Ещё неделю с ними мы в переговорах торговались. И, к нашей радости, удачно выпало всё так: мы обязали их нам выплатить дань великую, а именно: двенадцать полновесных золотых монет на каждое весло из стругов наших. А в каждом струге вёсел — ровно сорок! И стругов всех — две тыщи, ровное число!

Ещё заставили мы заплатить их дань отдельную за каждый русский град, что поставил струги нам!

И, в окончание истории, мы договор, столь выгодный нам, подписали, а в довершение всем делам Олег наш Вещий щит прибил к златым воротам Царьграда, чтобы остался он навеки там! Ведь князем преодолена была великая преграда!

Вернулся я опять обратно к Государю. Он был доволен мною, но мою историю решил дополнить и окончить. Он мне сказал:

— Историю кончины Вещего Олега я тебе раскрою. Внимай мне, князь, и не перебивай.

— Я весь — внимание, мой Государь!

— Ведь говорят, что князь Олег Великий, Вещий, сам был колдун и предсказатель! Перед походом в Византию он не поверил предсказаниям волхва.

В застолье, на пиру в честь победы величайшей он посмеялся, сказав, что потерял к нему доверие.

— Мы от него избавимся, и это не пустые всё слова.

Он к приближённым трём своим слегка оборотился, и Варлааму, Фёдору, Парфению как бы любезно поклонился.

Спросил:

— Парфений, ты случайно не напился? Я знаю, что сильна твоя отвага, но иногда сильней бывает брага!

И отвечал ему Парфений:

— Князь! Тебя, великого, и богов наших боясь, не смог бы сдюжить я с подобной перегрузкой. Я подданный твой, князь, я русич, я боярин русский.

Тогда ответил князь:

— Твоё я объяснение принимаю. Но смертного задания с души твоей я не снимаю!

— Сей час о конь садитесь, с Варлаамом и Федором, холопами моими, с дружиной малою скачите в капище, там Филидор, слуга что бога Велеса.

Ему привет вы ныне передайте от меня. Он оскорбил меня вселенским недоверием. И больше мы, великий князь, ему не верим!

Что сами учините — вы решайте, но жизни вы его затем лишайте! Хотя бы и конями вы его жестоко затопчите.

Так сделали они: конями затоптали Филидора. Пока творили это, он кричал:

— Злодеи вы! Слова мои вы князю передайте: падет он от коня и это точно, знайте!

Вернулись слуги верные и князю доложила, что, мол, минуты неприятные они уж пережили. Их щедро наградил князь золотыми из Царьграда.

Его жена была жадна. Она была тому не рада. Но накануне конь любимый князя опочил. Его решил он схоронить в торжественной могиле. Двенадцать лет он князю другом был, и домочадцы все его любили.

Могилу вырыли. Был счастлив в горе князь почти что беспредельно. Скелет сгрузили в яму, череп же лежал отдельно.

Князь подошёл, и, голову склонив, сказал:

— Ну вот, мой конь, почил ты гордо!

Свою стопу на череп возложив, он произнёс:

— Покойся с миром, морда!

И вдруг из глаза черепа его коня возникла ядовитая змея.

Воскликнул князь:

— Волхв, ты поймал меня!

Он поклонился, и его гадюка, нырнув, ужалила вдруг в руку!

Он произнёс:

— Ну, вот и мой предел!

Я долго ждал. Да 32 я года на Руси священной правил. Никто, никто не избежит земного существа! Надеюсь, я наследие великое оставил…

И тут же тихо опочил.

А двор его и тризну после пышно справил.

В палату к Государю после дневного отдыха призван был.

— О Государь Великий! Нет, не жду я никакой награды. Но сколько же ещё с тобою превозмочь препятствий надо, чтобы те многие потрясения земные нам преодолеть? При этом не погибнуть и не околеть!

Ответил Государь:

— Опять с моим гаремом пообщайся. Брюнетку я советую тебе. Её зовут Брунгильдой. Почти как королеву франкскую. Могу тебе признаться, что в любви она реально королева! И, как пиявкой, будешь выпит ты «до дна»!

