Все свое свободное время, а его предостаточно, Маленький Петров проводил на пятачке около крепости. Здесь разворачивались и останавливались легковые машины и экскурсионные автобусы со знаками иных городов, а нередко и стран. Здесь всегда толпился свежий люд, велись непонятные, а потому такие притягательные разговоры, здесь можно было, наконец, вволю наменять спичечных коробков — ради этикеток, конечно. Их собирали все мальчишки в городе. В синих тренировочных костюмах, с пузырями на коленях и локтях, Маленький Петров и еще десятка полтора таких же, как он, бросались на штурм автобуса.

— Дяденька, махнемся!..

Маленький Петров всегда лез напролом и был удачлив. Он кидался от машины к машине, лез в двери, в окна…

Автобусы, набитые людьми и вещами, уносились в загадочные дали, а на пятачке после них оставалось облако дыма. И в облаке — Маленький Петров, встрепанный, как воробей после драки.

Бывали на пятачке и пустые часы — ни одного автобуса. Тогда Маленький и его приятели носились по крепостному валу, играли в прятки, в войну. Развалины башни ограждены, на ограждениях плакаты: «Ходить строго запрещается», «Опасно для жизни», «За нарушение — штраф»… Сломанный Зуб под угрозой обвала — так показала экспертиза. Взрослые сторонились этого места, а мальчишки лезли, куда им надо. И все, слава богу, обходилось.

Ноги Маленького Петрова знают в развалинах каждую впадину и выступ. Именно здесь, почти на вершине Сломанного Зуба, в расщелине между камнями, он и спрятал пионерский горн.

Это место высоко над землей. Отсюда Маленький много чего видел. С одной стороны — дорогу. С другой — тоже дорогу, а на ней смешные игрушечные машины. С третьей стороны — Верею, бегущую к морю, а с четвертой — само это море, неразличимое в сизой дымке. Угадывалось оно по ровному, как ниточка, горизонту.

Когда в один прекрасный день Маленький Петров достал трубу из своего тайника и поднес ее к губам, он не был уверен, что труба загудит. А она загудела, сначала робко, чуть слышно, а потом — ого! — он и не ждал, что так здорово получится. «Эй, ма-ши-ны, вы, ма-ши-ны, — протрубил он в сторону дороги, — МА-Зы, ГА-Зы, «Моск-ви-чи», са-мо-сва-лы и «По-бе-ды», что так мед-лен-но пол-зе-те, то-ро-пи-тесь, то-ро-пи-тесь…»

Это было, оказывается, просто и весело — трубить все, что в голову придет: «Ду-ду-ду, ду-ду-ду, сидел ворон на дубу…» Что думать — то и трубить.

«…Вело-вело-си-пе-дис-ты, ос-та-нов-ка за мос-том!»

Двое парней в ярких шапочках въехали на мост, а он еще гремел под самосвалами. Велосипедисты миновали мост и, преодолев взгорок, спешились у первого же городского дома. Маленький засмеялся.

…«Эй, «Икарус», ты, «Икарус», никуда ты не поедешь, я тебя остановлю!..»

Похожий на огромную гусеницу, серый от пыли «Икарус» развернулся на пятачке около крепости и затих.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Аврал. Новые достоинства боцмана Ленца

К Дворцу пионеров подъехал грузовик. Из кабины высунулся шофер — распаренный, пиджак на голое тело. Капитан помахал ему рукой: давай, мол, ближе… И крикнул:

— Аврал!..

Боцмана крикнули «аврал» своим экипажам.

Каждый крикнул «аврал» самому себе и всем остальным.

Но и этого показалось мало. И все еще раз крикнули «аврал» — не вразброд, а дружно, так что соседние улицы услыхали.

Пускай все знают, что нет ничего веселее и радостнее аврала.

Вот к грузовику подтаскивают шлюпку, вернее, катят ее на катках, на круглых бревнышках, то и дело вынимая их из-под кормы и подкладывая под носовую часть.

— Навались! Раз-два, взяли! Маленький, посторонись! — кричит Каштанов.

А вот это уже ни к чему. Совсем ни к чему. Кончилось время: Маленький, сбегай; Маленький, принеси; Маленький, подай; а когда настоящее дело — Маленький, посторонись. Кончилось это время. Навсегда.

Маленький упирается в борт обеими руками, топчется, чтобы найти устойчивое положение, и пригибает голову, готовясь к следующей команде.

