* * *

Неделя проходила за неделей, но Кейн так и не смог приспособиться к жизни в убогой африканской деревушке. И дело было вовсе не в людях: богондцы оказались на удивление добрым и душевным народом. Их природное жизнелюбие было подавлено долгой жизнью под сенью страха, но теперь, с приходом великого воина (которым они полагали Соломона), они зажили новыми надеждами.

Сердце англичанина щемило от того непритворного почтения и уважения, которые к нему проявляли местные жители. Негры распевали песни о его подвигах, работая в поле, с его именем танцевали вокруг костров, провожали его взглядами, полными восхищения и обожания. Пуританина же мучило острое чувство собственной бесполезности и беспомощности. Он прекрасно понимал, что окажется плохой защитой, когда - а это был лишь вопрос времени крылатые монстры обрушатся на селение с небес.

И тем не менее пока он не мог ничего изменить. Во сне англичанин видел белых чаек, кружащих в синем-синем небе, высоко над склонами такого далекого Девоншира. Когда же он просыпался, зов джунглей разрывал ему сердце - с такой силой его манили неизведанные земли. Но он оставался в Богонде, не переставая ломать голову, нащупывая надежный план истребления людей-нетопырей. Часами он просиживал, опершись на посох вуду, надеясь, что, быть может, черная магия придет на помощь бессильному разуму белого человека. Но и бесценный дар Н'Лонги ничем ему не помог.

Лишь однажды Кейну удалось вызвать старого колдуна, находящегося сейчас за многие сотни лиг от него. Но Н'Лонга объяснил, что посох может помочь пуританину только в том случае, когда его противниками окажутся сверхъестественные силы. А гарпии-акаана отнюдь такими не являлись.

Пуританин перебирал в уме все известные ему охотничьи премудрости, но как, скажите на милость, можно было поймать в ловушку дьявольски хитрых крылатых существ?

Рык львов служил своеобразным аккомпанементом его мрачным мыслям. На плоскогорье осталось так мало людей, что здесь стремительно возрастало поголовье хищников, не боявшихся ничего, кроме копий охотников. Кейн криво ухмыльнулся. Причиной его неприятностей были вовсе не львы - их-то можно было выследить и истребить поодиночке...

На некотором отдалении от остальных построек возвышалась большая хижина Гору, в которой некогда собирался совет племени. Кейн подумывал даже об использовании колдовских фетишей, но жрец, безрадостно махнув рукой, объяснил, что, хотя мощь сосредоточенного в них волшебства и велика, они могут успешно противостоять лишь злым духам. Против крылатых, равно как и двуногих, тварей из плоти и крови фетиши были бессильны.

4

Ужасные вопли вырвали Кейна из изматывающего сна, наполненного гнетущими сновидениями. Сперва он не мог понять, сон это или явь, но ни один сон не может оказаться страшнее, чем жизнь. Прямо за дверями его хижины страшной смертью гибли люди. Пуританин всегда спал с оружием под подушкой, поэтому он не терял времени на сборы. Натянув сапоги и накинув камзол, он в одно мгновение оказался на улице.

Тут же кто-то припал к его ногам, обхватил их и забормотал. В неверном свете звезд пуританин с трудом распознал в чернокожем молодого Логу - лицо юноши было обезображено до неузнаваемости. Не успел Кейн ничего сказать, как тело несчастного обмякло и Лога испустил дух.

Ночь была наполнена какофонией звуков, со всех сторон доносились пронзительные крики боли, вопли ужаса и бесчеловечный сатанинский хохот монстров акаана. Англичанин высвободился из хватки мертвых рук и побежал на свет меркнущего костра на центральной площади деревни. Было новолуние, и под покровом ночи он мог различить лишь мельтешащие в воздухе гигантские тени; перепончатые крылья людей-нетопырей заслоняли звезды.

Кейн выхватил из костра горящую головню и закинул ее на крышу ближайшей хижины. Сухая солома моментально занялась, и взметнувшийся столб пламени высветил разразившийся на улицах Богонды ад. От такого кошмарного зрелища пуританин застыл в ужасе: крылатые душегубы носились над улицами, десятками пикируя на головы ничего не соображающих от страха людей, разметывали крыши, чтобы добраться до тех, кто тщился найти спасение с хлипких строениях.

