Конечно, советский драматург делает только первые шаги, конечно, его произведения еще далеко не совершенны. Но они уже определяют основное русло, по которому идет и пойдет завтра советский профессиональный театр. Через драматургию по преимуществу революция осуществляет перестройку театра в целом. Драматургия помогает актеру находить более точный путь к овдадению новыми образами, она подсказывает театру приемы сценического отображения сегодняшней жизни, она подводит его вплотную к острым и центральным проблемам нашего дня.

Решающая роль принадлежит ей и в той борьбе различных театральных течений, которая, начавшись еще в предреволюционную пору, не закончилась и сейчас.

Две сценические системы до последнего дня еще противостоят друг другу и делят современный театр на два крыла. Одна из них представлена Вс. Мейерхольдом, другая — К. Станиславским и Московским Художественным театром. Судьба этих враждующих лагерей за годы революции пестра и изменчива. Был период, когда мейерхольдовская система чуть ли не безраздельно властвовала на сцене революционного театра, а МХАТ оставался в самом хвосте театрального поезда. Сейчас соревнование этих систем идет на равных началах. И та и другая числят за собой победы и поражения, и та и другая имеют свои заслуги в создании искусства революции.

Но спор между ними, возобновляющийся время от времени с прежней страстностью, теряет свою остроту. Советская драматургия в ее передовых отрядах является тем элементом, который, не затрагивая в театрах отличия индивидуально-творческого порядка, снимает в то же время коренное принципиальное различие между ними. Эти системы постепенно сближаются друг с другом, вливаясь в одно русло, в один поток формирующегося социалистического театра. Они заимствуют друг от друга отдельные художественные «открытия» и находки. Они изменяют свой подход к драматическому материалу, к построению социального образа, к структуре спектакля.

Наличие этого процесса бесспорно. Он вскрывается все с большей силой на каждой новой постановке крупных московских театров. «Список благодеяний» в Театре Мейерхольда отделяет от «Страха» в Художественном театре совсем небольшое расстояние. То различие, которое есть между ними, не может быть сравнимо с различием между мейерхольдовской «Землей дыбом» и мхатовским «У врат царства».

Может быть, всего ярче этот процесс обнаруживается именно в тех театрах, работа которых в основном строится на советском репертуаре, как, например, Театр Революции, Театр имени МОСПС, Вахтанговский театр и целый ряд однотипных периферийных театров.

В работах этих театров мейерхольдовская и мхатовская линии сливаются в одно русло, объединяясь общими идейными установками передовой драматургии. В этом слиянии еще много от механического соединения, от эклектики. Но завтра, когда драматургия станет прочно на самостоятельные ноги, когда она сумеет выразить идейное содержание эпохи в завершенной и отчетливой форме, это слияние станет органическим и приведет к созданию оригинального стиля театра нового социально-художественного типа.

О пятнадцатилетнем пути советского театра нельзя рассказать в одной статье и даже в одной книге. Можно только обернуться назад, как мы это сделали сейчас, и одним взглядом охватить общие черты этого пути, общие контуры грандиозного здания, выросшего на наших глазах за короткие полтора десятка лет.

И, заключая этот беглый обзор, мы отметим один принцип, лежащий в основе этого разросшегося здания и обеспечивающий ему дальнейшее движение вверх.

До революции, говоря о развитии и достижениях театральной культуры, называли пять-шесть театров и десятка три имен талантливых и гениальных актеров, режиссеров, драматургов и художников.

Сейчас театральная культура создается на пространстве всей страны, на бесчисленных сценических площадках, создается силами целой армии работников театрального фронта, от непрофессионала-комсомольца, впервые выступающего в агитбригадном представлении на своем заводе во время обеденного перерыва, до народного артиста Республики, играющего в лучших центральных театрах страны.

Когда открывается занавес и перед аудиторией проходят первые эпизоды этого интересного и во многом блестящего спектакля, зрителю может показаться, что пьеса В. Катаева — одна из средних вариаций обычной, приевшейся производственной драмы.

На сцене горой высятся бочки с цементом, громоздятся леса, валяются доски, бревна, трубы — весь беспорядочный и разнообразный ассортимент строительства. Хрипит радио, звонит телефон, шумит бетономешалка, завывает электромотор, лязгают железом экскаваторы, гудит сирена, трезвонит сигнальный колокол.

И среди этого хаоса предметов и звуков двигаются люди в пропыленной прозодежде, в разодранных рубахах, в потасканных пиджаках. Они проходят вооруженные лопатами, таскают кирпич, балки и бревна, разговаривают о замесах бетона, о перевыполнении промфинплана, о соревновании и различных методах рациональной организации работы.

Все это заставляет насторожиться. Ожидаешь в сотый раз увидеть на сцене изображение производственных процессов, железобетонных строителей, произносящих «сильно выдержанные» монологи, неизбежно колеблющихся сезонников и вредителей-кулаков, срывающих выполнение промфинплана.

Но Катаев обманывает ожидание зрителя. Его пьеса лишена схемы, в ней нет повторения давно известных истин. Она по-настоящему захватывает аудиторию, открывая перед ней мир новых человеческих отношений, показывая живое лицо человека нашей эпохи в его сложных и разнообразных проявлениях. Производственный материал играет в пьесе Катаева не самодовлеющую роль. Процесс строительства взят автором не сам по себе, как стихийная сила, механически захватывающая в водоворот событий людские пласты и перемалывающая их. Процесс этот показан как результат сознательной человеческой воли. Он складывается из целого ряда мелких событий и происшествий, смысл и содержание которых определяются поступками различных людей с индивидуальными характерами и личными особенностями. Эти индивидуальные, личные черты персонажей окрашивают ход событий в неповторимые цвета, создают внутри общего поступательного движения сложное многообразие переплетающихся человеческих судеб.

«Время, вперед!» — комедия. Сидя на этом спектакле, зритель имеет достаточно поводов для веселого смеха: остроумный живой диалог, забавные ситуации, иногда приближающиеся к водевильным, целая серия своего рода эстрадных номеров — маленькие скетчи и сцены, как будто органически не связанные с ходом драматического действия. Но это — не смех ради смеха, не легкое зубоскальство. Комизм того, что происходит в пьесе Катаева, осмыслен драматургом, имеет свою отчетливую направленность. Кроме того, он использован не с сатирической целью, служит не столько для осмеяния отрицательных персонажей, но для утверждения положительных образов революционной действительности, Весело смеясь и подшучивая над своими героями, автор в то же время открывает в них душевную трогательность и сложное психологическое содержание. Смех в комедии Катаева звучит не сатирической издевкой, но переходит в сочувствующую улыбку, придает персонажам жизненную простоту и убедительность, приближает их к зрителю, делает их интимными друзьями аудитории

Умение строить комедию на социально положительных персонажах — высокое и качественно новое мастерство. Пьеса Катаева разрушает легенду о невозможности создания комедии на положительном материале современной действительности.

«Время, вперед!» интересно и по своим жанровым признакам. Это не комедия в общепринятом смысле этого термина. В ней как будто нет цельной интриги, развивающей одно комедийное положение из другого с логической последовательностью. Она как будто рыхла и бесформенна и по своему композиционному рисунку. События развиваются в ней скачками. Словно в беспорядочный клубок сплетаются линии различных персонажей. На протяжении всех трех актов кипит на сценической площадке хаотическая стремительная жизнь строительства с тысячью мелочей и неурядиц.  Этот сложный многообразный поток как будто не управляется сознательной волей автора. Он развивается свободно, как в жизни, выбрасывая время от времени на берег тот или иной персонаж и опять смывая его в общее течение.