– Посмотрите, прошу вас, – Адеан всучил ей в руки толстую рукопись и откинулся в своем кресле-качалке настолько довольный собой, словно он оказал ей невесть какое одолжение.

Марго казалась ошарашенной такой лобовой атакой. Механически она начала перелистывать страницы. Адеан повернулся к Базилю.

– Она называется «Давайте уничтожим привычное!».

– Зачем? – спросил Базиль.

– Почему бы и нет? – прошептала Марго.

– Это цитата из Спендера, – объяснил Адеан. – Смысл ее заключается в любом социальном потрясении, которое по своей силе затмевает все остальное.

– В отрыве от контекста она звучит примерно так: «Давайте уничтожим все автомобили!» – улыбнулся Базиль.

– Вы считаете, что кто-то догадается о смысле этого выражения? – спросила Марго.

– А зачем им стараться? Вначале никто не понимал что означает «Дорогой Брут», «Атомный гриб», «Мыши и люди». Давая пьесе неясный, хитрый заголовок, вы стараетесь озадачить людей. Он заставляет их рыться в словарях, и таким образом создается молва о пьесе. Моя первач сцена разворачивается в прибрежном кабаке. Когда поднимается занавес, на подмостках находятся три лица – Лулу, Крысолицый и Багси.

Марго жестом дала понять, что все, что она прочитала ей не по душе.

– Еще одна пьеса о гангстерах?

– Ничего подобного. Она скорее похожа на «Табачную дорогу», но действие происходит в Нью-Йорке. Здесь вы найдете смачные, но вполне земные персонажи, – продолжал он. – Лулу – сводница. Голова Крысолицего еще в детстве, когда ему было три годика, побывала в гидравлическом прессе, и с тех пор он таким искореженным и остался. Один Багси – вполне нормальный человек, но время от времени у него появляется острое желание отведать человеческой крови, и для удовлетворения своего желания он должен кого-то убить. Что он и делает время от времени.

– Он и есть ваш главный герой? – злобно спросила Марго.

– В пьесе нет героя, – обидевшись, проговорил Адеан. – Все действующие лица – слабые, невежественные люди, которых жизнь занесла в самодовольное, лицемерное общество. Я показал их в истинном свете – они отвратительны и жестоки, но все же они могут быть человечными и жалостливыми. Привередам не нравится та сцена, когда Багси убивает ребенка-калеку, но если в зале найдется пара реалистично мыслящих умов, то они будут лишь приветствовать такое честное утверждение совершившегося факта. Но Багси находится в наркотическом бреду. Входит Лулу и начинает бить его ногой в пах… Он выдирает у нее клок волос и…

– Достаточно, мистер Адеан. – Марго бросила рукопись на столик. – Я не намерена ставить вашу пьесу.

Адеан не скрывал своего изумления.

– Но вы даже не прочитали ее до конца!

– Нет. И не стану. Я приняла решение, а мое решение твердо, – сухо ответила она. – И в реальной жизни полно ужасов, мистер Адеан, особенно сейчас, в наше время, когда повсюду в мире льется кровь, раздаются выстрелы. Люди не хотят любоваться такими картинами на сцене.

– Но послушайте, – Адеан начинал волноваться. – Постановка такой смелой пьесы окажет услугу нашему обществу. Только так можно доказать, что за паскудная вещь эта жизнь. Кроме того… – он перешел от идеи к практическому ее воплощению, – публика заплатит кучу денег, чтобы только увидеть ту сцену, где Лулу и Багси… подождите, сейчас я вам ее прочту.

Он протянул руку к рукописи, но не успел до нее дотронуться, как Марго вскочила на ноги и заорала:

– Я знаю, о чем здесь идет речь! Я готова оказать финансовую поддержку любой пьесе, но не вашей!

– Может, у вас есть другие идеи?

– Да, есть. Подождите минутку.

Она стрелой вылетела с террасы и захлопнула за собой двери в комнату. Но через распахнутое окно было слышно, как она набирает номер телефона.

Адеан посмотрел на Базиля и тяжело вздохнул.

– Ах, если бы она только послушала эту сцену. Я заимствовал ее из книги, посвященной психопатологии. Крафт-Эттинг и…

– Это – вторичное сырье, – сказал Базиль. – Мне казалось, что драматурги-реалисты должны черпать свой материал из реальной жизни. Почему бы вам не написать пьесу, основанную на собственном опыте?

