А раз так, то пусть они теперь сюда уже не лезут! Умники эти! Не демонстрируют свое идеологическое несовершенство. Они, видите ли, историю когда-то читали! А интернационализм, если хотите знать — это составная часть облика строителя коммунизма. Строитель коммунизма, он, конечно же не являлся пока еще фигурантом исторических эпосов. Новый он пока еще фигурант потому что. И это надо понимать. Но час строителя не за горами. А если этого кто-то до сих пор недопонимает — партийный билет на стол и вон из МИДа. В начальную школу идите. Вы же вроде как историю знаете? Вот учителем истории и попробуйте устроиться там по нашей рекомендации. А если повезет, то будете вы детям неразумным свои глупые сказки рассказывать. А еще лучше было бы вам в вечернюю школу устроиться. Рабочая молодежь вам там быстро мозги вправит, импотентным в рафинированности своей интеллигентам. Англичан, видите ли, они в пример нам приводят. Тех, кто давно уже все колонии свои просрал, а теперь уже и, казалось бы, со своей Ирландией справиться никак не может. Вот пусть они, надменные эти альбионцы и дальше там у себя сопли в туманности своей продолжают пережевывать. А мы здесь у себя будем принимать наши волевые, правильные во взвешенности своей и чрезвычайно своевременные такие политические решения! По-ленински, так сказать, принимать мы все это будем».

И одно из действительно мудрейших политических решений было незамедлительно принято! И какое грамотное в необходимости своей решение! Ввели-таки проходимцы-то эти, к старости своей неожиданно для себя обрюзгшие, но по решению-то по своему неожиданно молодому, войска в «жаждущий» социалистического обновления Афганистан! Стыдливый такой контингент этих войск получился у них. Чего же стыдились они? А стыдились они тогда все того же проклятущего запада. Совесть ведь у нас, наверное, где-то на западе спрятана. А с запада в то время доносились слухи о какой-то оккупации и якобы имперских амбициях наших истинных интернационалистов. И пришел тогда великий стыд. Ложный просто какой-то, после принятия такого-то великого решения! Границы с заведомо недружественными государствами как-то стыдливо не перекрыли. А оттуда, из недр этих внешне нейтральных государств, пошли абсолютно недружественные нам караваны, тщательно закамуфлированные под естественную кочевую миграцию. И ничего с этим вожди тогда почему-то не смогли сделать. Наверное, из-за прогрессирующего к старости гипертрофированного гуманизма: «Как же это мы такие все из себя гуманные строители коммунизма можем нарушить сложившуюся тысячелетиями естественную миграцию кочевых племен? Вона бедуины шастают караванами почти по всей Африке, а им при этом даже менее цивилизованные и, соответственно, гораздо менее гуманные, чем мы, государства еще и деньги за аренду земли отстегивают. Ихняя, стало быть, земелька-то в африканской округе, бедуинская!»

В общем, погрузились эти престарелые вожди в эдакое ложное человеколюбие и втянули и без того стыдливо-ограниченный контингент своих экспедиционных войск в тягомотную, многолетне-бесперспективную партизанскую войну, регулярно подпитываемую американским оружием, боеприпасами и продовольствием посредством мирно бредущих с разных направлений к границе Афганистана караванов.