Шлюпку подводят к заднему борту, кладут мостиком две толстые доски, на них — каток и, дружно приподняв нос шлюпки, двигают ее с гиканьем и свистом вверх по мостику.

— Еще разик, еще раз! — кричит с грузовика капитан и тянет за носовой конец. Лицо у капитана багровое, фуражка съехала на затылок.

— Еще разик, еще раз! — кричит Маленький Петров, изо всех сил упираясь в корму шлюпки.

Наконец главная тяжесть перевалила через борт, шлюпка стала невесомой, корма ее пошла вверх — и Маленький повис над землей, болтая ногами…

Грузовик развернулся и, тяжело урча от натуги, двинулся по улице Ленина к центру города и оттуда, через дамбу — к искусственному морю. Когда проехали дамбу, Маленький оглянулся назад, и город открылся перед ним сразу весь, точно собранный в фокусе гигантской линзы. Развалины крепости, водонапорка, телебашня, трубы ГРЭС — три подряд, словно трубы фантастического парохода, скрытого за горизонтом. Над городом — серое марево жары и сланцевой пыли…

— Прощай, мама! — дурным потешным голосом заорал Каштанов, и все запели, заорали, затопали ногами.

…Машина, пятясь, медленно подходила к берегу. Капитан стоял на подножке и командовал:

— Еще-еще… Чуть лево руля… Прямо. Стой!

Корма шлюпки повисла над темной водой. Слева, у пирса, белел теплоход «Очаков». Пестрая толпа пассажиров ждала посадки. Матрос в джинсах и тельняшке-безрукавке драил палубу. На берегу, в тени теплохода, сидели рыбаки в старых велюровых шляпах. У кормы тихо плавали мальчишки. Высокий борт отражал ленивое движение воды.

Справа, пришвартованная к понтону, покачивалась вторая шлюпка, как две капли воды похожая на ту, что привезли. На борту белой краской выведено: КЮМ — Клуб юных моряков.

— Разгружай! — приказал Каштанов, и все взялись за дело. Палатки, спальные мешки, ящики с консервами, брезентовые кули с картошкой, спасательные пояса, ведра, рюкзаки — все это и многое другое сбрасывали, снимали с машины и складывали у самой воды.

Тут и Маленький Петров не отставал. Больше того — он настолько осмелел, что начал давать советы.

— Куда кладешь, ты! — кричал он одному. — Сюда тяни, не видишь, что ли! — другому. — Принимай, чего стоишь! — третьему.

В это время кто-то из стоящих на грузовике в спешке выронил весло, и на пути падающего весла оказался Маленький Петров. Весло задело его вальком. Маленький охнул.

— Кому попало? — спросил с грузовика капитан.

— Маленькому.

— Боевое крещение, — сказал Степа.

Маленький не от боли, от досады готов был заплакать, но удержался. «Черта с два заплачу, черта с два!» — сказал он сам себе.

Капитан перегнулся через борт:

— Знаешь, Маленький Петров, почему тебе попало? Ты все советы давал. Я давно заметил: начнет человек слишком много советов давать, с ним обязательно что-нибудь и приключится…

Все засмеялись, а Маленький опустил голову. Чубчик подтолкнул его.

— Со мной держись, салага!.. — И тише: — А ты ловкий, я смотрю. Как трубу-то спер?..

Но тут, к счастью, раздалась новая команда, и Маленькому не пришлось отвечать на этот неприятный вопрос.

— Второй экипаж, в воду! — сказал капитан и, кряхтя, стал скидывать пиджак, рубаху, сапоги. «Э, а капитан-то ничуточки не загорелый, — отметил про себя Маленький Петров, — и наколки ни одной. Может, на спине?.. И там нет…»

Маленький раньше всех бросил одежду и вошел в теплую, пахнущую гнилью воду. В зоне затопления осталось много невыкорчеванного леса, кустарника. Сейчас вода спала, и голые стволы торчали, словно мачты затонувших кораблей.

Теперь надо было как можно осторожней опустить шлюпку на воду, придерживая ее изо всех сил, тогда как сама она всей своей тяжестью стремилась вниз. Те, кто стоял в воде, прикасались вытянутыми руками к широкому телу шлюпки, к ее обитому металлом хребту, глядя напоследок на могучие ее ребра, которые только что не дышат, а так совсем живые. Через минуту все это будут видеть только рыбы и будут срываться с бешеной скоростью с места, почуяв приближение шлюпки, ее неукротимое движение и скрипение о воду.