В то время когда я выезжал из Мюнхена, вызванный Центром для возвращения домой, Гамарников, демонстрируя мнимую симпатию и уважение к Смолиньскому, существенно тормозил его карьеру в ЦРУ. Таким путем он защищал свои позиции, но не известно, как долго эти шаги останутся действенными. На страхе Гамарникова перед Смолиньским больше всего наживался Заморский.

Американцы, как я уже говорил, поручили Смолиньскому подготовить проект реорганизации коллектива, руководимого Заморским. Я читал этот проект, поскольку был единственным сотрудником, которого предполагалось оставить на занимаемой должности. Все шло так, что мы каждый день ожидали отставки Заморского и назначения на его место Смолиньского. В результате закулисных интриг и давления Гамарникова, опасавшегося последствий реорганизации, кандидатура Смолиньского в конечном счете отпала. Заморский не расстался со своим креслом.

Для Гамарникова, работающего в «Свободной Европе» с ноября 1952 года, это была не первая интрига, направленная на устранение конкурентов.

Несколько лет назад ЦРУ начало подготавливать нового шефа для польской секции «Свободной Европы». Им должен был стать Тадеуш Стешетельский, руководитель местного бюро в Нью-Йорке. Стешетельский, как можно было этого ожидать, в лучшем случае терпел бы Гамарникова на должности своего заместителя. Поэтому находящийся под угрозой дуэт Новак — Гамарников сразу же приступил к оборонительным действиям. По поручению директора Гамарников завел специальную папку, в которую старательно собирал все недочеты нью-йоркского бюро. При благоприятных условиях он по договоренности с директором передал папку американцам. Последствия были немедленными. Стешетельский не только не заменил Новака, но и вообще потерял место.

В своих интригах с персоналом и в погоне за властью, так же как и за деньгами, Гамарников ловко использовал тот факт, что среди американцев, занимающихся проблемами Центральной и Восточной Европы, было и еще есть много его единомышленников. Следовательно, он знал, где иметь поддержку в кризисных ситуациях.

Четвертым и не менее важным заместителем Яна Новака является Цезары Шульчевский. Это гладкий, прилизанный пожилой человек, которого никто не любит, даже сам Новак. Ему более шестидесяти лет. Он женат, имеет ученую степень кандидата и гражданство США. Занимается административными, финансовыми и кадровыми вопросами, но только формально, так как административные вопросы «Свободной Европы» находятся в руках немцев, а финансовые и кадровые — это сфера американцев.

В период моего пребывания в Мюнхене Цезары Шульчевский ничем не выделялся. Он неизменно подлизывался и к офицерам ЦРУ и к различным баварским деятелям, с которыми братался при первой возможности, не известно только, по убеждению или потому, что имел несколько знакомых польских эмигрантов, которые вопреки всему упрямо хотели видеть будущее Польши в союзе с Западной Германией.

В польской секции численность редакторов и старших редакторов колебалась в пределах тридцати человек. Некоторые из них были настолько бесцветны, что я не смог бы их более подробно охарактеризовать, хотя всех часто, а многих даже ежедневно встречал в кафетерии. Вот один из них — Тадеуш Подгурский, которого называли Мельница или Блинчик. Единственная тема, к которой он постоянно возвращался, — это его аферы в годы оккупации, когда он проживал на Повисле. На работу в «Свободной Европе» его направила эмигрантская Польская социалистическая партия (ППС), когда умер Яцек Сняды и в польской секции стало не хватать специалистов по «рабочей» тематике. Тексты передач Подгурского — предмет постоянных шуток в кафетерии. Благодаря им и родилось прозвище Мельница, ибо он мелет подряд все, что рождает его скудное воображение и во что он сам не верит. Много говорит о роли профсоюзов и рабочем самоуправлении, но я уже писал, как он держал себя, будучи заместителем председателя «профбюро» в деле Януша Корызмы.

Вновь вспоминаю об этом, ибо Подгурского знают как человека, который ничего не делает даром. Его считали одним из рьяных доносчиков. С этой точки зрения с ним могут соревноваться только Люциан Пежановский и Альфред Знамеровский. Новак заплатил Подгурскому за оказываемые услуги квартирой, чему не завидует никто, за исключением, возможно, Пежановского — новоиспеченного сотрудника в реорганизованном коллективе польской секции.

