– Дала, и даже не одну. Но она упорно решила идти в монастырь. Говорит мне: неужели ты думаешь, что если тебе не удалось отбить меня у ученика, то удастся у Учителя? Но она вроде бы даже и не может теперь поступить иначе. Ну, то есть, после того как муж ее в иеромонахи подался.

– Неужели это так строго?

– По канону – строго. Я справлялся. В принципе поблажки возможны, особенно в наше время, но Катя не тот человек, чтобы поблажек искать. Ты же ее знаешь. Да и кто станет клянчить запретную конфетку, если его вообще от сладкого воротит?

– Ну что, что там у них такое случилось? – набросилась на меня Сарит, как только я положил трубку. Я подробно пересказал весь разговор.

– Наверняка у них что-то не ладилось,  – заключила Сарит. – Может быть, это они вообще решили так свой развод обставить, чтобы благопристойно все выглядело...

– Не может быть. Ты же видела, у них были очень хорошие отношения...

– Не видела. На людях вообще мало кто скандалы устраивает. Но видно было, что о страстной влюбленности тут и речи не идет.

– Но на людях ее тоже никто особенно не выказывает.

– Это тем не менее всегда заметно – по неуловимым признакам, по взглядам. Надо только уметь замечать такие вещи.

Наступил 2002 год, о событиях которого я бы хотел рассказать подробнее. 3 марта у меня и Сарит родился ребенок – сын, которого мы назвали в честь моего деда Шмуэлем.

Между тем это радостное событие произошло в пору достаточно трагическую: террор достиг невиданного до той поры размаха.

В первую интифаду, начавшуюся в 1987 году, в течение года – в основном от холодного оружия – погибало двадцать–тридцать человек. Это число показалось израильтянам столь астрономическим, что они пригласили в страну Арафата, чтобы тот, как выразился Рабин, «разобрался с ХАМАСом без правозащитников и Верховного суда». Но Арафат неожиданно не оправдал рабиновских надежд и возглавил вторую интифаду, куда более кровавую. В течение 2001-го в результате терактов погибли 208 израильтян, а уже в первые месяцы 2002-го это число было превышено, всего же в 2002-ом году погибли 456 человек.

Весной началась операция «Защитная стена». В эту пору было призвано много резервистов. Я оказался в их числе, наша часть была из тех, которые заняли Рамаллу.

Мы с Рувеном вновь оказались рядом и во время одной передышки опять ненароком сцепились...

– Не понимаю! – сказал я. – Вроде бы все сейчас признали, что Арафат наш враг, почему же тогда решение Рабина впустить его в Израиль по-прежнему именуется у вас отправной точкой «мирного процесса»? Почему бы, наконец, не назвать этот процесс его настоящим именем: капитуляцией перед террором?

– Ты злобствуешь... ты не понимаешь... Ты живешь своими старыми мифами... Мы не могли удерживать эту землю и должны были ее кому-то передать. Допустим, пока это не привело к миру, но это объективный процесс, в ходе которого мир в конце концов придет.

– Если мир действительно когда-нибудь придет, что довольно сомнительно, то это будет значить лишь то, что без подписания соглашения с Арафатом он пришел бы лет на сто – сто пятьдесят раньше...

– Это демагогия. Ты ведь сам понимаешь, что террор нельзя победить военными средствами. Необходимы политические решения.

– Наркобизнес тоже нельзя победить, однако единственное политическое решение, которое считается приемлемым во всем мире, – это продолжать с ним борьбу.

– Как можно это сравнивать! Как можно сравнивать наркобизнес с национально-освободительной борьбой?! Весь мир борется с наркобизнесом, но он отказался от колониализма... Как французы ушли из Алжира, так и мы должны уйти из Иудеи и Самарии...

– Во-первых, для нас Иудея и Самария – это не как Алжир для Франции, а скорее как Париж. Это арабы должны уходить, а не мы. А во-вторых, ты отстал от жизни. Сегодня Алжир уже пришел во Францию, и, поверь мне, мы еще услышим требования выходцев из Северной Африки сбросить «лягушатников» в море...

