Вначале в нашей группе «Двери» пел Рэй Манзарек — классный органист. А Джим лишь тексты приносил. А с музыкой импровизировали мы все вместе.
И вот Джим вдруг запел! То было в шестьдесят шестом году. А к нам пришёл и в группе место занял Робби Кригер, гитарист умелый. Так наш проект свой мощный набирает оборот. И, очевидно, наше будет многомиллионным дело!
В лос-анджелесском баре в это время мы уже активно выступали, и наши «акции» у публики, всё поднимаясь, не упали.
У Джима нарастает круг поклонников, пусть даже и случайно в этот бар зашедших, куривших «травку», принимавших ЛСД, и, может быть, таких же, как и он, только немного меньше «сумасшедших»… Пошла волна в лос-анджелесском богемном огороде, мол, появился новый гений, что всё больше завоёвывал любовь в народе. Он был бунтарь: на сцене хулиганил и ругался. Бывало, что к концу концерта он элементарно «надирался»…
Хозяин бара поначалу потакал ему, ведь он был так доволен притоком публики: продажи он удвоил! Но, постепенно, когда Джима выходки шокировали всех, он нас уволил. Но затем пришёл успех…
Раз на концерте в баре появился человек по имени Пол Ротшильд. На Джима моментально он «запал»! И вскоре наш альбом он на «Электра Рекордс» записал. Альбом тот назывался просто — «Двери». У публики смогли сломать мы лёд недоверия. Он попадает на второе место в хит-парад. Так начался для нашей группы феерический и сказочный парад…
Однажды Джим сказал мне:
— Я думаю, высшая и низшая грани — это самое важное.
Всё, что между — это только между. Я хочу иметь свободу испробовать всё. Я думаю испытать всё по крайней мере один раз. Мы выпустили диск второй, и он опять имел успех. Он назывался «Странные дни».
Пока наш статус не был столь высок, как бы того хотелось. Но жили мы одной идеей — это было наше дело!
А Джим по-прежнему себя на сцене вёл неадекватно. И, впрочем, вёл разгульный образ жизни, и приватно. Но, видно, в тот момент Судьба к нему благоволила: он встретил девушку, которая его безумно полюбила. Памела Корсон вскоре стала его музой. Он ей писал стихи, и посвящал ей песни, а в любви был необуздан…
И тут пришёл действительный успех. Мы победили! Мы диск великий, третий записали и на рынок запустили.
Он назывался «В ожидании солнца». Так, видимо, открылось нам в бессмертие оконце…
Год шестьдесят девятый стал для группы переломным. Его назвал бы даже — вероломным!
Концерт наш в марте проходил в Майами. И тут мы чуть не оказались в яме…
Напился Джим до чёртиков зелёных. Читал на сцене он опус свой, что называется «Элегия на смерть моего члена». При этом публике решил продемонстрировать его!
На сцену тут же полицейские влетели и на него наручники надели. Концерт был прекращён. На сцену нам судом был выход на полгода запрещён.
Едва-едва не угодил Джим за решётку. Но продолжал он пить: джин, виски, водку.
Сказалось тут разочарование его в аудитории и в том, что требовали от него. Ведь это для него была реально, лишь толпа немая, которая хотела «поглазеть», ни текстов, ни идей его не понимая…
После снятия запретов, в Торонто выступили мы на «Rock" n Roll Revival show», где Леннон был и «Plastic Ono Band», и был Чак Берри.
Имели также там успех огромный «Двери».
Он пил, глотал таблетки, и уже, бывало, вообще с трудом держался на своих ногах на двух…
Я уходить решил из группы. Я устал! Своими выходками Джим меня «достал»!
Тут прикатил ко мне сам Рэй Манзарек. Меня он умолял не уходить пока. Сказал:
— Старик, ну, сделай мне на день рождения подарок!
Сейчас, возможно, мы ещё один устроим бум. У Джима накопился материал на новый наш альбом.
И вскоре выпустили мы альбом очередной: «L. A. Woman», что означает «Женщина из Лось-Анджелеса».
Всё стало ясно мне, как будто с глаз моих упала пелена, или рассеялась вдруг дымовая некая завеса. Уже я твёрдо знал, что наш альбом — последний. На этом прекратится безвременно, навсегда, от группы «Дорз» наследие…
Альбом имел успех, и стала нашим гимном песня «Riders on the storm». Её мы перевод вам ниже приведём.
Уехал Джим с Памелой отдыхать в Париж. Сказал мне Рей Манзарек:
— Возможно, Джима жизнь уже к черте последней подошла.
Он болен сильно. Плохи у него дела!
Мне кажется, его оставила почти что жизненная сила.
Его люблю я, не желаю ему зла. У всех свой жизни срок.
И, вероятно, что его пора ухода наступила…
Здесь я, попутно, превод его двух эпохальных опусов хочу представить. Не знаю, правда, смогут ли они О джиме как о поэте впечетление оставить…