– Ну как, осмотрелся? Музыку слушаешь. Любимая песня Бешенного "My bebi", группа "Кристи". Делать-то что дальше станешь?

– Давай прежде договоримся, чего делать не станем. Иначе нам не по пути! Согласна?

– Ну и?…

– Лгать друг другу не будем…

Сразу почувствовал, что сказал несусветную глупость. В карих глазах девушки промелькнула искра насмешки.

– Ну даешь! А я-то думала, что ты и взаправду умник. Спрашивай…

– Товар на борту или где-то на берегу?

Она мгновенно превратилась в ту Мерли, которую я встретил в баре: бессердечно добивавшую раненных. Сжалась, глаза зло блестели.

– Тебе какое дело?

– Хорошо, тогда скажи, если бросим все как есть и сбежим, нас оставят в покое?

– Нет… не оставят. Нужно сделку завершить. Пойми, из этого бизнеса так просто не уходят… Там товара почти на миллион! Можешь себе представить – целый миллион! И все наше! Если только выгорит, на всю жизнь хватит! Сытую, безбедную… – на всю-всю. До самой старости. Понимаешь, Умник?

Похоже, случившееся ничему ее так и не научило.

– Мерли, опомнись, – это лишь мираж! Не будет никакой сытой счастливой жизни!

Она, упрямо надув губки, исподлобья глядя на меня, гнула свое.

– Подумай, Умник, такое выпадает раз в жизни. Я предлагаю прибыль поделить пополам. Одна сделка – и точка! Разлетаемся в разные стороны. Все равно ты уже замаран по уши. За спиной гора трупов. Просто так уйти не удастся – не выпустят, и не мечтай.

Да, я действительно глупец! Честность и Мерли – понятия несовместимые. Придется играть по ее правилам.

– Ты знаешь, кто были те в баре?

– До того, как убили Стаса, думала, что федералы. Сейчас сомневаюсь. Следов и свидетелей мы оставили много – машина, лодка… – связать не тяжело. Федералы работают жестко и быстро, а мы до сих пор на свободе.

– Кто такие федералы?

– Ты что не знаешь федералов?

Я вопросительно смотрел на девушку.

– И откуда ты такой взялся, Умник. С Луны что ли свалился? Федеральное бюро Содружества по борьбе с наркотиками. Ну так как, что скажешь насчет пятисот тысяч?

– Если поймают, сколько нам светит?

Мерли опустила глаза.

– Лет двадцать каторги, а если убили федералов – пожизненное.

– Ты Стаса любила?

– Тебя это не касается, – девушка нахмурилась, недовольно поджав губы. Немного помолчав, добавила: – Вначале – да! Потом… был просто секс. Он меня защищал.

"Кажется, смерть Стаса особо ее не расстроила. Ничего себе подруга! Хоть бы скупую слезу пустила: все-таки защищал. Ну и ну – спину такой не подставляй. Может, все же стоило нажать еще раз на спусковой крючок?"

Видимо, она прочла мои мысли…

– Ты… ты ничего не понимаешь, Умник! Ничего… Даже представить себе не можешь!…

Я ожидал, что сейчас ее прорвет, на карие глаза набежит слезинка. Не тут-то было! Они стали еще суше и злее.

– Сама не раз убить хотела…

Вот так признанье! А ведь спали вместе, близкие все-таки люди – чисто женская, непонятная мне логика.

Яхту качнуло, затем еще, на этот раз сильнее: вначале робкий утренний ветерок понемногу набрал силу и теперь шалил волнами.

– Хорошо, я подумаю… над твоим предложением. А сейчас пора уматывать, пока гости не пожаловали. Яхтой управлять можешь?

– Приходилось.

– Вот и давай, а я займусь твоими бывшими дружками.

"Да, мертвецы далеко не самая лучшая компания, особенно если путевку на тот свет ты оформил лично. Хотя как посмотреть: с другой стороны, они намного безопаснее моей новой напарницы", – размышлял я, отправляя трупы на корм рыбам и крабам.

Первым последовал за борт "ирокез", за ним – "крепкий орешек", а уже потом – Борода и Цек. Прежде чем отпустить очередного покойника в царство Нептуна, я тщательно их обыскивал. И не зря!

На шее Бороды на шелковом шнурке висел ключ от зажигания. У Диогена, кроме объемного портмоне с деньгами, реквизировал три ключа на золотом брелоке с изображением заключенного в звездный круг кентавра и золотые часы "Tissot". От Цека ко мне вернулся бумажник "рокера" – о нем "матросы" так и не успели доложить боссу.

