Но выход есть — жениться на ней. В конце концов, это не так странно. Все-таки она дочь видного жреца, самая красивая девушка Тавриды...
Весьма вероятно, что ему еще целую зиму придется прожить в Херсонесе. После, когда он получит разрешение вернуться в Рим, можно будет развестись. Это даже эффектно. Потом будет интересно рассказать в Риме.
Он почти убедил себя. Непременно надо будет поступить таким образом. Придется только обещать этот заем Херсонесу, вернуть Эксандру его личные долговые обязательства, ну, и прибавить немного... Старик, конечно, будет счастлив. И честь, и деньги, и дружба с Римом...
Адриан велел позвать бухгалтера и найти расписки Эксандра.
Он подсчитал, подумал, постукивая по столу короткими толстыми пальцами, — дело можно считать решенным.
Ему было приятно знать, что таким образом его желания исполнятся, и Люций, если это ему даже не понравится, не будет иметь никаких формальных причин для возражений.
Адриан занялся делами.
С тех пор, как он разбогател, он окружил себя роскошью и пользовался услугами целой толпы рабов. Но в делах он сохранял привычку заниматься один, лично проверял отчеты счетоводов, читал письма, сам составлял сметы. Он тратил на себя колоссальные суммы, но в денежных расчетах был скуп, мелочен и не отказывался ни от чего.
Ростовщичество служило ему источником значительного дохода, и он охотно давал взаймы остававшиеся свободными суммы. Все же самыми выгодными операциями были поставки. В этом отношении высылка из Рима оказалась двойным несчастием: кроме необходимости жить в глуши, он еще лишился возможности лично руководить делами, должен был действовать через агентов и иногда упускал случаи, сулившие огромные барыши.
Поставка продовольствия для войск Люция при удачном заключении договора могла дать очень много.
Адриан просматривал сообщения своих, агентов о ценах продуктов на различных рынках, вычислял и делал записи. Расчеты привели его в хорошее настроение. Он боялся только, чтобы Люций не заключил договора с кем-нибудь другим.
Надо его заинтересовать... Подкупить золотом нельзя; послать подарки неудобно, хотя он, несомненно, был бы доволен получить древнюю этрусскую вазу, которую видел у Адриана. Кажется, она ему очень понравилась, — он понимает толк в вещах и знает, какая это большая редкость.
Самое лучшее будет — устроить пир. В таких случаях гостям обычно дают подарки. Люцию нужно будет поднести эту вазу, а в дополнение к ней еще что-нибудь. Может быть, ему понравится какая-нибудь танцовщица, — например, эта недавно купленная, маленькая белокурая лесбиянка. Она достаточно соблазнительна и пляшет прекрасно.
Значит, и с этим решено.
— Кто там дожидается приема? — обратился он к секретарю.
Тот поспешно начал перечислять имена, но Адриан перебил его:
— Я спрашиваю тебя о деловых людях.
Он выслушал и взглянул на стоящие на его столе клепсидры[77].
— Вызови Кезифиада.
Секретарь вышел и тотчас же вернулся, сопровождая маленького круглого человека с шишковатой лысой головой; короткая, подстриженная по моде, курчавая борода оттеняла его грубоватое вульгарное лицо, скрывавшее хитрость под маской простодушия.
— Рад тебя видеть, почтенный Кезифиад, — начал Адриан. — Садись. Надеюсь, что под покровительством Девы дела твои процветают. Мне говорили, что ты купил целую партию девушек из Сирии. Это для себя или для продажи?
Тот замахал руками.
— Разве я работорговец? Конечно, от выгодного дела не откажется никто. Но я сделал покупку исключительно для того, чтобы пополнить свой гинекей. Красивые девушки; но их продавали оптом. Я рассчитывал, что некоторых можно будет уступить друзьям по сходной цене. Не желаешь ли, я пришлю нескольких; может быть, какая-нибудь из них понравится тебе.
— Спасибо. У меня уж и так много сириек, я беру только особенно замечательных. Если найдешь что-нибудь редкостное — пришли. Ну, а как твой банк? Кажется, есть чрезвычайно выгодные дела?
— Дела банка хороши, — скользя взглядом по перстням, блестевшим на пальцах Адриана, ответил Кезифиад, — даже слишком хороши; денег просят под какие угодно проценты. По тридцать четыре годовых дают охотно и с хорошим обеспечением. Но вкладов недостаточно. Если бы побольше денег, можно было бы провести громадное дело.
Адриан оставался равнодушным.
— Знаю, кое-кто уже обращался ко мне с этими делами.
