Тогда он двинулся к Площади Совета, чтобы захватить собравшуюся там толпу и снова ударить на войска, окружавшие гавань. Но площадь была уже очищена от народа. Лишь несколько десятков человек еще держались за наваленными поперек улицы грудами выломанных дверей, мебели, срубленных деревьев и вырванных из полов балок. Перед этим заграждением лежало несколько трупов, немного дальше раненая лошадь судорожно билась копытами о стену. Лучники, скрытые своими щитами, обстреливали восставших; за ними на площади виднелась масса конницы, готовой перейти в наступление.

Отряд Орика подходил как раз в тот момент, когда сбоку, из переулка, вылетели всадники и обрушились на прятавшихся за грудой обломков людей. Все произошло почти мгновенно; бунтовщики были перебиты или сдались.

Не оставалось ничего другого, как бежать отсюда. Единственное место, где еще можно держаться, был порт. Орик решил сделать попытку пробраться туда. Он рассчитывал на вызванные им отряды; к тому же и его собственный отряд увеличился — к нему присоединились некоторые из бежавших от площади людей, и теперь у него было до пятидесяти человек, вооруженных мечами, дубинами и копьями.

Удалось благополучно дойти до берега бухты. Прежде чем двинуться отсюда к гавани, Орик выслал вперед разведчиков выяснить, где держатся восставшие и как располагаются городские войска.

Где-то вдалеке происходило сражение; оттуда слышались крики, звонкое цоканье копыт проскакавшего по каменной мостовой конного отряда.

Двое из посланных вернулись.

— Правительственные войска — везде; восставшие держатся лишь в нескольких домах. В самой гавани находится полиция: она охраняет корабли; рабы отовсюду бегут, бросая оружие...

Орик оглядел столпившихся около него людей, слушавших сообщения. На мрачных лицах была тревога и страх.

Он взмахнул мечом.

— Нам все равно умирать. Поспешим на помощь тем, которые еще держатся!

Его прервали вопли нестройной толпы, бежавшей по берегу. Сзади скакали закованные в медные доспехи всадники, нагонявшие беглецов.

— Стреляйте по ним! — крикнул Орик, хватая лук.

Раненая стрелой лошадь передового встала на дыбы и опрокинулась. Упали еще два воина, но это не остановило отряда. Вдруг люди, окружавшие Орика, побежали. Около него осталось лишь несколько человек. Он бросился за убегавшими, пытаясь их остановить. На мгновение ему удалось задержать их около развалившейся каменной стены, но крики обезумевших от страха людей, подбегавших с берега, и занесенные мечи приближавшихся всадников вызвали новый взрыв паники. Люди бросились врассыпную, бежали по открытому пространству, падали под ударами налетавших на них солдат, скрывались за камнями, спасались, вбегая по крутому подъему к улице.

Орик с Бионом и несколькими товарищами остались скрытыми за стеной, где они предполагали защищаться. Не заметив их, увлеченные преследованием всадники проскакали мимо, убивая и захватывая беглецов.

Они выждали. Решать было нечего. Борьба кончилась.

— Надо спасаться, — решительно сказал Бион. — Умирать бесполезно. Быть может, еще удастся что-нибудь сделать, — многие из участников заговора, вероятно, уцелели...

Они решили идти поодиночке, чтобы не вызывать подозрения. Орик колебался. Потом с холодным бешенством бросил меч и вслух ответил на свои мысли:

— Не надо. Еще не конец. Пока жив — я буду бороться!

Но он чувствовал, что больше не хочет жить.

Он шел; внимательно следил по сторонам; прятался, когда это казалось нужным, и осторожно двигался вперед, но все делал инстинктивно: в голове была тяжелая пустота. Он совершенно не думал о том, убьют его, схватят или он вернется в усадьбу Эксандра. Он шел лишь потому, что это было нужно.

На некоторых улицах он видел горевшие еще дома; какие-то люди суетились около них; кое-где продолжались грабежи; слышались вопли, пробегали рабы, тащившие тюки награбленного имущества. Он с рассеянным любопытством смотрел на это, проходил мимо, сворачивал в переулок, чтобы пропустить быстро и мерно двигавшийся военный отряд, и шел дальше.

Добравшись до усадьбы Эксандра, он хотел сейчас же уйти в казармы и лечь, но его поразило странное безлюдье во дворе. Никого из рабов не было видно. Издалека слышались женские крики.