– Но в моей жизни нет ничего, кроме скуки. Со мной никогда ничего не случается. Я никогда не встречал ни садиста, ни нимфомана, даже простого убийцу… – Неприкрытое сожаление звучало в голосе Адеана.

– Я бы этого не сказал…

– Как так? – Казалось, Адеан был поражен. – Вы имеете в виду вчерашнюю премьеру? Забавно. Я ни черта не понял из того, что произошло вчера вечером на сцене. Несколько часов утомительного ожидания приезда инспектора, несколько минут допроса и возвращение домой. Видите, даже убийство скучно, если только оно каким-то образом входит в мою жизнь. Лишь одно показалось мне интересным.

– Что именно?

– Когда вы с инспектором меня расспрашивали, то, вероятно, заметили муху, летавшую над нами.

– Муху? Какую муху? – Базиль был несколько ошарашен. Он никогда не мог предположить в Адеане человека редкой наблюдательности.

– Ту самую, что летала над нами. – Глаза Адеана были устремлены к горизонту. Там серые облака собирались в кучи и разбегались группами все дальше. Небо совершенно посерело и приглушило блеск сияющего неоновым светом города.

– Вы помните тот скальпель, которым был убит Ингелоу? А там, в театре, на сцене вокруг нас летала, жужжала муха. Она все время садилась на ручку ножа, а не на его лезвие. Но кровь-то была на лезвии. Мне казалось что мухи всегда садятся на кровь. Мне это показалось несколько странным.

Через открытое окно послышался голос Марго.

– Мистера Мильхау, пожалуйста… Сэм? Ладно, наплевать. Мне абсолютно наплевать на то, раскаивается Ванда в своем поступке или нет… Я тебе звоню по другому поводу. Я хочу, чтобы ты продолжал ставить «Федору», я дам столько денег, сколько будет нужно… Нет, я не желаю никакой пьесы Грэзби Самундерсова! Или «Федора», или ничего! Причем она должна быть сыграна точно так, как это предполагалось с самого начала, и с теми же актерами. Я посылаю чек… Ванда не должна знать, кто дал деньги на постановку. Чепуха! Убийство на сцене даст тебе хорошую рекламу. Кто будет играть Владимира? Дорогой Сэм, это твоя забота!

Они услышали, как хлопнула брошенная на рычаг трубка. Когда она вернулась на террасу, в ее глазах был виден открытый вызов Ванде.

– Миссис Ингелоу, – протестующе начал Адеан, – опять эта романтическая чепуха Сарду! Ведь ее поставили только ради Ванды. Никому пьеса не нравится. А вот моя «Давайте разрушим привычное!» – это потрясающая реальность. Это будет настоящий взрыв, бомба.

На террасе уже было темновато, так как небо затянуло тучами до самого горизонта. Марго стояла возле окна вполоборота к своим гостям, устремив глаза куда-то вверх, к небу. Начал накрапывать дождь. Они вошли в гостиную.

– Ну что за идея – возобновить постановку «Федоры»! – сокрушался Адеан.

– Разве вы не понимаете? – спросила она, повернувшись к Адеану.

Базиль ответил за него:

– «Зрелище – петля, чтобы заарканить короля!»

– Совершенно верно. Джона убили во время спектакля «Федора», и сделал это кто-то из трех актеров, участвовавших в этой сцене. Я смогу наблюдать за каждым из них каждый вечер и таким образом удостовериться, у кого из них была подходящая возможность прикончить Владимира. Я намерена восстановить все этапы убийства не за один раз, а постепенно, каждый вечер, пока «Федора» продержится на сцене. Рано или поздно, при бесконечном повторении одной и той же сцены, нервы убийцы не выдержат и он сам себя выдаст… или она…

– Но они могут и иначе сыграть эту сцену, – возразил Базиль.

– Актеры обычно играют одинаково одну и ту же сцену вечер за вечером, – убежденно продолжала развивать свою мысль Марго. – Привычка заставляет их запоминать роль. Мильхау ставил эту пьесу, и он позаботится о том, чтобы актеры в точности исполняли все его указания.

– Вы забыли об одном, – вмешался в их спор Адеан. – Люди сцены – очень суеверный народ. Вам никогда не удастся найти актера на роль Владимира.