— Конечно. Я и мой банк, — торопливо сказал Кезифиад, — не в состоянии удовлетворить этих требований, но я все-таки мог бы принять в них участие.
Адриан все так же равнодушно рассматривал свои перстни.
Не дождавшись ответа, Кезифиад продолжал;
— Соединив средства, мы могли бы сделать огромное дело. — Он согнулся в кресле, наклонился вперед и придал лицу сосредоточенно-вопросительное выражение. Но Адриан продолжал молчать.
— Вот я и приехал к тебе за советом, — откидываясь к спинке и хватаясь за ручки кресла, сказал банкир. — И думал, что дело сможет заинтересовать тебя.
Адриан усмехнулся.
— Может быть, ты будешь в таком случае говорить прямо?
— Боги! Разве я пытаюсь что-нибудь скрыть от тебя? — возмутился грек, поднимая руки к лицу, как бы отталкивая от себя страшное обвинение. — Но я был уверен и понял из твоих слов, что ты осведомлен о предполагаемом займе, который хочет сделать город.
— Знаю, но это дело меня не интересует.
— Но ведь громадные суммы... И какое обеспечение!
— Только оно ничего не стоит, если за него тебе не поручится Палак.
— Палак? Быть может, ты лучше осведомлен, но у меня есть полная уверенность, что в течение ближайшего года он не сможет напасть на город. А я рассчитываю вернуть долг в течение этого года. В три срока.
— Ты азартный человек. А я не вижу никакого смысла рисковать.
Грек казался озабоченным и обдумывал что-то.
— Если ты отказываешься, то и я не пойду на это. Но я думал: тридцать четыре процента — какой рост за год!
Адриан посмотрел ему в глаза.
— По сорок восемь процентов я дал бы половину суммы. Но не городу, а тебе лично. Я знаю, что ты сумеешь все это оправдать.
Грек изогнулся, как будто его ущипнули в бок.
— Ты шутишь! За сорок восемь процентов можно занять любую сумму в Риме, под самое подозрительное обеспечение.
— Ну вот я и предлагаю тебе по сорок восемь процентов.
Кезифиад закусил губу.
— Не могу же я предложить это моему родному городу?
Но Адриан уже пересматривал какие-то таблички.
— В твоем банке есть, кажется, небольшой вклад, сделанный мною. Ах да, вот — десять талантов...
Не отрывая глаз от табличек, он продолжал смотреть дальше.
— У меня есть должник, жрец Эксандр. Ты имел с ним какие-нибудь дела?
— Да, он один из вкладчиков банка.
— Ах так! Этот вклад — он не так быстро его возьмет. Если мне понадобится произвести взыскание, я могу быть уверенным, что деньги лежат у тебя?
Банкир сильно потер заросшую седеющими волосами щеку.
— Конечно, конечно, — искренним тоном сказал он и добавил: — Мне пришла в голову новая комбинация. Действительно, может быть, мне удалось бы обеспечить тебе сорок процентов, несмотря на то, что от города я получу не больше тридцати четырех.
— Сорок восемь, — настойчиво сказал Адриан, — или — и я больше не буду возвращаться к этому вопросу — сорок пять. Но вместо этих трех процентов тебе, быть может, придется исполнить одно мое маленькое требование. Подумай. Ответ послезавтра. Кстати, на днях у меня будет пир — я буду рад тебя видеть; о времени ты будешь извещен особо.
Кезифиад вышел.
— Объяви остальным, — обратился Адриан к секретарю, — что я буду принимать сегодня вечером. Клиенты пусть остаются, чтобы сопровождать меня в город.
Он приказал вызвать домоправителя и главного повара и предался заботам об устройстве пира. Он должен быть таким, чтобы его надолго запомнили. Пусть не только херсонаситы, но и Люций, привыкший к римской роскоши, будет удивлен и увидит настоящее богатство.
77
Клепсидра — водяные часы; известна в Греции с V века до н. э. Клепсидра имела вид шара с трубкой вверху и мелкими отверстиями снизу. Шар наполнялся водой, трубка закупоривалась. В вода постепенно вытекала через нижнее отверстие, что происходило, в зависимости от величины шара, в различное, но точно известное время. Обычно клепсидр было несколько; по Плинию (Epist., II) 11 — 16 или даже 24. К часам приставлялся специальный раб, следивший за ними и сообщавший господину о протекшем времени. Во II веке до н. э. клепсидры были усовершенствованы механиком Ктесибием; с этого времени начинают примениться двойные клепсидры и песочные часы.