Этот нарядный веселый спектакль сделан с обычным для Вахтанговского театра изяществом и мастерством. В нем много смеха, остроумия, ярких красок. И приподнятая праздничная атмосфера наполняет зрительный зал, когда раздвигается разноцветный занавес и персонажи в пестрых костюмах, перебрасываясь остроумными репликами, начинают действие знаменитой шекспировской комедии, три с лишком века заставляющей смеяться театральную аудиторию.

«Много шума из ничего» станет одним из популярных спектаклей в репертуаре Вахтанговского театра. Он еще раз демонстрирует изобретательность его режиссуры, тонкое мастерство его актеров, умение театра создавать дружный ансамбль. Бесспорная заслуга театра и в том, что он вернул из забвения одну из интересных и обаятельных шекспировских комедий.

Но при всех своих художественных достоинствах последняя работа Вахтанговского театра вызывает и ряд сомнений. Она снова поднимает споры о тех методах и приемах, которые обеспечивают театру наиболее глубокое раскрытие творческих замыслов великого английского драматурга. Внимательно разбирая новую работу театра, мы видим, что в ней скрещиваются два различных стиля, спорят два разных метода в сценической интерпретации комедии Шекспира. Эта внутренняя борьба не прорывается на поверхность. Она затушевана компромиссным решением некоторых образов пьесы. Но следы этой борьбы все же остались на спектакле.

В результате, несмотря на свои положительные художественные качества, спектакль вахтанговцев не выявляет многие существенные стороны шекспировской комедии, полной внутреннего движения, резких контрастов, переходов от грубоватого смеха и веселья к острым драматическим конфликтам.

Самые сильные образы спектакля, ближе всего стоящие к стилю шекспировской комедии, созданы Мансуровой в роли Беатриче и Симоновым в роли Бенедикта. Эти образы сделаны актерами в живых человеческих тонах, без нарочитой стилизации. И прежде всего это относится к Мансуровой. Ее игра полна непосредственности и простоты, в ней хорошо схвачен характер своенравной и гордой девушки. Мансурова не строит свою роль приемами психологической драмы, она ведет ее в комедийных тонах крупными штрихами, не вдаваясь в детальные мотивировки каждого жеста и движения. Но в то же время ее образ насыщен психологической правдивостью. Перед зрителем реальный человек, умеющий глубоко чувствовать и близко принимающий к сердцу события драмы. Артистка постепенно раскрывает сложный характер своей героини, но уже в первых явлениях зритель чувствует в ней те черты, которые проявятся в дальнейших актах комедии.

В тех же тонах ведет роль Бенедикта Симонов. Образ, созданный им, несмотря на условность комедийных положений, воспринимается зрителем в его человеческой простоте и внутреннем движении. Только временами в нем ощущается некоторая сухость и излишняя сдержанность.

Основное достоинство игры Мансуровой и Симонова заключается в том, что в комедийных образах они нашли элемент драматизма. Поэтому в центральной эпизоде комедии эти персонажи раскрываются в их человеческой сложности.

Но в остальных частях спектакль показывает по преимуществу только комедийную сторону шекспировского произведения. В нем преобладают тона незатейливой легкой шутки и забавного происшествия, слегка омраченного неожиданным драматическим конфликтом. В нем очень много от порхающего стиля мольеровской любовной комедии с ее танцевальными интермедиями, лукавым смехом и театральной иронией.

В комедии Шекспира, конечно, гораздо больше страстности и яркости человеческих характеров. Буйная веселость часто в спектакле уступает место сдержанной улыбке. Стилизованные образы, забавные комедийные происшествия часто заменяют столкновение характеров. Название комедии «Много шума из ничего» оказалось только наполовину оправданным в спектакле.

