ПРОЛОГ

Моросит легкий дождь, и одежда уже промокла насквозь. Пальцы скользят по жиже подо мной, оставляя следы в грязи. Земля пахнет свежестью, цветы благоухают, деревья тоже наслаждаются этим первым за месяц дождем. Но для меня дождь — это кошмар. Словно ледяные пальцы, хватающие меня за позвоночник, пронзающие насквозь в постоянной пытке.

Дыхание рядом со мной такое спокойное. Он спит впервые за несколько дней, это точно. Я не решаюсь взглянуть в его сторону. То, что я собираюсь сделать, и без того достаточно мерзко. Я не хочу быть дезертиром, но просто больше не могу. Мы с ним не похожи друг на друга. Я слабее. Высоко в ветвях деревьев весело щебечет птица, и я поднимаю голову, чтобы увидеть, как беззаботно она порхает с дерева на дерево. Если бы так просто было стать свободной пташкой и улететь из этого леса.

Смерть.

Я могу учуять ее запах на своей коже, на его коже, повсюду вокруг. Он поглощает меня. По телу пробегает дрожь — воспоминания накатывают волной. Лучше бы мне не помнить, но я знаю: мне уже никогда не забыть. Я навсегда запомню его лицо. Всегда буду слышать этот звук. Я опускаю взгляд и крепко сжимаю испачканными пальцами самодельный нож. Он со мной весь последний час. Нож тоже покрыт грязью, но мне все равно.

Все случится быстро. Всего пара мгновений.

Пара мгновений, чтобы покончить с этим кошмаром.

Странный звук наполняет пространство вокруг, и я не сразу понимаю, что это мое тяжелое, на грани истерики дыхание. Я потираю большим пальцем острие, и к горлу подкатывает тошнота. Как все это случилось? Я не узнаю себя. Кто это промокшее насквозь, замерзшее, истеричное существо, лежащее на земле с ножом в руке? Кто этот трус, предпочитающий побег хорошей драке? Ах да. Все это случилось тогда, когда моя жизнь оказалась в чужих руках. Когда мы узнали, что жить нам осталось недолго.

Семьдесят два часа — жить или умереть.

Если так посмотреть, за семьдесят два часа можно сделать многое. Не особенно многое, конечно, это всего три дня, но если вы вынуждены считать каждое биение своего сердца и каждый свой вдох, это может стать целой жизнью. Можно было бы назвать это борьбой за данное Господом право на жизнь, но страх делает все это не таким возвышенным. Меняет тебя самого.

Низкий гул доносится откуда-то издали, сигнал тревоги, если хотите. Я знаю, что случится, когда этот гул приблизится, когда он приблизится к нам. Слеза стекает по моей щеке, когда я поднимаю нож. На руке — глубокий порез, и рана наверняка уже инфицирована, но мне все равно. Сейчас мне нет до этого дела.

Я пытаюсь не смотреть на человека, лежащего рядом, потому что просто не смогу это сделать, если он откроет глаза и увидит.

Звук становится ближе.

— Прости, — шепчу я небу, себе, может, даже ему.

Я не знаю кому.

Просто прошу прощения.

Прошу прощения за то, что сделаю прямо сейчас.