— 113-я уже была на Восточном фронте, — заметил Гельм.

Бадер встал и, подражая Литерсу, прошелся вдоль стола, потом вытащил из кармана портсигар и сказал:

— Все это понятно... Но каким образом высвободить целых две дивизии?

— Сложный вопрос, — подтвердил генерал Хорстенау.

Генерал Бадер хмурился, обеспокоенный непонятным молчанием Литерса. Он чувствовал, что взгляды присутствующих обращены на него, и все же не мог скрыть раздражения. Повернувшись к Турнеру, он заметил ему, что легко давать приказы, не задумываясь над возможностью их выполнения. Потом вскинул голову и без всякой связи с предыдущим надменно проговорил, что поставит на колени этих югославских авантюристов, и добавил, что регулярным частям немецкой армии, вооруженным первоклассной военной техникой, пора бы справиться с горсткой босоногих, почти безоружных бандитов.

— Будьте уверены, генерал Бадер не станет командовать из своего кабинета! — аффектированно закончил он.

— Надо сообщить в Берлин о сложившейся здесь ситуации, — предложил Глейз фон Хорстенау.

— Я хотел бы предложить конкретный план действий, — снова заговорил Бадер. — Вероятно, вам известно, что Бенито Муссолини недавно послал письмо фюреру с предложением объединить усилия немецких и итальянских войск, чтобы еще до начала весны ликвидировать все очаги восстания.

— А каковы результаты вашей первой операции против бригады? — перебил его Литерс — Было бы интересно услышать и о них!

— Можно сказать, что поставленные цели не достигнуты, — смутившись, пробормотал Бадер.

— Да, результаты неудовлетворительны! — заметил Турнер.

— И в чем же причина этого? — покосился на него Литерс, чувствуя, как в нем снова закипает ярость.

— Причин много.

— Объективных?

— В основном — да.

— Наша операция закончена, — сказал Турнер, — однако бои с бригадой продолжаются.

— Сегодня нам необходимо согласовать план нашей второй операции, — продолжал Бадер.

— Когда примерно вы думаете ее начать? — взглянув на него, спросил Литерс.

— Дней через двадцать, — ответил Турнер.

Когда Литерс снова опустился на свой стул, Бадер, у которого несколько поубавилось самоуверенности, развернул на столе большую карту Югославии с нанесенными последними данными о партизанах.

— Наша первая операция закончилась неудачей...

— Почему? — снова перебил его Литерс. — Объясните, почему! — повторил он, вставляя монокль.

В зале наступила тишина. Все со злорадством наблюдали за смутившимся Бадером, которого многие из них считали спесивым выскочкой.

— Хотя бы потому, — ответил Бадер, — что эта партизанская бригада перешла в Восточную Хорватию...

— В Восточную Боснию! — поправил его Литерс.

— Это территория «Независимого государства Хорватия»! — снова обретая уверенность, произнес Бадер. — Уже по тому, что эта бригада перешла туда, можно заключить, что пожар восстания охватывает новые области. Правда, в Ужице его очаг ликвидирован. Под Ужице за три часа мы уничтожили целый батальон партизан.

Генерал Хорстенау, считавший все предложения и планы Бадера совершенно абсурдными, поскольку, по его мнению, Бадер вообще занимал чужое место, бросил:

— Бригаду нельзя было пускать в Хорватию!

— Ее необходимо было уничтожить! — поддержал его Литерс.

Наверное, на этом совещании никто так внимательно не слушал выступавших и не анализировал услышанное, как подполковник Отто Майер. Ему было известно, что все присутствующие здесь или попали в немилость в Берлине вследствие своей недостаточной преданности национал-социалистской партии и фюреру, или же их просто посчитали пригодными лишь для диких Балкан. Глядя сейчас на Литерса, он понимал, что многие и тут не задержатся.

— Господа, — продолжал Бадер, — по плану, согласованному с Берлином, наша следующая операция должна начаться 15 января...

— А каковы сроки проведения операции? — спросил его Литерс.

— Самое позднее — до середины февраля, — ответил Турнер.

— И это будет конец! — воскликнул Бадер.

