Ну ладно, хватит исторических экскурсов, пора уже решительней приближаться к яйцам. А куда деваться, если рассказ так назван. Так вот, на одном из сооружений бакинского метрополитена, а конкретно на одной из конечных его станции «Нефтчиляр» (автор самолично наблюдал эту короткую историю и являлся косвенным её участником), стоял состав, который постепенно, но очень быстро заполнялся бегущими к нему с разных входов людьми. Время стоянки подходило к концу, и стенки вагонов к этому времени уже заметно округлились. Наконец в динамиках раздалось ставшее сейчас привычным: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» и тут к последнему вагону поезда, спрыгнув где-то с пятой ступени эскалатора, очень быстрым бегом понёсся какой-то человек. Куда он так спешил? Тогда в столицах не было такой суеты и зверства в транспорте, как сейчас. Не было и ужасов, витающих над платформами. Может быть, гражданин подумал, что это последний на сегодня поезд? (Расписания движения поездов до сих пор ни в одном метрополитене ещё не повесили). Сейчас за давностью прошедших лет причин этой спешки уже не узнать. Можно только отметить, что в руках у человека была внушительных размеров советская продуктовая сетчато-матерчатая сумка, набитая… да-да, теми самыми обычными куриными яйцами, о которых уже упоминалось в прологе. Торопливый гражданин ни за что не успел бы на этот поезд, если бы объявления о закрытии дверей и отправлении делались только на русском языке. Но они делались ещё и на азербайджанском, поэтому неуёмный гражданин, что называется, успел. Он умудрился втиснутся в последнюю дверь последнего вагона, держа сумку за спиной, и даже сподвигнулся выдавить место для своей драгоценной ноши (ну, так, чтобы случаем не защемило яйца безжалостными в своём автоматизме дверьми поезда). Совершив сей беспримерный на тот момент подвиг, гражданин расслабился, как-то раскис весь и удовлетворённо сощурил глаза в предвкушении быстрой и прохладной поездки.

Но тут, как в сказке, откуда ни возьмись, на перроне аккурат напротив последней двери последнего вагона нарисовалась бесформенная фигура какой-то бабищи (впоследствии никто не мог вспомнить, как это произошло: никто из пассажиров и работников станции не видел её сходящей с эскалатора или терпеливо ожидающей следующего поезда на платформе). Невзирая на свою полную бесформенность (невозможность сравнения ни с какой из известных в математике геометрических фигур), эта типично женская фигура обладала довольно внушительным весом (где-то килограмм сто тридцать — на ощупь). И ладно бы фигура эта просто так нарисовалась себе и осталась в состоянии полного статического покоя. Нет! Преодолев каким-то чудом мощные силы всемирного тяготения (в этот миг неожиданно оголившаяся кривизна линий гравитационного поля была видна невооружённым взглядом), она вдруг сорвалась с места и всей своей полной инерции массой устремилась внутрь вагона (через последнюю дверь последнего же вагона!) и сделала это! Ворвалась!..

Надо ли здесь писать о том, что раздался эшелонированный треск послойно лопающейся скорлупы, пол вагона тут же покрылся липкой биологической массой не вылупившихся птенцов куриного племени, а в сводах вагона заметались отборные матюги не в меру торопливого гражданина, с которого под тяжестью яичного содержимого начали медленно сползать штаны? Мне кажется, что ничего этого не надо. Всё это всем понятно и так. У каждого ведь собственное воображение имеется. Надо только привести фразу, которую надменным тоном выдавила из себя стотридцатикилограммовая фигура, когда в вагоне наступила относительная тишина, слегка нарушаемая шорохом разом потяжелевших штанов, сползающих со скользких ягодиц потерпевшего неудачу гражданина. В течение этой недолгой паузы между потоками матюгов, фигура успела принять просто немыслимую для своей бесформенности грандиозную позу и безапелляционно заявить низким, полным искреннего презрения внутриутробным голосом буквально следующее: «Между прочим, нормальные мужики яйца всегда спереди носят!» Выразив таким образом сожаление о случившемся, фигура тут же презрительно-спесиво отвернулась от потерпевшего. При этом надо отметить, на морде её многоэтажного лица не дрогнула ни одна из многочисленных складок. Вновь в эфире грянули матюги. Но на этот раз они продолжались не так долго, как это было сразу после потери гражданином сразу всех яиц одновременно. Осознав, наконец, весь комизм ситуации, пассажиры вагона грохнули громким и неудержимым подобием хохота, порой переходящим в истеричные по своему накалу овации. Грохнули и заглушили лишённую всяческой внутренней культуры грубую матершину, исходящую от потерпевшего. И такое вот возникшее на транспорте безобразие, вызванное всеобщим весельем (а это было, действительно, полным безобразием и, чтобы убедиться в этом самим, не поленитесь и прочитайте на досуге «Правила пользования метрополитеном», не пожалеете, получите большое удовольствие от этого, полного техногенных кошмаров бестселлера) продолжалось до самой конечной станции «Баксовет». Говорят, что там даже дежурила вызванная кем-то из вышедших раньше сердобольных пассажиров скорая помощь, а когда этот злополучный поезд достиг конечной точки своего маршрута, сразу нескольких пассажиров врачи были вынуждены в срочном порядке госпитализировать с нервными расстройствами различной степени тяжести, а одному особо смешливому гражданину даже пришлось в ещё более срочном порядке тут же заштопать живот. И вряд ли это был тот гражданин, которому разбили яйца. Тому было точно не до смеха. Но всё это только предположения. А могло случиться и так, что это был как раз тот гражданин с разбитыми яйцами, а травма живота у него образовалась совершенно по другой причине. Может эта травма была результатом столкновения гражданина со статридцатикилограммовым небесным телом. До конца не ясно. Ведь финала этой короткой истории автору увидеть так и не удалось — ему надо было обязательно выйти на предпоследней остановке.

