В самом начале 2001 года я провел субботу у родителей. В течение дня несколько раз звонил телефон. Родители мои, переставшие к тому времени пользоваться в субботу электроприборами, трубку не снимали и только удивлялись, кто бы это мог быть?

С наступлением темноты мама наконец ответила на звонок.

– Это тебя, Юра.

Я взял трубку.

– Ури? Это Халед. Нам нужно увидеться.

– Вот это сюрприз! С тобой все в порядке? Где ж ты столько времени пропадал?

– Меня держали люди Джибриля Раджуба...

– Что ты говоришь!? Как же ты от них вырвался?

– Все при встрече.

– Сейчас можно увидеться? Ты где вообще?

– Я в Иерусалиме.

Мы договорились о месте, и я немедленно выехал в район центральной автобусной станции.

Шел довольно сильный дождь, было не до поиска забегаловок, и разговор наш начался прямо в моей машине. Выяснилось, что Халеда выследили через его мать, с которой он иногда встречался в одной деревне в районе Рамаллы, и продержали все эти два года в тюрьме. Халед рассказал, что после начала интифады над ним, как и надо всеми захваченными маштапниками, нависла угроза расстрела, и один симпатизировавший ему палестинский офицер помог ему бежать.

– Как же это было? Чья была инициатива? – удивился я.

– Его. Он вызвал меня на допрос, спрашивал всякие глупости, а в конце между прочим рассказал, как где-то в Газе убежал один маштапник: он, мол, спрятался в фургоне, привозившем в их застенок хлеб. На другой день тот офицер послал меня прибраться у входа, а там как раз стоял хлебный фургон и вокруг ни души. Я моментально  забрался внутрь и не ошибся: никто ничего не проверял, фургон выехал, я выскочил из него на одной из улиц Рамаллы, дошел до блокпоста ЦАХАЛа – и так спасся.

Я с восхищением смотрел на Халеда. Даже врага своего он заставил себя полюбить! Поистине гипнотическим обаянием обладал этот человек.

– Но ты же целых два года там провел... Что они с тобой делали?

– Много чего... Избивали, подвешивали, ставили на битые стекла,  больше месяца продержали в тесной бетонной коробке, в которой нельзя было выпрямиться...

– Как же ты все это вынес?

– Молитва. Еще дед научил меня навыкам этой молитвы. Она связана с дыханием, с сердцем. Если умеешь так глубоко молиться, если умеешь так глубоко концентрироваться, то в конце концов  становится безразлично, в каких условиях ты находишься. В специальной удобной молитвенной позе или скрученный. Дед учил меня этой молитве с шести-семи лет. Мы вместе сидели рядом и молились по четкам, это состояние отрешенности и восторга я первоначально связывал с ним, оно передавалось мне от него, но потом, став подростком, я научился и сам с легкостью входить в такое состояние. Все внешнее пропадает, ты чувствуешь только свое сердце... Чтобы эти садисты не поняли, что со мной происходит, я внушил им, что у меня низкий болевой порог и я быстро теряю сознание...

– А кто там еще с тобой находился?

– Всякие люди были. Были и такие, как я, помогавшие Израилю. Двоих из них при мне убили. Были и уголовники, конечно. Но ты знаешь, неожиданно много было арестованных по личной неприязни. Один лавочник отказался отпускать им в долг, когда этот долг превысил две тысячи долларов… Другой  держал столярную мастерскую, отказался платить «налог». Так мастерскую его спалили, а самого его посадили… На таких людей, кстати, сотрудничество с Израилем часто навешивают.

– Ужасно, что армия не вошла в Рамаллу и не освободила вас! – вырвалось у меня. – Вот оно – истинное, а не выдуманное преступление израильской военщины!

– Самое ужасное было видеть солдат на блокпостах... Ведь меня, представь, несколько раз возили из Рамаллы в Йерихон и в Шхем. Хоть бы кто-нибудь проверить машину догадался…

Дождь прекратился, мы вышли из машины и уселись в небольшом кафе неподалеку.

– Ну, а что у вас слышно?  – спросил Халед, с удовольствием отпивая кофе.  –  Барак действительно сказал, что если бы он родился палестинцем, то стал бы террористом?