Её в мои покои пригласили. Она пришла, одетая как Ева. Восторги мне такие принесла! Да, женщина она была роскошная, хотя вела себя как дева! Я от восторга обалдел, а от оргазма — поседел! Нет ничего скучней на свете целки! А с проституткой посиделки — облыселки! Проснулся утром измождённый во кремлёвских я покоях. Но на душе нет тишины и нет покоя.

Призвал меня к себе мой Государь.

— Тебя в грядущее хлочу отправить я. Та женщина была певица. И она была змея! Тебе я разрешаю её ядом «отравиться»…

Очнулся я во граде Порт-Артуре, в Америке, и это штат Техас. Год шестидесятый, век — двадцатый.

Я одноклассник необычной девушки. Непривлекательна она. Конечно, далеко уже не целка. Мне показалось: ею правит Сатана.

В баре «Thread Girls» она солисткой петь пыталась. Хотя и в средней школе показать себя могла. Она необычайной наглостью от всех своих ровесниц отличалась: бюстгалтер первой в школе отказалась вдруг носить она!

Покрасив волосы в оранжевый безумный цвет, она сказала, что прославится на весь на белый свет.

А после школы, по наущению, она случайно улетела в Сан-Франциско. И в баре «Кофи-Гэлэри» нечаянно встретила поклонника Джей-Пи. И познакомилась она с ним близко. Он приучил её к амфетамину, это было низко!

Она теряла вес, худая стала, словно рельса. И вес её стал только сорок килограмм. Она домой вернулась, но, опять же, появилась в Сан-Франциско. Узнала ЛСД, потом сказала:

— За него я жизнь отдам!

Тут в группе стала петь она солисткой, что называлась «Большой брат и Холдинговая компания».

О ней все говорили:

— Какая светлая голова!

Умна была невероятно! Но выглядела, словно женщина-ребенок. Наркотики бросает принимать она.

Но на плечах на наших кто-то есть невидимый всегда, я знаю. Справа — ангел-хранитель, слева — тот, кого прислал сам Сатана!

В этот момент она считает, что к наркотикам возврата нету. Закуривает вдруг простую сигарету. Соседи по квартире колют месклин. Она на улицу их тут же выгоняет, блин.

Её огромно «Ego», но очень у неё низка самооценка. Её влечёт неведомое, но всего сильнее — песни, сцена. Она подругу тут из колледжа встречает. Её зовут Пегги Каззарта. Та предлагает стать лесбийскою любовницей её.

Хотела Дженис всё вкусить. И положительно она ей отвечает. При этом не утратив «Ego» всё-таки своё.

И здесь я их совсем не осуждаю. Я сам на эти темы часто рассуждаю. Но возражений вовсе нету!

Ведь существует куннилингус как мужской ответ минету!

Хоть, если говорить формально, то это называется «феллацио» официально.

Дженис пила как конь, наркотики уже не принимала. Была уже близка к успеху — это ясно понимала!

Их с группой пригласили выступить на рок-фестивале в Монтеррее. Она блистала дважды там, как знамя, над ареной рея!

Так мир узнал её, ведь это Дженис Джоплин! Поёт волшебным голосом она! Пусть кто-то говорит, что воет, словно гоблин[1].

Она ждала Джей-Пи. Они с ним обручились. Ждала кольца так обручального она! Но ничего из этого не получилось.

С тоски вновь начала она не только пить, но и колоться, всё приближая дно бездонного колодца…

Хотела быть всегда лишь среди тех, кто её любил. Вновь в баре сильно напилась, то день её последний был. Домой вернулась, укололась. Но была утрачена, наверно, прежняя сноровка. Легла спать, больше не проснулась. Передозировка!

Вот так ушла бездарно та великая певица. И голос тот и тембр будет вечно жить, но вновь такому уж не повториться…

Вернула вновь назад меня машина. Государь мой торопился.

Сказал мне:

— Матушку проведай. Здорова ли — узнай, да от меня гостинец передай.