— Только надо действовать решительно! — вставил Резенер.

— Конечно! Никакой пощады! Огнем и мечом мы сметем их с лица земли! — прошипел Бадер. Взяв указку, он продолжал: — Одновременными концентрическими ударами по сходящимся операционным направлениям Вишеграда, Зворника, Тузлы и Сараева мы уничтожим основное ядро партизанской бригады. Эту задачу выполнят 342-я и 718-я пехотные дивизии и один полк 714-й пехотной дивизии при поддержке семи батальонов домобранов и эскадрильи бомбардировщиков.

Генерал Глейз фон Хорстенау негромко сказал Литерсу:

— На этих домобранов вообще не следует рассчитывать!

— Почему?

— Это не армия!

— Объясните...

— Это подлецы! Когда домобран встречает партизан, он бросает винтовку, поднимает руки и кричит: «Не стреляйте, братья, это снова я!»

— Я вас не понимаю, — нахмурился Литерс.

— Партизаны уже несколько раз разоружали его, и он возвращался домой, там его опять мобилизовали, и все повторялось сначала, — объяснил Хорстенау.

Будто услышав пошлый анекдот, генерал Литерс кисло усмехнулся, а затем обратился к Бадеру:

— Вы слышали о приказе вывести 342-ю дивизию из Югославии?

— Разумеется, — ответил Бадер и посмотрел на Турнера.

— Мы включили ее в наш план, так как в приказе не указана точная дата вывода этой дивизии из Югославии... — объяснил Турнер.

— Вы хотите что-то еще сказать? — обратился к нему Литерс.

— К сожалению, приходится констатировать, что при проведении нашей первой операции партизаны понесли весьма незначительные потери, в то время как нашим, итальянским, усташским, домобранским и четническим частям нанесен серьезный урон.

— Вы хотите сказать, что ваша операция потерпела крах?

— Им необходимо нанести решительный удар! — не дав ответить Турнеру, сказал Бадер, бросив на того яростный взгляд.

Литерс и на этот раз постарался сдержать бушевавший в нем гнев, решив про себя спокойно выслушать все до конца, а потом представить в Берлин детальный доклад.

— Парадоксально! — язвительно заметил он.

— Что парадоксально, господин генерал? — удивился Турнер.

— Верховное командование требует перебросить две дивизии отсюда на Восточный фронт, а генерал Бёме во время своей встречи с фюрером просит подкрепления.

— Однако мы, господин генерал, получили в качестве подкрепления только несколько батальонов итальянцев и домобранов.

— А единственная заслуга итальянских оккупационных войск — это Плевля! — снова вмешался Майер. — Все остальные сражения они проиграли. Партизаны бьют их, где только могут!

— Где сейчас находится партизанская бригада? Каков ее численный состав? — обратился Литерс к Гансу Гельму.

— Я, наверное, располагаю наиболее свежими данными об этом, — хладнокровно продолжал Майер. — Вчера она ушла из Меджеджи. — Он встал, подошел к Турнеру и показал на карте: — Сегодня они где-то в этом районе, между Романией, Деветаком и Яхориной. Скорее всего, они движутся долиной реки Прачи, а возможно, вошли уже в Рогатицу.

— А ее численный состав?

— В Рудо было около тысячи двухсот человек, сейчас в бригаде, наверное, свыше полутора тысяч. По всей вероятности, в ее состав уже вошел батальон белградских коммунистов.

— У вас есть свои люди в бригаде? — снова обратился к Гельму Литерс. — Гестапо должно принять активное участие в этой операции! — добавил он.

Вопрос Литерса поставил гестаповца в очень щекотливое положение — солгать он не смел, но в то же время знал, что еще опаснее сказать правду. До этого он с удовольствием наблюдал за перепалкой генералов, теперь же все взгляды обратились к нему. Не зная, на что решиться, он почувствовал, как покрывается холодным потом.

— Мы в основном в курсе дела, — осторожно начал он.

— Пожалуйста, конкретнее, господин Гельм! — сказал Бадер.

— У нас есть свой человек в бригаде...

— Вас же попросили быть конкретнее! — резко перебил его Литерс.