Блондинка пожала плечами.
— Нет еще. Но я уверенна, там опять говорят о метеоритном дожде, как в утреннем выпуске.
— Все не могут успокоиться? — фальшиво ухмыльнувшись, поинтересовалась я.
— Ага. – Она выгнула брови домиком, смотря, как я нервно тереблю пальцы рук. — Почему ты не хочешь поделиться со мной?
— А?
— Ну, — подруга переместилась и села напротив меня, — ты часто не договариваешь многого, скрываешь что-то, в конце-то концов в некоторых твоих словах чувствуется ложь. Что случилось? Где та самая Келин, которая никогда от меня ничего не скрывала?
Я бы ей сказала. У меня сейчас совершенно другая жизнь, иные проблемы; на сей момент я не могу быть легкомысленной, воспринимать все, как что-то незначительное. Наоборот. Мне нужно начать вести себя по-другому…
— С чего ты взяла, что я от тебя что-то скрываю? Просто у меня сейчас идет такой период, когда все ужасно бесит, хочется на кого-нибудь накричать или даже убить. Это подростковое, Мэдд. Я уверенна, что ты меня отлично понимаешь, потому что тебе самой столько же лет, сколько и мне, — я посмотрела в ее глаза. Подруга будто бы все понимала, так как смотрела на меня заворожено. — Мы еще не нашли себя, не определились в характерах и имиджах, поэтому можем вести себя как полные идиотки. Мэдди, не стоит на меня злиться. Ты – моя лучшая подруга. Я никогда тебя ни на кого не променяю, слышишь?
Девушка кивнула.
— И не думай, что если я тебе что-то не договариваю, то это не значит, что, я тебя не люблю, не хочу вообще разговариваться и тому подобное. Просто… я еще не разобралась в себе, Мэдди, и если я не захочу когда-нибудь поделиться с тобой своими проблемами, то знай – я еще не готова. Ладно?
— Заметано, детка, — подруга легонько обняла меня, посмеиваясь. — Но пообещай мне, что хотя бы редко, даже когда ты этого не захочешь, будешь мне рассказывать о своих проблемах. Ведь если мы с тобой лучшие подруги, то должны решать их вместе.
— О`кей, — ответила я, раздумывая над предложением Мэдди. Интересно, как она отреагирует, если я расскажу ей, что существуют ангелы и демоны? Нет, даже не стану пробовать. Тем более, об этих созданиях никто не должен знать. Хотя… мне кажется, рано ли поздно, люди все равно узнают о них.
— Хочется чего-нибудь пожевать перед сном. Как насчет чая и шоколадки?
— Не откажусь, — воодушевившись, произнесла я. — Разве, у нас еще остались сладости?
Мэдди издала гортанный смех.
— Спрашиваешь. Конечно!
Попив чай и немного поболтав о всякой чепухе, мы улеглись в свои кровати. Мэдди уснула сразу же: я это поняла по сопению. А вот я все никак не могла сомкнуть век. Мне то кто-то мерещился, то слышались посторонние звуки, от которых по телу пробегала дрожь. Я ловила себя на мысли, что это всего лишь воображение решило «поиграть» со мной, а ни кто-то другой…
Все-таки, мне удалось «уйти» в мир морфия.
Я вижу темноту, которая медленно рассасывается, оставляя после себя такую картину: твердая красная земля, по всей видимости, сухая. На ней не растет ничего. Совершенно. Нет даже травинки или маленького цветка.
Неподалеку видны острые скалы оттенка крови, напоминающие на вершинах копья. Они расположены вокруг человека, дабы перекрывая ему единственный путь выбраться.
Человек.
Он стоит на коленях; его руки скованны в толстых цепях, берущих начало от земли, голова опущена. На бедняги нет ничего, кроме потертых джинсов. По его накаченному торсу стекают багровые струйки и… падают на красную землю. Секунду спустя я понимаю, почему почва имеет такой цвет.
Она вся пропитана кровью…
Тяжело вбирая в исцарапанную грудь воздух, парень сжимает кулаки, тянет к себе цепи, пытаясь освободиться. Но… тщетно. Ничего не получается.
Почему он находится тут? И… как оказался в цепях?
Парень кричит. Его крик, полный боли, проносится эхом по «мертвому» месту. Буквально через секунду, человек поднимает голову и смотрит прямо. С его голубых, как небо глаз стекают не слезы, а кровь; светлые волосы падают на лоб, закрывая брови. В этом юноше я узнаю Мэтта…
Боже.
