— До перевода в Югославию он был в штабе наших оккупационных войск в Париже и тоже показал себя не с лучшей стороны, — вспомнил Йодль.

Зазвонил телефон. Йодль поднял трубку, долго молча слушал, потом коротко бросил: «Хорошо!» — и, повесив трубку, неторопливо подошел к длинному столу, стоявшему в центре кабинета. На столе была разложена большая карта Европы с нанесенными на ней границами третьего рейха. Йодль долго стоял, хмуро разглядывая нижнюю часть карты, где находилась Югославия. Он был невысокого роста, плотный, с аккуратно зачесанными назад поредевшими прямыми волосами. Глубокие морщины на крупном мясистом лице Йодля сейчас обозначились еще резче, в углу рта торчала давно потухшая сигарета.

— До сих пор нами еще не выполнено распоряжение фюрера перебросить две дивизии из Югославии на Восточный фронт, — негромко, как бы про себя, произнес он. Потом, повысив голос и обернувшись к Литерсу. добавил: — Господин генерал, этот вопрос мы должны как можно скорее снять с повестки дня!

Литерс и Кейтель тоже подошли к карте.

— Я никак не могу понять, что происходит с генералом Бадером, — полувопросительно произнес Кейтель. — Мы ведь так много ожидали от него, когда он был переведен в Югославию...

— Простите, господин фельдмаршал, но мне кажется, что то же самое можно сказать и о генерале Бёме, — заметил Литерс.

— Вероятно, Бадеру нужна была помощь, — проговорил Кейтель. Потом, вдруг о чем-то вспомнив, резко повернулся к Литерсу и быстро спросил: — Генерал Литерс, как я понял из вашего доклада, между различными нашими военными ведомствами в Югославии не существует никакой координации действий?

— Такой вывод был сделан на совещании в отеле «Авала», — ответил Литерс. — Бензлер и генерал Хорстенау выразили озабоченность подобным положением. Особенно это касается нездорового соперничества между абвером и гестапо.

— Старая история! — махнув рукой, бросил Кейтель. — Давняя свара между Канарисом и Гиммлером.

— В целом положение в Югославии, видимо, оставляет желать много лучшего, — заметил Йодль.

— Да, положение весьма тревожное, — подтвердил Литерс.

Кейтель принялся излагать свою старую концепцию политики, которую, по его мнению, следовало с самого начала войны проводить по отношению к Югославии. Он сказал, что после апрельской войны и капитуляции Югославии надо было вернуть власть старому правительству Цветковича — Мачека, заключить с ним пакт, а затем отвести из Югославии свои войска. Югославское правительство должно было дать обязательство в случае необходимости беспрепятственно пропускать через свою территорию дивизии вермахта. Он посетовал на то, что министр иностранных дел Риббентроп в свое время не сделал соответствующего доклада фюреру, и, подумав, добавил, что, возможно, еще не поздно сделать это сейчас.

Литерс нетерпеливо выслушал пространные разглагольствования Кейтеля и, когда тот закончил, заговорил:

— Господин фельдмаршал, ситуация в Югославии очень серьезная! Если срочно не принять самых решительных мер, нам может понадобиться еще около семи дивизий для усмирения партизан. Насколько я понял, вы уже ознакомились с моим докладом?

— Разумеется, мы оба его внимательно прочитали, — ответил Кейтель.

— Как мне ни неприятно, — продолжал Литерс, — но я считаю необходимым добавить к изложенному в докладе следующее: генерал Бадер — человек поистине неуемных амбиций и вследствие этого никогда не признает, что он не в состоянии справиться с этой партизанской бригадой. Прошу прощения, но его руководство боевыми действиями, из своего кабинета просто возмутительно!..

— Вы, кажется, побывали в Загребе? — перебил его Йодль.

— Да, я провел там почти восемь дней.

— Вы встречались с генералом Хорстенау?

— Да, в Загребе и на совещании в Белграде.

— Вероятно, вам известно, что генерал Хорстенау шлет в Берлин доклад за докладом, в которых приводит массу недостатков и пороков режима Павелича?