А другая история, в которой были замешаны всё те же яйца, случилась в переполненном столичном автобусе. И автор тоже был её невольным свидетелем. Развивалась эта история по следующему сценарию. Нет, сценариев конечно никто заранее не писал, как-то само всё получилось. И получилось вот как.

Ехал себе этот большой столичный автобус по улицам столицы и ехал. Довольно спокойно так перемещался себе он по своему обычному маршруту и иногда останавливался там, где это было предусмотрено тем же маршрутом, утверждённым высочайшими лицами в столичном правительстве. Останавливался иногда автобус и автоматически открывал свои многочисленные двери одновременно, потому что не было ещё в те далёкие времена в наземном транспорте такого гениального в своей изощрённой антигуманности лужковского изобретения, как сочетание валидатора и турникета (слышите, какие гадкие на слух слова? Одно созвучно слову «ликвидатор», а втором есть что-то созвучное «кастету» или, ещё того хуже, «пистолету»). Так вот, открывал автобус одновременно свои двери и заранее морщился из-за врождённого чувства брезгливости к пассажирам. Морщился и запускал в свою терпеливую нутрь очередную порцию этих озверевших от ужаса окружающей действительности подонков, которые всегда тащили в салон чуждые и неприятные автобусу вещи. Кто затаскивал пожухлую листву на треснувших от времени подошвах своих импортных ботинок, кто захламлял салон предметами только, что купленной мебели, а отдельные беспредельщики даже умудрялись вламываться в салон с большими западными холодильниками наперевес. И всё это приводило к загрязнению и преждевременному износу автобусного салона. Конечно, кому такое может понравится? Но в тот раз всё было очень спокойно.

Можно даже сказать, что довольно благочинно всё было. И надо же такому случиться — на очередной остановке вместе с очередной порцией пассажиропотока в салон был вдавлен контролёр. Вернее, контролёрша. Хотя это не важно, так как мы уже выяснили, что все половые признаки едущих куда-то граждан остаются за пределами транспортного средства, коим, собственно, и является автобус. Так вот, оказавшись в переполненном салоне, это бесполое существо женского рода принялось мучительно протискиваться меж оскоплённых тел пассажиров, только было начавших успокаиваться после яростного входа-штурма. И ладно бы просто так попротискивалась бы она… Ну, не просто так, а, положим, с какой-нибудь массажной целью — размять запотевшие суставы, слегка потрескивая, теряющими эластичность от профессионального заболевания, сухожилиями, или пощёлкать межпозвонковыми грыжами пока ещё не высыпавшегося в трусы позвоночника. Ан нет, в ходе создаваемой сумятицы контролёрша принялась что-то требовать своим гнусным, простужено-носовым тембром и без того противного голоса. Сначала никто не понял, чего пытается добиться это беспокойное создание, но затем, когда на свет были извлечены жетон и удостоверение контролёра-кондуктора высшей в стране категории, всё встало на свои места. Всё, кроме самой контролёрши-кондукторши. С каким-то просто-таки маниакальным упорством она принялась требовать от каждого из тел предъявления каких-то «проездных документов», как она выражалась. Тела не совсем хорошо понимали, что от них требовали, но особо не упорствовали и что-то предъявляли. У кого что было, то и предъявляли. Тогда ещё не было социальных карт жителя столицы, и в ход шли, в основном, удостоверения участников битвы на Куликовом поле и Бородинского сражения. Очень редко предъявляли удостоверение участников Великого стояния на реке Угре, но и такое тоже случалось. В общем, всё шло, как по маслу, пока кондукторша не протиснулась к сидящему на пассажирском сиденье гражданину, между ног которого стояла большая сетчато-металлическая авоська, доверху набитая… правильно — яйцами. Это были тоже обычные куриные яйца, но их вид (а может быть количество?) почему-то до глубины души взволновал кондукторшу. Не успокоило её даже удостоверение участника перехода фельдмаршала Суворова через Альпы, добродушно предъявленное гражданином с яйцами. Вернее, она даже не обратила внимание на это удостоверение (а зря — тоже очень редкая вещь, очень мало осталось людей, видевших великого полководца воочию у Чёртова моста). Кондукторша, как завороженная, вперилась взглядом в авоську с яйцами, стоящую промеж ног пассажира и дрожащим в твёрдости голосом потребовала доплатить за багаж. Пассажир в начале попытался отшутиться, но не тут-то было — требовательность со стороны кондукторши прирастала каждой минутой и, в конце-концов, пассажир впал в состояние крайнего раздражения и даже один разок громко матюкнулся. Кондукторша тоже в долгу не осталась, и между ними завязался конструктивный диалог, в ходе проведения которого были затронуты воспоминания о давно забытых родственниках обоих собеседников (причём, как по материнским, так и по отцовским линиям). При этом много сочувственно-встречных слов было сказано о недостатках в духовном и телесном развитии каждого из участников диалога, перечислены уже перенесённые и ещё предстоящие заболевания, обсуждены предстоящие жизненные испытания… В общем, как принято в таких случаях выражаться, состоялся всесторонний обмен мнениями, в конце которого стороны обменялись искренними пожеланиями: