Он отстраняется с болезненным стоном, прижимая руку к паху.
— Мне нужно остыть, иначе я не смогу остановиться.
Ноа уходит, и мой взгляд падает на его идеальную задницу, когда он поворачивает за угол и направляется за деревья. Черт. Жаль, что он так чертовски красив. Бросив еще один долгий взгляд туда, где только что был Ноа, я поворачиваюсь к ручью и заканчиваю стирку. Потом моюсь, и холодная вода немного успокаивает боль в пальцах и ладонях, а затем нахожу солнечное место, чтобы высушить свою одежду.
После этого я сажусь у ручья в нижнем белье и пью столько воды, сколько может выдержать мой желудок. Оглядываюсь вокруг. Если бы не эта чудовищная ситуация, в которой мы оказались, это могло бы быть одним из самых красивых мест, которые мне встречались. Деревья, пение птиц над головой, густая зелень леса, ручей — от всего этого захватывает дух.
— Как ты? — спрашивает Ноа, снова появляясь в боксерах.
— Я помылась. А ты?
— Да, и я, — говорит он, на мгновение встречаясь со мной взглядом, прежде чем повесить свою одежду рядом с моей.
Он садится рядом со мной, и мы оба молчим.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я.
— О том, что будет завтра. О том, чего я еще не знаю.
— Да, я тоже.
— Я не знаю, что задумал этот ублюдок, не знаю, насколько далеко он зашел. Он придет в полночь, утром, вечером? Он расставил какие-то ловушки? Устроил нам западню в лесу? Я ничего не знаю, и это пугает.
Впервые я слышу настоящий страх в его голосе.
Я протягиваю руку и сжимаю его ладонь.
— Не давай ему того, чего он хочет, Ноа. Не позволяй ему увидеть свой страх.
Он ничего не говорит, но сжимает мою руку, давая понять, что услышал меня.
И мне тоже нужно последовать собственному совету.
День близится к вечеру, и я нахожу в себе новые силы, пока мы собираем оружие и воду, одеваемся и ищем дерево, на которое легко взобраться. Я верю, что мы сможем. Я должна найти в себе силы. Мне все равно придется — слабость просто не позволит мне двинуться дальше. Ради Ноа и ради себя самой я должна копнуть глубже и найти то, за что так боролась.
Отвагу. Силу. Решимость.
Я должна быть храброй.
Ноа находит дерево с низко расположенными ветвями и решает, что оно подходит, чтобы подняться. Взобравшись выше, мы проберемся через верхушки деревьев как можно дальше, а затем попытаемся немного отдохнуть и будем ждать. Ждать, пока наши жизни окажутся в руках человека, который способен на все. Мы должны доверять друг другу. Мы будем молиться, чтобы нам все удалось. Молиться, чтобы случилось чудо.
— Ты первая. Не торопись, проверяй ветки.
Я оглядываю высокое дерево. Я боюсь высоты, но еще больше боюсь оставаться на земле. Я тянусь к первой ветке и использую ее, чтобы подтянуться. Это было не так сложно. Я продолжаю, прислушиваясь к Ноа внизу. Он кричит:
— Не смотри вниз!
Я и не думала.
Ветка за веткой мы продвигаемся все выше и выше. Я не знаю, на какой высоте находятся камеры, но думаю, не настолько, чтобы он не мог легко до них дотянуться.
— Все, хватит! — кричит Ноа, когда я поднимаюсь где-то на три четверти от высоты дерева.
И я совершаю ошибку, посмотрев вниз.
Это намного выше, чем мне казалось. Я не вижу земли, только небольшие деревья внизу и их кроны. Дыхание замирает в легких, кровь отливает от лица.
— Смотри вверх, Лара, — требует Ноа.
Я не могу пошевелиться.
Боже. Я не могу пошевелиться.
— Лара!
Мои ноги начинают дрожать, руки тоже, и мне кажется, я сейчас сорвусь.
— Ноа! — отчаянно кричу я. — Ноа!
— Держись, — говорит он, быстро забираясь выше, чтобы добраться до меня. — Не отпускай ветку.
Я не могу. Руки готовы разжаться.
— Ноа! — кричу я.
Он оказывается рядом, обнимает меня, кладет руки по обе стороны от меня и обхватывает ветку.
— Я держу тебя. Я не позволю тебе упасть.
Я дрожу всем телом, ноги все еще не готовы удерживать мой вес.
— Все хорошо, — говорит он дрожащим голосом. — Все хорошо.
— Я н-н-не думаю, что смогу это сделать.
— Сможешь.
— Мне страшно, — всхлипываю я. — Я так устала бояться.
— Посмотри на меня, детка.
Я смотрю на него.
— Все хорошо. Скажи это.
— В-в-все хор-рошо.
— Еще раз.
— Все хор-рошо.
— Еще раз, Лара.
— Все хорошо.
— Хорошая девочка. Я знаю, тут высоко, но деревья большие и крепкие. Держись, и все будет хорошо, поняла?
— Ладно.
— Больше не смотри вниз. Смотри только вверх.
Я киваю.
— Мы должны двигаться дальше, детка.
И мы двигаемся дальше.
Блядь, они не могут похерить мою игру!
Они не могут целоваться!
Они не могут быть вместе, не могут!
Гнев поднимается в моей груди, когда я провожу пальцами по лезвию ножа. Мне нужно сосредоточиться. Я все спланировал. Они не могут убежать. Они могут строить планы вдвоем, да, но не могут убежать.
Я представляю, как этот клинок глубоко вонзается в их тела, погружается в плоть, разрывает ее.
Я улыбаюсь, представляя, какой звук издаст их плоть. Этот хлюпающий, кровавый звук, из-за которого мою кожу покалывает от предвкушения.
Может быть, я вырежу им языки или глаза.
Интересно, как они будут целоваться и смотреть друг на друга, если окажутся слепы и немы?
Да.
Только представьте.