— Да, я слышал об этом, — ответил Литерс.

— Как вы считаете, есть в этих докладах доля истины?

Литерс был совершенно уверен, что кровавый режим и зверские методы Павелича лишь способствуют пополнению рядов партизан, однако он не мог понять, что кроется за этим вопросом Йодля, а потому ограничился уклончивым ответом:

— Мне кажется, что генерал Хорстенау не совсем прав.

— Объясните, пожалуйста, — заинтересованно поднял на него глаза Кейтель.

— Я придерживаюсь того мнения, что «Независимое государство Хорватия» Павелича для нас полезнее в качестве пусть даже не очень надежного, но союзника, чем в качестве врага. В то же время, как мне кажется, не следует сомневаться и в объективности оценок генерала Хорстенау. Еще во времена старой Австро-Венгерской монархии он долгое время жил в Хорватии и отлично осведомлен о местных нравах и политических течениях. В этом смысле его мнение — это мнение специалиста.

— Что ж, вернемся к докладу, — сказал Кейтель. — Я, собственно говоря, спрашивал вас не о том, кого, на ваш взгляд, из числа наших генералов в Югославии следует сменить, а о конкретных мерах, которые необходимо принять.

Кейтель прекрасно понял, чего добивается Литерс. Улыбнувшись уголками рта, он закончил:

— Что касается кандидатуры нового командующего нашими войсками в Югославии, то мы предполагаем послать туда с чрезвычайными полномочиями вас.

— Благодарю, господин фельдмаршал! — Литерс вытянулся и щелкнул каблуками.

— Сколько вам нужно времени, чтобы покончить наконец с партизанами? — спросил Йодль.

Литерс заявил, что сделает все возможное, чтобы в кратчайший срок закончить операцию по уничтожению партизанской бригады.

— Политически важно провести эту операцию быстро и решительно, подобно апрельской войне, — добавил он.

— И как вы предполагаете осуществить это? — поинтересовался Кейтель.

— В кратчайший срок закончим все приготовления и сразу бросим против этой бригады такое количество сил, которое обеспечит ее быстрое и полное уничтожение.

Так генерал Литерс оказался во главе семи дивизий. Немного позднее к этим семи прибавилась еще одна, дивизия «Принц Ойген», сформированная из банатских немцев, которой командовал генерал Артур Флепс. Кроме того, в подчинении у генерала Литерса оказались все домобранские, усташские и четнические подразделения. Генерал Литерс был одним из самых образованных и опытных генералов вермахта, однако сейчас он находился в затруднении, не зная, как поступить: дать хотя бы небольшую передышку частям, бьющимся с партизанами, или попытаться довести до конца операции по уничтожению бригады, начатые Бадером. С одной стороны, он опасался, что эта передышка будет на руку самим партизанам, бригада пополнит свои ряды, наберется сил, а то, чего доброго, возникнет и еще какая-нибудь подобная ей бригада. С другой стороны, он прекрасно понимал, что его солдаты до предела измотаны бесконечным лазанием по горам в погоне за неуловимыми партизанами и им просто необходим отдых. Вместе с тем он помнил обещание, данное Кейтелю и Йодлю, покончить с бригадой не позднее мая.

На Славонски-Брод опустилась темная зимняя ночь. Генерал Литерс вышел из здания штаба в сопровождении своего адъютанта Нордена, «специалиста по еврейскому вопросу». Глядя на холодное, чистое небо, усыпанное звездами, генерал Литерс распорядился:

— Завтра же подготовьте приказ об отводе всех наших частей, действующих против бригады, на отдых.

— Слушаюсь, господин генерал! Я думаю, это правильное решение.

Литерс глубоко вздохнул. Его вдруг охватило ощущение какой-то умиротворенности.

Изнуренные долгой бессонной ночью и напряженным маршем, голодные партизаны, зябко кутаясь в плохо защищающие от пронизывающего ледяного ветра шинели и пальто, упрямо взбирались на гору. У многих начались галлюцинации...

Сколько Гаврош себя помнил, ему еще никогда не приходилось так явственно ощущать близкое и холодное дыхание смерти.