– Твое предсказание – самое идиотское из всех, которые мне когда-либо приходилось слышать.

– Особенно часто и последовательно в этом мире сбываются почему-то именно такие «идиотские» предсказания! Как ты думаешь, почему? Мы предупреждали: пустите Арафата в Газу – получите обстрелы катюшами. Как вы хохотали над нашей мнительностью... Мы говорили – не выдавайте им автоматы...

– Да хватит уже с этими автоматами! Никто не давал им автоматы, они ввезли свое оружие... Что, по-твоему, полицию следовало оставлять безоружной?

– Мы же, кажется, уже выяснили, что это не полиция, а ряженые в полицейскую форму террористы.

«Защитная стена»  была первая серьезная антитеррористическая операция, после того как осенью 2000 года Арафат с грохотом опрокинул стол переговоров. На протяжении полутора лет ЦАХАЛ занимал оборонительную позицию, его ответные действия были робки и непродолжительны. «Защитная стена» изменила обстановку. С той поры, по оперативным соображениям, ЦАХАЛ занимал арабские города Иудеи и Самарии на долгие месяцы, и это в целом сходило. Но тогда, когда это произошло впервые, мир содрогнулся. Шутка ли, армия суверенного государства вторгается на территорию собственной автономии, откуда против него годами ведется террористическая война! Какое потрясение основ!

Уже в тот же день – 29 марта, когда правительство приняло, наконец, решение дать отпор террристам, ЦАХАЛ вступил в Рамаллу и блокировал канцелярию Арафата, где нашли себе убежище десятки террористов. В ходе той операции были обнаружены документы, подтверждающие прямое участие Арафата в организации террора, в том числе подписанные им приказы о выплате денежных вознаграждений убийцам.

3 апреля были заняты Калькилия, Бейт-Лехем, Туль-Карем и значительная часть Шхема и Дженина. Вечером силы ЦАХАЛа заняли канцелярию Раджуба в Бетунии. Калькилия и Туль-Карем были вскоре оставлены, но продолжались ожесточенные бои в Шхеме и в лагере беженцев Дженине. Вместо того, чтобы разбомбить несколько десятков занятых террористами зданий, во избежание жертв среди мирного населения их брали штурмом. В результате в Дженине погибло 23 наших военнослужащих. Но даже эта противоестественная забота о благополучии вражеской стороны не избавила Израиль от обвинений в совершении военных преступлений. В те дни и много месяцев спустя антитеррористическая операция в Дженине во всем мире звалась «резней». Все мировые СМИ гудели о зверском убийстве пятисот мирных жителей. Но как впоследствии выяснилось, большинство трупов этих «жертв» взялись из морга местной больницы. Исламские «пропагандисты» живописно разбросали их на фоне нескольких разрушенных зданий. Через полгода даже комиссия ООН признала, что в Дженине погибли всего 52 араба, большинство из которых были вооруженными террористами. Однако в тот момент это уточнение уже мало кого интересовало.

Почти целый месяц я провел на позициях. Даже переговариваться с родными по сотовому телефону удавалось не каждый день.

Но в начале мая я получил, наконец, увольнение и на четыре дня вернулся домой. Об этом отпуске у меня сохранились самые радужные воспоминания.

Субботу мы провели у родителей. Давид с женой тоже приехал.

Говорили, конечно, об операции, о погибших и раненых, о возможностях справиться с террором. Сарит похвасталась Давиду своим револьвером. Приобретение это было сделано, впрочем, еще полгода назад, когда на дорогах Иудеи и Самарии от пуль террористов стали гибнуть по несколько человек в неделю. Иногда обстрелы производились с обочин, но, как правило, стрельба велась почти в упор из обгоняющего автомобиля. Сарит поэтому садилась на заднее сиденье и рассматривала все выходящие на обгон машины. Было решено, что если из какого-то автомобиля высунется ствол автомата, то она станет палить в лобовое стекло.