Пежановский — это фигура, вызывающая чувство жалости и отвращения. Мечковская-Стыпулковская, о которой я скажу ниже, называла его, и пожалуй метко, толстой крысой. У других он заслужил прозвище Зельц, красочно отражающее особенности его фигуры. Несмотря на тучность, Пежановский еще довольно подвижен и старается понравиться каждому, в ком нуждается, но многих, кто встанет ему поперек дороги, он готов буквально съесть. В жадности к деньгам не знает меры. В польской секции, пожалуй, нет никого, кто не одолжил бы ему денег — заведомо безвозвратно, поскольку Зельц удивительно быстро забывает о своих долгах. Дело дошло даже до того, что, когда сотрудники договариваются заскочить в ресторан и вблизи появляется Пежановский, они тут же замолкают или меняют тему разговора. Ибо случалось, что Пежановский «случайно» появлялся у столика сослуживцев, заказывал напитки и закуски, а в критический для него момент, когда официант подходил со счетом, обращался в бегство или, предусмотрительно схваченный за пиджак, садился опять на стул и демонстрировал отчаяние. У него обычно или не хватало денег, или вообще не было с собой кошелька. За него платили, и этим все заканчивалось. Пежановский потом, как огня, избегал одураченных сослуживцев, пытался их убедить, что заплатил свою долю, а припертый к стене, он мог кричать, что вообще ни в каком ужине не участвовал и просто стал жертвой мошенников, пытающихся выманить у него несколько сот марок. Так когда-то он поступил с Божековским.

Те, кто его не любит, охотно рассказывают, как сильно разочаровался Пежановский в своем супружестве. Зная Елену, его избранницу, трудно полагать, что он женился по большой любви. Отец Елены, как она говорила, имел собственное предприятие. Приехав в Польшу из Южной Америки в качестве студентки, которой папа оплатил обучение за границей, в Варшаве она встретила Пежановского, который выступал в скромной должности гида иностранных туристских групп по линии «Орбиса» (туристское агентство). С первого слова гид понял, что благодаря ей он сможет многое получить, и сыграл на струнке безумной любви, единственной, неповторимой и огромной — под стать будущему приданому, которое он видел в своих мечтах. Уже работая в «Свободной Европе», Пежановский вместе с женой поехал в далекую Колумбию, терзаемый любопытством, как именно обстоит дело с предприятием тестя. Можно себе представить, какое он пережил потрясение, когда узнал, что на довольно скромный магазинчик — собственность господина Обрегона, отца Елены, — претендует уже дюжина других, более близких родственников.

Во многих отношениях на Пежановского похож уже упоминавшийся выше Альфред Знамеровский, причисляемый к группе «новых» в польской секции. Его я просто избегал. Так же поступали и другие, когда убедились, что он выдумывает о себе и коллегах различные небылицы. Ложь является постоянно используемым оружием «Свободной Европы», но сотрудники в своем собственном кругу не любят высосанных из пальца обвинений или подозрений. Бойкот Знамеровского был так нагляден, что Новак вызвал его к себе в кабинет. Разговор произошел при свидетелях.

— Почему вас, пан Знамеровский, все в секции так ненавидят? — спросил директор.

Вызванный покраснел и молчал.

— Пожалуйста, скажите, в чем дело? — настаивал Новак.

— Они думают, что я вам все доношу, — выдавил из себя сквозь слезы Знамеровский, — потому что я не позволяю, чтобы кто-нибудь сказал о вас плохое слово.

Новак на мгновение потерял дар речи. Он смотрел на сильно расстроенного сотрудника, как бы не понимая его слов. Наконец махнул рукой:

— Благодарю, можете идти.

Другой гротескной фигурой в польской секции, впрочем с весьма посредственными способностями, является пани Александра Стыпулковская. Некоторые старые, вернее, очень старые варшавяне могут еще помнить ее как Олю Рабскую, ибо такова была ее фамилия до замужества. Ее мужем был Збигнев Стыпулковский, по профессии адвокат. В его конторе пани Александра работала до начала войны.