Над головой пронзительно кричали чайки, будто горько сожалели, что им ничего не достанется от предстоящего "пиршества".

Вытер вспотевший от "трудов праведных" лоб. Свежий ветерок ласково перебирал волосы, холодил чело. Хорошо!

Взявшись за поручень, залюбовался морем. Как можно его не любить? Эту бескрайнюю, бездонную синь. Прародительницу, колыбель всего сущего. Загадочную и непостижимую. Как бы хотелось слиться с ней воедино, смыть грязь человеческих грехов, стать ее неотъемлемой частью… и познать вечность.

Шум лебедки, поднимающей якорь, заставил меня вспомнить о надувной лодке, все еще болтавшейся за бортом. Втащил ее на палубу, закрепил тугими шнурами-резинками с крючками на концах.

Тихо, утробно заурчал мотор, яхта тронулась с места и, плавно покачиваясь на волнах, чуть развернувшись, двинулась параллельно берегу, прочь от негостеприимного городка.

"Самое время заняться своим туалетом. Начиная с момента, как нагишом появился в этом мире, таскаю то тряпье покойника, то пьяного кладбищенского сторожа, которого, кстати, совершенно бессовестно обворовал. Да, моя карьера складывается здесь головокружительно: мелкий воришка, серийный убийца, наркоторговец… Растем! То ли еще будет!"

С такими "радужными" мыслями спустился вниз. По комплекции мне ближе всех подходил Бешенный, вот поэтому и решил вернуться в его каюту. Обновить гардероб, так сказать, привести себя в порядок. Все по закону жанра: убил, пора обворовать. Мол, покойнику вещи ни к чему. Глянул в небольшое овальное зеркало, вмурованное в стену каюты. Лучше б я этого не делал! Ишак он и есть ишак! Тут с Бешенным не поспоришь: торчащие дыбом грязные волосы, суточная, наполовину седая щетина, ввалившиеся серые глаза с темными кругами, кожа на щеках шелушилась, осыпалась чешуйками. Весь в крови: измазался, когда кормил рыб и крабов. М…да… красавчик! Даже душно стало.

Открыл овальный, похожий на зеркало иллюминатор. Похоже, в этом мире тяготеют к овальным формам. Глотнув свежего воздуха, начал ревизию шкафа Бешенного. Нашел свежее полотенце, новые в целлофановых упаковках с этикетками плавки, белую тенниску, вельветовые серые штаны и рубаху в мелкую сине-белую клеточку. Подошли и кожаные коричневые босоножки с серебристыми якорьками на ремешках.

Решительно сбросив кладбищенское тряпье, вышвырнул его в иллюминатор. Отставил в сторону стул, на котором пытали Мерлин, потрогал ногой засохшее пятно крови. За дверью нашел туалетную комнату с душем, унитазом, опять-таки овальным зеркалом и стеклянной полочкой с туалетными принадлежностями. Включил душ – ударили сильные струйки чуть теплой воды. Наслаждаясь, какое-то время стоял боясь шевельнуться, утратить прелесть момента. Казалось, что вода вместе с грязью и кровью смывает прошлые беды. Жидкое мыло пахло сиренью. Будто желая отмыть заодно и душу, намыливался вновь и вновь. Тер тело губкой до тех пор, пока кожа не покраснела. Потом сбрил щетину разовым лезвием.

Тщательно вытерся свежим полотенцем, облачился в новое одеяние. Причесал волосы костяным гребнем с ручкой в форме морской каракатицы, висящим тут же на шелковом шнуре, с надеждой посмотрел в зеркало: высокий лоб, русые, чуть вьющиеся волосы, прямой с небольшой горбинкой нос, серые глаза. Похоже, пребывание в отстойнике пошло на пользу. Исчезли темные круги под глазами, нездоровая бледность, подравнявшиеся щеки порозовели. Еще новость – в радужках глаз появились едва заметные тонкие золотистые прожилки.

Совсем другое дело – пусть и не красавец, но уже и не ишак!

От затылка вниз вдоль позвоночника прошла горячая волна, – первый предвестник грядущей нуклеаризации.[5] Только ее сейчас не хватало! Первые три еле пережил в отстойнике у астальдов. Черти б их подрали! Так нет же! Не хотят рогатые с ними связываться, наверное, побаиваются. Горио, помню, утешал, что последующие будут намного легче. Врал, как всегда врал, мерзавец! Каждый раз я буквально отдавал Богу душу. Хотя теперь он вряд ли ее примет.