Это, конечно, было только начало, но все равно все было классно — фильм прошел на ура и прибыль принес немалую. И на второй картине я намеревалась работать по-настоящему, глубже влезая в процесс и не давая себя оттеснить. Но второй фильм, сценарий которого я написала давно, под вопросом. Я уже столько раз обещала Мартену дать окончательный ответ по поводу фильма — в смысле, готова ли я вложиться, когда к нему приступаем, — но то одно, то другое сроки отодвигало. То Яшу убили, то Юджин пропал с концами, то у меня начались неприятности. В последний раз ответ ему пообещала дать тридцать первого. Сегодня, кстати.

Ни к чему мне сейчас этот фильм. На мне еще проблемы с Ленчиком висят, которые, надеюсь, решатся благодаря киллерам, и с ФБР, а эти могут решиться совсем не в мою пользу.

…Ну когда же он кончит наконец? Господи, кто бы знал, как мне скучно сейчас! И я даже не удивляюсь тому, что мне, отдававшейся огромному количеству мужчин, с большинством которых, в общем, тоже не было интересно — но так приятно было, что меня хотят, лучший комплимент, на мой тогдашний, да и сегодняшний взгляд, — так хочется в данную минуту, чтобы поскорее все завершилось.

Но он не торопится — и водяная кровать булькает размеренно в такт его движениям. Зачем ему торопиться? Он удовольствие получает — это мне тоска. А он, конечно, об этом не догадывается: я и в 16 лет так имитировала, что мужчины вдвое и даже вчетверо старше об обмане не подозревали. Да и неудивительно — и потому, что я хорошая актриса, и потому, что мужчины в подавляющем большинстве своем совершенно не задумываются, каково с ними женщине, они, кажется, полностью убеждены в том, что и так ее облагодетельствовали, подергавшись пять минут или просто попросив сделать им минет. И спроси их, не нужен ли женщине оргазм, они удивятся — скажут, что с ними женщины и так его получают, даже оскорбятся, что их подозревают в слабовыраженном мужском начале. Они же все самцы, истинные мачо, все, даже самые убогие. Они уверены, что в женской психологии и физиологии разбираются замечательно, считая себя Казановами.

И, не зная истории, не предполагают, что подлинный Казанова прославился не только количеством побед, но и их качеством — и давал каждой женщине возможность почувствовать себя счастливой, любимой, желанной хоть на миг, на час, на день. Он был тем, кто возвышал ее, служил ей и боготворил, влюбляясь страстно в каждую, — и страдал, и заставлял страдать или проливать слезы восторга и радости. Но в современном представлении истинный мужчина есть этакая секс-машина, беспринципная и неэмоциональная и, к сожалению, как правило, плохо работающая. И, как я вижу теперь, это не только для России характерно, но и для Америки.

Тьфу, твою мать! Вот угораздило меня так провести раннюю молодость — чтобы после общения с большим количеством мужчин начать их презирать. Но, с другой стороны, будь я другая в детстве, никогда бы не стала такой, какой стала, — да и жалеть не о чем, лучше знать, чем не знать, — хотя дуракам, естественно, живется легче.

Женщины, правда, тоже не подарок — я в лесби-клубе в Москве в этом полностью убедилась. Вроде все похотливые, особенно когда выпьют, хватают, лезут целоваться, телефон просят, а когда трезвые, тише воды, всего стесняются, не решаются даже познакомиться, и, судя по разговорам, к сексу, в принципе, равнодушны. И даже, кажется, его боятся — по крайней мере, многие из тех, кто со мной знакомился, в шоке были от моего заявления, что мне не подруга нужна, а любовница, и начинали говорить о том, что сначала бы лучше узнать друг друга поближе, погулять, в Третьяковскую галерею сходить — может быть, потом… В галерею вместо постели — как тебе? Я там была этакой развратной вольнодумкой, несколько подрывающей устои лесбийского общества — хотя, бесспорно, находились и такие, кто хотел от меня секса, и сразу. Вот только мало их было, и не слишком-то они были хороши.