У Шекспира веселая шутка внезапно оборачивается тяжелой драмой, добродушные лица персонажей искажаются ненавистью, состязание в остроумии сменяется оскорблениями, руки хватаются за мечи: безоблачный день переходит в бурю. Это неожиданное превращение дружески настроенных людей в непримиримых врагов занимает центральное место в комедии. Здесь раскрываются характеры шекспировских героев — сильных, одержимых людей, которые быстро поддаются охватившей их страсти и в ослеплении начинают крушить всех и вся.

В спектакле очень мало от этого «шума», мало страсти и внутреннего движения. В нем побеждают безоблачные тона и внешняя занимательность комедийной интриги.

Вместо благообразного и серьезного отца Геро, который ведет себя у Шекспира с торжественным достоинством, на сцену Вахтанговского театра выходит старик с подчеркнуто комической внешностью. На его лице написаны добродушная глупость, он семенит тонкими ножками и с важностью носит большой отвислый живот. Этот глуповатый старик вызывает смех всеми своими повадками и поступками. Поэтому центральная сцена в церкви во время свадьбы теряет значительную долю драматизма. Горе Леонато, его ужас перед совершившимся утрачивает у исполнителя серьезный характер. Действие остается в тех же комедийных рамках, в каких оно шло до этой сцены. Так же комедийно разыгрывается и эпизод, в котором Леонато пытается ответить мечом оскорбителям его дочери. И этот момент вырастает в шутливый смешной эпизод, в котором лишь отдаленно звучат отголоски бури, пронесшейся в комедии Шекспира.

При такой трактовке образа неоправданной остается гневная реплика Леонато по адресу принца.

«Спасибо, принцы, за убийство Геро,

Воистину вам есть чем похвалиться.

Великий подвиг — и ничем не хуже

Всех остальных блестящих ваших дел».

Леонато в Вахтанговском театре своим обликом и незамысловатым буффонным характером близко напоминает традиционного мольеровского старика, над которым посмеиваются вместе со зрительным залом все остальные персонажи комедии. В том же стиле сделан театром и другой старик — Антонио. Эта роль построена режиссером и актером Тутышкиным с большим остроумием и комедийной изобретательностью. Но буффонный характер этого образа, его резкая карикатурность в свою очередь еще больше затушевывают драматический колорит центрального момента комедии. Сцена вызова на поединок превращается в комическое антре.

На этих образах ярче всего обнаруживается основной недостаток трактовки шекспировских характеров в спектакле Вахтанговского театра и отсутствие у большинства образов внутреннего движения. За их стилизованным обликом остается нераскрытым драматизм реальной человеческой судьбы.

На маске театрального злодея построена роль Дон Жуана. Бледное незначительное лицо с маленькими злыми глазами, с квадратной бородкой и гладко зачесанными волосами, развинченная походка, резкие нервные движения — эти внешние признаки превращают Дон Жуана в наглядное олицетворение ничтожества и подлости. Каждый жест в нем изобличает злодея. К тому же артист Сидоркин произносит его реплики с нарочитой отрывистостью, словно скрежеща зубами при каждом слове и еле сдерживая в себе клокочущую злобу.

Театр снизил и образ Дон Педро. У Шекспира Дон Педро храбрый, недалекий солдат. Жестокий и решительный в сражениях, он любит хорошо повеселиться на отдыхе. Он склонен к грубым шуткам и плохо владеет своим темпераментом. Этот солдат в трактовке театра приобрел гораздо более сдержанный и корректный вид. В нем появились внешняя элегантность и изящество. Дон Педро оказался светским человеком французского придворного стиля. И в глазах его проскальзывает иногда тонкая ирония умного и опытного в людской психологии человека. Артист Бубнов, исполняющий эту роль, находит немало выразительных и острых деталей. Но самый замысел образа не использует богатого материала, который дан Шекспиром. Внезапно вспыхнувшая подозрительность Дон Педро, его готовность к немедленному действию, грубость по отношению к Геро, вполне объяснимые в характере жестокого и прямолинейного солдата, остаются непонятными у светского, уравновешенного и элегантного принца.