Разразившись потоком черной брани, англичанин согнал с себя оцепенение и выхватил пистолет. Он навел длинный ствол на метнувшуюся к нему с оскаленной пастью и горящими адским пламенем глазами гарпию и нажал на курок. Голова образины, точно перезрелый гранат, взорвалась облаком кровавых брызг. Мертвый акаана рухнул прямо в костер, и воздух наполнился запахом паленой плоти.

Испустив дикий вопль, пуританин ринулся в бой. В его крови вспыхнул огонь всепожирающей ярости предков - язычников-саксов. Впитавшие с молоком матери безропотность и покорность негры, привыкшие к столетиям унижения и страха, уже были неспособны к организованному отпору. Они десятками, словно овцы на бойне, гибли от ужасающих клыков и когтей, и лишь немногие, обезумевшие от ненависти, пытались сопротивляться. Но луки ночью оказались бесполезны, а дьявольское проворство чудовищ помогало им уворачиваться от копий и топоров. Подлетев к верху, акаана избегали удара, а потом пикировали, валили жертву на землю и вспарывали ей живот длинными острыми когтями.

В пылу сражения Соломон не сразу увидел Куробу - вождь, прижавшись спиной к стене хижины, отбивался он наседающих на него чудовищ. Под ногами его уже лежал труп акаана, оказавшегося недостаточно проворным. Здоровенным двуручным топором высокий негр отмахивался не менее чем от полудюжины гарпий. Англичанин метнулся ему на помощь, но его заставил остановиться тихий жалобный стон.

Буквально в дюжине футов от пуританина, на траве, под тушей здоровенного акаана, извивалась окровавленная Найела. Гаснущий молящий взгляд девушки встретился со взглядом Соломона Кейна. Выругавшись, англичанин, выпалил из второго пистолета. Судорожно забив в пыли крыльями, мерзкое создание откатилось от девушки.

Одним прыжком Кейн подскочил к Найеле и присел на корточки рядом с ней, но было уже слишком поздно... Бедняжка поцеловала руку, поддерживающую ее голову, и глаза ее закрылись навсегда.

Пуританин бережно уложил тело на землю и поискал взглядом Куробу, но увидел лишь кровавое месиво под ногами гнусных бестий. Свет померк в глазах пуританина. Издав ужасающий вопль, на мгновение перекрывший шум резни, он, сжимая одной рукой рапиру, а другой кинжал, ринулся в бой. Невероятно быстрым движением он вспорол кинжалом жесткое брюхо ближайшего к нему акаана, а горло другого пронзил рапирой. Оставив за спиной извивающихся и вопящих чудовищ, обезумевший человек устремился на поиски новых врагов.

Повсюду вокруг Соломона в муках умирали жители Богонды. Завывающие и улюлюкающие демоны, словно ястребы за куропатками, гонялись за мечущимися в панике чернокожими. Многие богондцы пытались найти убежище в хижинах, но монстры срывали крыши или выламывали двери. К счастью, Кейну не довелось увидеть происходившее внутри их.

Низвергнутый в пучины отчаяния, англичанин был уверен, что именно он стал виновником трагедии. Поверив в сопричастность белого человека к их божествам, богондцы перестали ублажать своих палачей ежемесячными жертвами и теперь несли за это кару. Именно он, Соломон Кейн, виноват в том, что не смог их уберечь. Самым страшным испытанием для пуританина были полные муки глаза негров. В глазах этих не было злобы или гнева, только боль и немой укор - он был их пастырем, но не сумел защитить свою паству.

Не разбирая пути, словно ангел смерти, несся англичанин по улицам, раздавая гибельные удары направо и налево. Монстры, завидев белокожего убийцу, бросали своих покорных жертв и пытались ускользнуть. Но обожравшимся человеческой плоти демонам скрыться от ярости пуританина было нелегко.

Сквозь застилавшую его глаза багровую пелену (и ее причиной был не пожар, охвативший деревню) Кейн разглядел, как гарпия, схватив обнаженную женщину, повалила ее на землю, впившись в горло волчьими клыками. Англичанин сделал выпад, и раненая тварь, бросив захлебывающуюся кровью негритянку, взмыла вверх. Но не тут-то было! Пуританин, завывая как дьявол, отбросил рапиру, совершил безумный прыжок, обхватил руками и ногами тело акаана и впился зубами ему в глотку.