Так что, могу только сделать вывод, что и у мужчин, и у женщин минусов масса и только считанные представители обоих полов могут быть хорошими партнерами в постели. Двух мужчин могу вспомнить в своей жизни — тебя и Корейца и столько же женщин, наверное. А остальные…

— Тебе хорошо, Олли? Я вижу что тебе нравится. Поцелуй же меня, бэби…

Да ни хрена мне не нравится, и не бэби я ему — но ничего не поделаешь, у меня с детства принцип был такой — раз уж оказалась в постели с мужчиной, должна быть на высоте и сделать так, чтобы у него остались максимально яркие впечатления. Именно поэтому, когда час-полтора назад оказались в моей сексуальной комнате, устроила для него показательные выступления с вибратором, коронный мой номер, исполнению которого отдаюсь настолько полно, что кончаю всякий раз бурно, а потом попросила его приковать меня к хитроумному приспособлению, напоминающему пыточный инструмент из средневековья, и отхлестать хорошенько, и брать грубо. Мужчин это всегда возбуждает, такое вот изнасилование, особенно если хорошо им подыграть. И я подыграла — извиваясь под совсем не больно бьющей плеткой, максимально оттопыривая попку и виляя ей под собственные крики и стоны, демонстрируя гладко выбритые складки между ног, и завопила, когда он вошел быстро и резко — подзадоривая и еще больше его возбуждая.

А теперь вот лежим в постели — я на спине с закинутыми на него ногами и стянутыми наручниками руками, а он между моих ног, заводясь от моего бессилия, подбадриваемый создаваемым мной звуковым фоном. И моя любимая водяная кровать сейчас напоминает мне утлое суденышко, тыкающееся в берега маленького искусственного пруда. Никакого удовольствия от такого плавания. И в этом не моя вина, но неудачного штурмана, которому я намеренно предоставила управление кораблем, потому что та же кровать, при наличии на ней Юджина, представлялась мне роскошным океанским лайнером, бороздящим волны наслаждений, никогда не пристающим к берегу, не бросающим якорь, не заходящим ни в какие порты для передышек — если только по просьбам утомившихся пассажиров. Или подводной лодкой, успешно ведущей боевые действия, то ускользающей фаллически в бездну и блуждающей по глубоководным фарватерам, то выныривающей на поверхность для ракетного залпа.

Аккуратно стаскиваю с него презерватив, второй за нынешний сеанс, и медленно-медленно провожу языком по всей длине не слишком длинного члена. Секс с ним — только в презервативе, без него он мне противен, хотя, в принципе, мое отношение к презервативам резко отрицательное. Но в любом случае делать в нем минет — это слишком, такое ощущение, словно резину жуешь. Он дергается, словно ток через него пропустили, и пальцы мои оказываются внизу, покалывая его ногтями, а губы обхватывают мужское его достоинство. Думаю, такого орального секса у вас еще не было, мистер, такого творческого и долгого. Для меня же это призвание, я же бывшая жрица любви, как никак, ушедшая в отставку и вот вынужденная снова явиться людям, точнее, этому человеку, очень и очень мне нужному, и потому не чувствую, как немеет постепенно язык и ноги затекают, и очень нескоро перевожу его через границу, за которую так долго не пускала, и принимаю в ротик вялый его выстрел.

— Это божественно, Олли, это просто божественно. Позволь, я сделаю то же тебе…

Пытаюсь отнекиваться, расточая комплименты по поводу того, как он утомил меня своим напором и мощью, мягко убеждая, что ему следует отдохнуть, — но ничего не получается. Ладно, десять минут, и сымитирую мощнейший оргазм — натурального ждать не приходится. И вообще, на мой взгляд, мужчинам заниматься оральным сексом не стоит — у них при этом такой вид, словно они тебя облагодетельствовали, совершили ради тебя нечто из ряда вон выходящее, хотя сами с легким сердцем суют женщине в рот немытый член, полагая, что доставляют ей массу удовольствия. Я, правда, умудрялась кончать, делая минет, — но только с тобой, с первым мужчиной, открывшим мне, что такое оргазм, и с Корейцем изредка, поначалу реже, чем с тобой, потому что ты любовью занимался нежно и мягко, а он, как правило, зверствует, и только бы не задохнуться с его гигантским членом во рту, не до оргазмов уже, но я быстро привыкла.