятна масла придавали даже красоту этой реке, так как в лучах весеннего солнца они переливались всеми цветами радуги на волнах от проплывавших самоходных барж и белых пассажирских теплоходов. Движение по этому водному пути было оживленным. На склонах окрестных холмов грелись на солнце виноградники. В это время года они напоминали линяющих ежей, так как из земли торчали только ряды жердей, на которых еще не зеленели виноградные лозы. За виноградниками тянулись леса, а пространство между ними и террасами полей было густо усеяно деревеньками, сгрудившимися вокруг церквей со стрельчатыми башнями, и красиво расположенными городками. То тут то там на вершинах холмов остро вырисовывались башни замков. Такие замки со множеством башен, с выступами в стенах, бойницами и крутыми крышами любят рисовать художники в исторических книжках, предназначенных для детей и молодежи. Замки над Рейном выглядят романтически, ассоциируются с повестями о рыцарских турнирах, приключениях и благородных поступках. Историческая правда, связанная с ними, более прозаична. За зубчатыми стенами и башнями этих строений никогда и никто не укрывался от стрел и пушечных ядер. Нынешние формы большинства таких замков являются творением конца XIX и даже начала XX века. Готический собор в Кельне, чтобы он более соответствовал требованиям стиля, тоже еще достраивался в 1842—1880 годах, то есть уже после победы пруссаков под Седаном. На деньги, которые побежденная Франция выплатила в виде контрибуции, бисмарковская империя понастроила себе готических достопримечательностей.
В Мюнхене я ориентировался уже достаточно свободно. По своим предыдущим приездам я уже знал отель, в котором радиостанция «Свободная Европа» резервировала комнаты для таких гостей, как я. Когда в Мюнхен приезжали люди с фамилиями, когда-то известными в Польше, чтобы записать передачу, оплевывающую страну, которой они обязаны своей прошлой славой, радиостанция «Свободная Европа» не жалела денег. Их помещали в роскошных апартаментах. Моя комнатушка в отеле «Адриа», так же как позднее и комнаты в отеле «Морена», была крохотной. В ней помещалась кровать, умывальник и шкаф, такой тесный, что в нем с трудом поместились вещи, которые я привез, а их было у меня немного.
Энглишер Гартен в Мюнхене — это обширный парк в английском стиле: деревья и кусты растут здесь якобы без людского вмешательства, не подрезанными, не подстриженными. В Энглишер Гартен приходят прогуляться и выпить пива в многочисленных ресторанчиках. Парк тихий, хотя и небезопасный. Рассказывали о совершаемых в нем нападениях в целях грабежа и разгуливающих по ночам выродках. В последние годы эти слухи и рассказы получили новую питательную почву. Под одним из дубов расположились хиппи. Полиция много раз их прогоняла, но они возвращались. Со временем на адрес «под дубом» стали приходить письма, там соорудили даже нечто вроде почтового ящика. Со стороны «порядочных» жителей Мюнхена, старающихся выглядеть образцом всех буржуазных добродетелей, на хиппи сыпались громы и молнии. Обывателей возмущало то, что в Энглишер Гартен на глазах проходящих господ хиппи творили то же самое, что сами эти «порядочные» люди делали без свидетелей, охотней всего вне собственного дома. Разумеется, я далек от того, чтобы восхвалять хиппи и их оригинальные обычаи, но чем дольше я находился в ФРГ, чем лучше узнавал солидных господ, для которых марка автомобиля, величина телевизионного экрана и толщина бумажника были единственным мерилом ценности человека, тем больше терпимости проявлял по отношению к этим разочарованным в жизни юношам и их неопрятным девушкам.
Одна из улиц, ведущих к парку, также называется Энглишер Гартен. Именно на ней под номером один стоит импозантное здание с фасадом из алюминиевых плит и стекла возле Арабеллаштрассе. Сравнивая резиденции этих двух радиостанций, директор «Свободной Европы» вполне может чувствовать себя несправедливо обойденным. Единственным утешением для него является близко расположенный парк и теннисные корты, охотно посещаемые любителями этого вида спорта.
Чтобы, войти в здание радиостанции «Свободная Европа», нужно иметь пропуск. Работники, проходящие испытательный срок (он длился обычно три месяца, иногда дольше), имеют пропуска одного цвета, а те, кто его выдержал, — другого. Пропуска имеют формат приблизительно такой же, как проездные месячные билеты на городском транспорте. На них наклеены фотографии, и покрыты они прозрачным пластиком. Пропуска предъявляются при входе вахтерам, обычно рослым мужчинам, одетым в костюмы одинакового цвета и покроя. Вахтеры вооружены, но оружия открыто не носят. Пояса с пистолетами в кобурах появляются на них в дни выплаты жалования. Тогда они стоят не только у выходов, но и у касс.
Изучение системы наружной охраны здания, способов несения службы вахтерами, их характеров, привычек и навыков отняло у меня вначале порядочно времени. Я должен был лично проверить все это, запомнить много важных для меня деталей, убедиться, когда и как я смогу после рабочего времени входить и выходить из здания. Через некоторое время система охраны не являлась для меня секретом.
Посторонние лица, приходящие на радиостанцию, обращаются в холле к девушке, которая сначала спрашивает, имеет ли господин «икс» желание встретиться с господином «игреком». Вызванный работник радиостанции «Свободная Европа» должен получить от своего шефа соответствующее разрешение, а затем лично сам спуститься к посетителю. Если хочешь провести его внутрь здания, необходимо выписать ему пропуск, на котором точно отмечается время прихода и ухода. Для тех, кого не приглашают внутрь, в вестибюле стоят кресла.
Я показал девушке письмо, приглашающее меня на работу на радиостанцию «Свободная Европа». Она позвонила, кто-то ко мне вышел, и началось выполнение формальностей.