–  Да. Прямо так и сказал.

– Мне там в тюрьме этими его словами все уши прожужжали. Все время его в пример ставили. А вы его еще главой своего правительства после этого выбрали. Интересный вы народ... Ну а сам-то ты как?

Все мои новости были так себе...

– Я пока сельское хозяйство, к сожалению, оставил... Работаю программистом в Иерусалиме.

– А как Сарит? Когда мы с тобой последний раз говорили, ты сказал, что она добивается развода.

– Представляешь, Пинхас согласился было дать ей развод в обмен на арамейский свиток, но... рукопись пропала...

– Ах да, рукопись... – пробормотал Халед. – Совсем про нее забыл.

Он внимательно посмотрел на меня и похлопал по плечу.

– Пляши, парень. Возможно, я знаю, где рукопись...

– Как знаешь?

– Два года назад, незадолго перед тем как попасть в лапы Раджуба, я перепрятал рукопись... Но я не могу обещать, что там ее не нашли... Два года большой срок. Не хочу тебя обнадеживать, Ури, но, может быть, нам повезет. Командуй, когда выходим в Макух.

– В самое же ближайшее время скомандую! Не сомневайся! – Я просто обалдел от этой новости. – Но что же произошло? Зачем ты перепрятывал рукопись? Расскажи же наконец, – набросился я на Халеда.

– Помнишь, когда мы ходили в ущелье Макух, то я тогда с бедуинами разговаривал?

– Ну, вспоминаю.

– Я среди прочего расспросил их тогда, кому они продают своих овец. Они назвали имя человека из Рамаллы, которого я хорошо знал. Он бизнесмен. Торгует не только скотом. И имеет пропуск, то есть может проезжать из автономии в Израиль. Я иногда с ним встречался и расспрашивал, как они там в Рамалле поживают. И вот однажды, когда я в шутку попросил его передать привет бедуинам из ущелья Макух, он рассказал мне, что там все бедуины заняты поисками какой-то рукописи. Он смеялся, говорил, что старые люди помнят, что пятьдесят лет назад во всей Иудейской пустыне была просто настоящая лихорадка. Бедуины с утра до вечера обыскивали пещеру за пещерой – искали свитки, которые потом продавали ученым. И вот теперь в вади Макух началось что-то вроде этого...

– Подожди, а он объяснил, из-за чего эта лихорадка началась?

– Он не знал этого. Но я могу предположить. Наверняка, Пинхас продолжал там поиски, и бедуины как-то пронюхали, что он ищет именно рукопись. На самом деле об этом совсем не трудно догадаться, если Пинхас задавал им наводящие вопросы. Ну а поняв это, они решили сами в поисках поучаствовать, и вся их детвора оказалась мобилизована на обследование пещер... О мобилизации мне и рассказал этот бизнесмен. Понимаешь, я испугался, что в той пещере бедуины могут  легко найти рукопись, и решил перепрятать ее в какой-либо укромной щели. Я положил ее в одно труднодоступное углубление, недалеко от той же пещеры, где вы ее спрятали. Я думал, что прячу ее максимум на несколько недель... Но если бедуины в самом деле серьезно искали, нет гарантий, что она все еще на месте.

– Так почему же ты со мной не связался?

– Тебя не было. Родители сказали, что ты на военных сборах... Ну а потом случилось то, что я уже рассказал: меня выследили и схватили...

– А почему ты рукопись перепрятал, а не забрал с собой, если знал, что ее ищут?

– Я думал об этом, но побоялся проверок. Ты считаешь это так просто молодому человеку с арабской внешностью пройти через блокпост, а потом еще протащить сумку через весь Израиль? Что бы я сказал, если бы попался?

Я проводил Халеда на автобус до Хайфы, уселся в свою машину и задумался.

Что мне было делать? Позвонить Андрею? Нет, сначала надо все сказать Сарит… Каким-то образом это ее тоже касается. Она должна это знать.

Номер ее сотового телефона был когда-то записан в памяти моего телефона, но я сменил фирму, и все прежние записи больше не существовали. В записной книжке номер Сарит за ненадобностью записан не был. Значит, приходилось звонить на домашний телефон Пинхаса…