— Разве бывает такое? — удивился капитан. — Чтобы шторм обойти?

— Помощник Семар мог, — убежденно отвечал мальчик. — Он словно заговоренный, само море ему благоволит.

— И откуда же взялся такой уникальный специалист? — недоверчиво хмыкнул капитан.

— Я его в море выловил, — с гордостью сказал мальчик.

— Это как?

— Да, я на мачте сидел, смотрю, плывет что-то, оказалось, он. Я к капитану побежал, и мы его спасли. Живой оказался. Доктор говорил, что несколько дней он в море провел, без воды и еды. А когда очнулся Семар, то мы поняли, что он не помнит, кто он.

— Не помнит? — еще больше удивился Харди.

— Совсем ничего не помнит о себе. Но навыками морскими владеет как бог.

— А имя Семар откуда взялось?

— Это я дал. Семар — чайка. Так наш корабль звали.

— Да, я помню. Ты уж извини, малец, что мы твой дом потопили, но до берега мы бы его не дотащили.

— Я понимаю, — вздохнул Олли и даже удивился немного, что капитан извиняться надумал.

«Нет, не плохой все-таки этот капитан, хоть и пират» — решил Олли и проникся к своему неожиданному работодателю еще большим уважением, а наутро узнал, что капитан заинтересовался историей пленника и даже решил с ним побеседовать. Уж о чем они там говорили, никто не ведал, но на следующий день всех пленников перевели из грязного сырого трюма в каюты для матросов, одели, накормили, отмыли и пристроили к работе. Так экипаж судна пополнился на тридцать восемь человек, а корабль взял курс на острова.

— Значит, вас не продадут? — шепнул Олли, проходя мимо нового помощника капитана.

— Кажется, за это стоит тебя благодарить? — подмигнул Семар.

— А другие… они бунт не устроят?

— Нет. Капитан обещал отпустить тех, кто захочет, как только доберемся до суши.

— И что же, он так просто согласился? — удивился мальчик. Конечно, капитан Харди не зверь, но и не святой благотворитель.

— Просто, да не просто. Я обещал, что буду служить ему бесплатно целый месяц за каждого, кто захочет уйти.

— То есть, если все захотят, вы останетесь на тридцать восемь месяцев? — испуганно выдохнул мальчик.

— Олли, и месяца не прошло, а ты позабыл все мои уроки арифметики. Тридцать девять, если тебя считать.

— А я никуда не уйду без вас. Так что нам тут с вами все тридцать восемь месяцев палубы драить и по мачтам лазить.

— Значит, будем лазить, — усмехнулся мужчина и потрепал мальчонку по вихрастой шевелюре.

— А целителя, целителя он тоже отпустит?

— Не знаю, — слегка посуровел Семар. — Радует, что вообще согласился его из камер перевести.

— А что? Не хотел?

— Не хотел. И сейчас не хочет. Говорит, если тот ему попадется, то скинет за борт, не задумываясь.

— И что же такое натворил этот Кроули? — заинтересованно спросил Олли, но Семар лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Его и самого интересовал этот странный Кроули, то ли безумец, то ли притворщик. Что-то в нем было такое… неправильное, и встреча их была неправильной. Когда его в камеру привели, тот едва в обморок не грохнулся, и все шептал: «Я не хотел, я не хотел». А чего он не хотел, о чем говорил, Семар так и не понял. Знал только одно, Кроули явно его боялся, но и взгляд оторвать не мог. Позже, узнав, что Кроули провел один в темной, вонючей камере почти полгода, он всерьез засомневался в благоразумии целителя, особенно, когда однажды проснувшись, увидел того рядом, разглядывающего его руку с браслетом. У него тогда был странный взгляд, как у фанатика какого-то.

— Откуда? Откуда он у вас? — шептал, как заведенный он. Семар не видел ничего плохого в том, чтобы рассказать о своем недуге. Тот долго молчал, отрешенно глядя в пустоту, а потом выдал странную фразу: «Быть может, оно и к лучшему». Больше они ни о чем таком не говорили, только по делу. Но иногда, он нет-нет, да ловил на себе полубезумный взгляд целителя и ловил себя на мысли: «А вдруг все это не просто так? Вдруг Кроули знал его в той, другой жизни?» Спросить он так и не решился. Мало ли что придет в голову сумасшедшему. Да и свыкся он уже и с беспамятством своим, и положением. Для него не было другой жизни, как жизнь в море, а прошлое… лишь белый лист, на котором иногда проявляются образы, которые ему не суждено разгадать.