Эх, жаль, не было уже в живых незабвенного Семена Михайловича Буденного! Некому было уже рассказать тогдашним кремлевским стратегам о положительном опыте искоренения басмачества в ставшей впоследствии советской Средней Азии. Рассказать-то уже было некому, а книжек стратеги эти к тому времени уже никаких и не читали. Надоело это все им уже к глубокой их старости. Ну просто до чертиков все надоело им уже. Наступила для престарелых этих правителей какая-то иная пора. А вместе с наступлением этой безрадостной поры возникла у них какая-то другая, очень слабо граничащая с болезненной маниакальностью, просто непреодолимая такая потребность. Потребность была внешне довольно невинной и состояла в том, чтобы хотя бы какие-нибудь книжонки, но непременно о чем-нибудь и как-нибудь пописывать. Пусть даже и не самим иной раз пописывать, потому как не царское это дело. Да и трудно это, ежели все делать хорошо. А по тому сподручней было правителям, чаще всего, выступать, как сейчас принято выражаться, в роли авторов неких идей или проектов. А писать-то в стране в то приснопамятное время еще было кому. Полнокровный и далеко не полностью бесталанный Союз писателей был всегда к их услугам. Полный, так сказать, комплект соловьев-певцов социалистической действительности был у правителей этих, что называется, всегда под рукой. Ничего не стоило кликнуть какого-нибудь там из наиболее идейно-зрелых и прельстить его какую-нибудь льготой. Или лауреатство какое ему пообещать. И пусть себе пишет. Нечего водку пить в Переделкино. А о чем, собственно, писать, придворному соловью и не надо никогда задумываться. Ему всегда подробно расскажут об этом сами «авторы идей-проектов». Главное — грамотно это все описать, и тогда в любом случае получится «нетленка». А иначе чего бумагу марать? Иначе не стоит эта игра свеч. И перегоревших электрических лампочек тоже не стоит. Потому как если это не «нетленка», то кому она может, в конце концов, пригодиться? Отпрыскам? А когда же эти царственные отпрыски смогут реально заглянуть в ящики столов своих могущественных родителей? Ну конечно же, только после безвременной и со дня на день ожидаемой кончины. И что получится? Заглянут они в этот ящик, в лучшем случае, в поисках дополнительного завещания по какой-нибудь секретной транснациональной собственности, а там этот бесполезный старческий бред. И все. И никаких дополнительных векселей и облигаций. Без всякого сомнения, вся эта пожелтевшая и готовая рассыпаться в тлен писанина будет немедленно в праведном гневе разорвана и наспех сожжена в богато инкрустированном камине. Поэтому — только «нетленка»! При таком к себе отношении корыстолюбивых потомков и в назидание им, вожди просто из вредности должны были после себя оставить что-нибудь нематериальное. А поэтому и надо было та-а-к написать! Та-а-к воспламенить вожделенные глаголы, чтобы невзирая на корыстных потомков все остальные граждане, проживающие в этой счастливейшей в мире стране, стране издания этих непревзойденных «нетленок», в глубоком запое эти книжки днем и ночью непрерывно перечитывали. Да, да, чтобы все остальные виды запоя срочно побросали граждане, а в этот, особый, читательский, так сказать, чтоб непременно и повсеместно они погрузились. А для этого очень много экземпляров надо издать. Очень приличный должен быть тираж. И его уже не сожжешь просто так в камине. С ним уже приходится считаться. Поэтому уже нельзя было так, хоть и истово, но накоротке, прочитать очередную «нетленку», как бы всуе, по-быстренькому обогатиться, а заодно перевоспитаться и тут же в одночасье забросить ее куда подальше. Нет. Так не пойдет. Надо было, чтобы граждане обязательно с особой тщательностью шедевры эти законспектировали. Вот тогда-то погрязшие в своем корыстолюбии прямые вождей потомки уже точно ничего паскудного сделать не смогут! Никогда не смогут стереть они имен своих великих предков из памяти народной. Потому как что написано народным пером, не вырубишь уже ничего даже самым острым топором! Не помогут уже неблагодарным в корысти своей потомкам и инкрустированные камины!

Ну а поэтому и надо было вменить самым амбициозным из граждан самой свободной в мире страны непрерывно что-то конспектировать. То есть, непрерывно записывать в глупые свои ученические тетрадки самые мудрые мысли вождей своих. А то и все подряд надо было записывать. Потому как у вождей, у них ведь глупых-то мыслей не может быть по определению. А потом все это надо было к месту и не совсем к месту (это не важно: мудрость вождей, заложенная в цитатах, была универсальной), но непрерывно цитировать.

Вот и писал народ вечерами непрерывно, а с утра принимался цитировать. Не весь народ, конечно же, самая его амбициозная часть этим занималась. Почему только часть? Да еще и амбициозная? Все очень просто. Вот ежели кто, например, решал для себя всю жизнь работать слесарем-сантехником, тот, конечно же, ничего не писал и не цитировал, а при каждом удобном случае предпочитал выпить стаканчик-другой портвейну. А вот еже ли кто-то стремился занять теплое местечко бригадира слесарей-сантехников, тот уже принимался за конспектирование и цитирование. Это был здоровый советский карьеризм. Советские карьеристы всегда очень сильно отличались от представителей западного карьеризма, девизом которых была фраза: человек человеку волк; а манера поведения характеризовалась следующим высказыванием: они идут по трупам и их не тошнит. Все это было чуждо советским карьеристам. Слишком они были идейными. Идеи черпались у вождей. Конспектируя и цитируя своих вождей, каждый уважающий себя советский карьерист должен был всегда особым образом отмечать значимые для страны события, неразрывно с именами вождей связанные. И заходили в этих описаниях карьеристы иногда очень далеко. Иногда в порыве неистового своего подхалимажа получалось у них так, что народец-то вовсе даже как-то ни при чем все время получался, в историческом, так сказать, контексте. Хотя в исходном тексте ничего подобного не было! Это был какой-то парадокс: в «нетленках» обычно содержалось описание народных подвигов при руководящей роли вождей, а в любительских опусах акценты были явно смещены. Получалось, временами, так, что все реальные дела-то все же за вождями оставались. Нет, ежели что пакостное в истории случалось — это дело поганенького народца (утаил урожай от продразверстки, бежал с поля боя и т. д.), а вот если приключалась какая победа — это, непременно, какой-то великий вождь или даже несколько вождей сразу. Хотя уроки истории учат тому, что несколько вождей сразу на одну победу — это явный перебор. В этом случае меж вождей завязывалась нешуточная борьба, в результате которой хозяином победы оставался кто-то один, а остальные моментально становились шпионами, засланными в руководство страны недружественными государствами, «перерожденцами» или просто «врагами народа». Далее вся эта мгновенно образовавшаяся «нечисть», тут же бесследно исчезала в разных направлениях из летописей великих побед и упоминалась только на закрытых заседаниях Политбюро для устрашения партийцев, колебания которых отличались от колебаний линии партии.