Сам не зная зачем, он быстро пошел к дому. Около ворот в сад на земле лежал Главк. Он казался мертвым. Лицо и голова были залиты кровью, еще яркой и свежей, но уже начинавшей чернеть на торчавшей вверх бороде. Орик наклонился, осмотрел череп и побежал дальше.

Около дома никого не было. Крики раздавались изнутри.

Орик пробежал несколько комнат с опрокинутой и разбросанной мебелью, перескочил через ничком лежавшую на полу женщину и открыл дверь.

Два вооруженных человека выбрасывали из сундука ткани и украшения, третий дальше, у стены, одной рукой охватив дочь Эксандра, срывал с нее ожерелье.

Несколько девушек-рабынь, сбившись в углу, кричали, закрывая руками лица. Орик подбежал сзади к грабителю, схватил его, дернул, увидел, что девушка, вырвавшаяся из его рук, упала, стиснул его еще сильнее, откачнул в сторону и с размаха ударил головой о стену. Череп, хрустнув, сплюснулся; кровь и мозг разбрызгались по стене широким полукругом.

Орик выпустил обвисшее в его руках тело и успел увернуться от направленного на него удара мечом. Клинок скользнул по голове, рассек на виске кожу и отскочил. Бессознательно наклонившись и выпрямившись, Орик сбил с ног своего противника, выхватил нож и обернулся к третьему. Но тот уже стоял у двери, нерешительно, как бы колеблясь, изогнулся, словно готовясь отразить улар, и вдруг выбежал из комнаты.

Орик оглянулся. Он видел плохо. Потом догадался, что кровь с головы стекает полбу и попадает в глаза. Он вытер лицо и посмотрел.

Рабыни все еще жались в углу. За трупом с раздробленной головой, среди рассыпавшихся жемчужин, дочь жреца полусидела, опираясь на руки. Он некоторое время вглядывался в широко раскрытые лиловатые глаза, не мигая смотревшие на него, потом молча отошел и наклонился над сброшенным им на пол человеком. Тот лежал неподвижно, глядя перед собой, он все еще был оглушен ударом. Орик схватил его за плечо и потащил за собой. Перед домом он поставил его на ноги и спросил:

— Ты раб?

— Да.

Орик с ненавистью и любопытством рассматривал его испуганное лицо, с заплывшим подбитым глазом. Потом толкнул его в спину.

— Иди и грабь в другом месте.

Он снова вошел в пустой дом, осмотрел его, — из грабителей больше никого не было. За все еще раскрытой дверью, в комнате, где лежал труп, служанки окружали свою госпожу, сидевшую теперь в кресле. Не останавливаясь, он вышел в сад, поднял Главка, лежавшего у ворот, и понес его к рабочей казарме.

Холодной водой обмыл ему голову и осторожно ощупал череп, снова покрывшийся кровью. Кость не была раздроблена. Удар был нанесен дубиной, но недостаточно сильно. Орик разжал старику рот, влил воды и посадил раненого, следя за дрожанием его век. Скоро Главк пришел в себя и стал рассказывать.

Как только дошли слухи о начавшемся восстании, все рабы разбежались; в доме оставались только женщины. Сам господин еще с утра отправился в город и не возвращался. Сначала все было благополучно. Мимо усадьбы с криком пробегали толпы или проходили воинские отряды. Потом все как будто затихло.

Он пошел к дому, чтобы успокоить госпожу, но в это время во двор вбежало пятеро вооруженных людей. Двое из них направились к конюшне, а остальные по направлению к дому. Главк не пропускал их в ворота. Они говорили, что город принадлежит теперь рабам и все господа должны быть убиты. Они убеждали его присоединиться к ним, а когда он не захотел и стал кричать, один из них сзади ударил его чем-то по голове. Дальше он ничего не помнил.

Орик спросил Главка, может ли он держаться на ногах, и послал его в дом. Когда тот пошел, пошатываясь и хватаясь за голову, Орик лег, завернулся в гиматион и остался без всяких мыслей. Он чувствовал страшную усталость. Ему хотелось уснуть, но что-то мешало. Он прислушался к этому чувству и догадался, что это боль. Сейчас же, как только он понял это, боль сделалась сильной и резкой. Морщась, он сел, протянул руку к амфоре и, найдя там немного воды, обмыл лицо и голову. Потом, нащупывая пальцами, расправил лоскут разрубленной, отвернувшейся в сторону кожи, оторвал рукав, сделал из него бинт, туго обмотал голову и опять лег.