— Чудесная погода.

— Люблю, когда светит солнце.

— Жаль, что это ненадолго. Скоро зима окончательно вступит в свои права и…

— Мы все превратимся в ледышек, — рассмеялась Рея на жалобы подруг. — И за что вы зиму-то так невзлюбили?

— А за что ее любить? — полюбопытствовала Марисса.

— Да хотя бы за снег, за праздники, за возможность кататься с горок, кидаться снежками и лепить больших снеговиков.

— Хорошо, я тоже люблю зиму, но не люблю холод. Как быть?

— Одеваться теплее, — фыркнула Рея, потеряв к этой теме всякий интерес. — Кстати об одежде, кто что наденет на сегодняшний бал?

Девушки задумчиво вздохнули, никто не хотел туда идти, но королева была приглашена, а значит, и они тоже обязаны ее сопровождать. Даже Роза пребывала в унынии. Ее любимый будет рядом, но не подарит ей даже улыбки. Нельзя.

— Скорее бы они уже определились с престолонаследием, и мы, наконец, вернулись домой, — возбужденно бросила Марисса, вогнав, тем самым в уныние уже Мэл.

— Вы так хотите уехать? — с затаенной надеждой спросила она.

— А ты разве нет? — не поняла ее вопроса Марисса.

— Почему это так тебя тревожит? — нахмурилась Роза.

— Потому что, если вы уедите, нам придется расстаться. Я арвитанка, и мой дом здесь.

— Тогда поехали с нами, — жизнерадостно предложила Рея. — Я уверена, Вестралия понравится тебе ничуть не меньше. У нас теплее, меньше сырости и совсем нет зимы, только на севере, в горах.

— А пока ты думаешь, не забудь, что Онор служит принцу, а значит, я тоже никуда не поеду, — напомнила Роза.

— Марисса, а ты?

— Не знаю. Меня ни тут, ни там ничто не держит. Я, можно сказать, свободна, как ветер.

— Главное, чтобы этот ветер не дул на север, в сторону Илларии, например. Кажется, там лето длится всего один месяц, а все остальное время пасмурно и холодно, — хмыкнула Рея.

— Зато там есть радужные драконы, — заспорила с ней Роза. — Вот было бы счастье — на одном из таких полетать.

— Кстати о полетах, Рей-Рей ты так и не вычислила своего таинственного пажа? — неожиданно спросила Марисса. Она не любила разговоров о драконах, и только Мэл знала, почему, а Рея, как оказалось, не выносила расспросов о ее таинственном воздыхателе.

Бал-маскарад совершенно обескуражил Рею. Она не ожидала увидеть, или скорее почувствовать в паже силу мужчины, взрослого, очень властного мужчины. Она со страхом и даже каким-то благоговением рассказывала, как он сжимал ее в объятиях в танце, как властно вел за собой, как смотрел в глаза, гипнотизируя взглядом. И да, она влюбилась в образ, но этот же образ впервые в жизни ее напугал.

— Я не представляю, что такой как он мог найти во мне, — призналась она тогда Мэл.

— Какой? — с ожиданием спросила она.

— Мне кажется, это кто-то приближенный к короне.

— Ты боишься, что он окажется старше тебя?

— Я боюсь, что он видит во мне всего лишь забавную девочку-зверушку.

— Уверена, что это не так.

— Откуда тебе знать? — немного обиженно спросила Рея, и Мэл не нашла, чем утешить подругу, но пообещала себе, что найдет время побеседовать с Феликсом начистоту. Ее подруга страдает от неизвестности, изводит себя страхами и ожиданиями, а тот играет в свои глупые игры, а ведь уже давно не мальчик. Пора бы ему уже снять все свои маски и предстать перед девушкой таким, каков он есть. Но, как оказалось, Рея и сама могла прекрасно за себя постоять.

— Нет, — ответила Рея на ехидный вопрос Мариссы. — Я решила бросить это неблагодарное дело и, наконец, повеселиться.

— Это как? — не поняли девушки.

— А так. Сегодня на балу я буду танцевать со всеми, пока не закружится голова, или пока я не сотру ноги в кровь.