Опустив голову, парень расслабляет руки. Сдается. Прекращает вести «борьбу» с цепями. Его грудная клетка тягостно вздымается, а положение на иссохшей земле так и трубит «я больше не могу».
Яркие языки пламени, появляющиеся вокруг Мэтта совершенно из неоткуда, пробираются к нему. Парень, подняв голову, дергает цепи, кричит, когда огонь касается его, покрывает руки до локтя.
Ему больно…
— Когда я буду развлекаться с тобой, ангел, — раздается басистый грубый голос не понять откуда, — боль для тебя станет адской. А это… пока что цветочки. Ну, все равно – развлекайся!
После этих слов огонь разрастается с огромной скоростью, поглощает с ног до головы Мэтта, который начинает кричать; кричать страшно, громко, мучительно. Его конечности находятся во владениях пламени, как и все остальное; кожа парня медленно сгорает, а руки тщетно пытаются потушить стихию хотя бы на лице.
Я резко распахнула глаза и приподнялась с кровати довольно-таки не медленно. Моя грудь бешено вздымалась, то опускалась, пальцы дрожали, а со лба скатывались струйки холодного пота.
«Это сон, — уверяла я себя, схватившись за сердце. — Всего лишь сон».
Хотя, я не могу быть точно уверена, что видела сон. Почему? А вдруг это был вовсе не сон, а видение? Что тогда? Нет-нет! Обычно, перед тем, как узреть видение, моя голова начинает сильно болеть, в глазах темнеет, а мысли путаются. Выходит, это был сон. Да еще такой реалистичный.
Дрожащей ладонью прикоснувшись к мокрой щеке, я поняла, что плачу. Попытка остановить слезы – не удалась. Мэтт, окутанный огненным плащом, все никак не вылезал у меня из головы. Я вспоминала его выражение лица, обгоревшую кожу, до мурашек страшный крик, полный боли и страданий. Мой хранитель мучился. Не где-то, а в Аду. Я это осознала только, когда проснулась. А голос, ведущий монолог с ангелом, он, наверное, принадлежал тому самому Азаелю, с которым Мэтт заключил сделку…
К чему такой сон? И что он значит? Боюсь, ответы на эти вопросы я не получу.
Посмотрев в сторону спящей Мэдди и удостоверившись, что она действительно спит, я обвела ноги руками, тихо зарыдала, опустив голову к коленям. Мне стало так страшно за Мэтта. Я и себе представить не могу, какие муки его ждут, да и сколько они будут длиться. Как бы я не хотела, но ничем не смогу помочь. Сделку нельзя нарушать, как я знаю. Или можно?
Выдохнув и откинув волосы, упавшие на лицо, назад, я посмотрела на правую ладонь, вспоминая слова Мэтта: «И когда ты уже была без сознания, я сделал на твоей руке порез, как и на своей, затем обменялся с тобой кровью. Вот здесь». Я провела пальцем по контуру линии жизни, как это делал Мэтт тогда. Интересно, он сейчас чувствует мои эмоции? Хотя, о чем тут думать? Ангел, наверное, спит, а не сидит, полностью погрузившись в свои мысли.
***
(От лица автора)
Смотря на яркие небесные светила за окном, Мэттью вспоминал об ангелах, которых убил и скинул на землю Мефистофель. Тоска заглатывала его целиком, когда он осознавал, сколько погибло слуг Божьих, верных Господу; сколько пролилось невинной крови, да и не только…
«Дальше будет еще хуже», — пронеслась в голове ангела мысль, заставившая его мучительно выдохнуть, закрыть глаза.
Так как Мэтт поставил себе цель «ни в коем случае не спать, а охранять Келин», он даже не ложился: сидел напротив окна и смотрел на звезды. Его раны болели, но медленно заживали. Парень старался не обращать внимания на режущие ощущения в области лопаток, равносильно тому, как пытался забыть, что больше не имеет крыльев. Ему было уже плевать на свою неполноценность, когда он вспоминал Келин и знал – с ней все хорошо. Она на сейчас спит в комнате. Ей ничего не угрожает.
Девушка в безопасности. Мэтт чувствует это…
Посмотрев на храпящего во всю соседа по комнате, парень закатил глаза и поднялся с места. Он все никак не мог сомкнуть веки, хотя ему очень хотелось спать. Пусть ангелы выносливей людей, сильней, умней, но им все равно, как и другим живым существам нужен отдых, чтобы чувствовать себя более-менее.