— Уверен, что так оно и будет.

Спустя несколько минут от молока ничего не осталось.

— Ну какая же ты чудесная девочка! — воскликнула миссис Тейлор, начиная осторожно извлекать соску изо рта ребенка. Тот почувствовал, что она собирается делать, и засосал еще стремительнее, стремясь удержать соску. Женщина сделала небольшой короткий рывок и — хлоп, — соска выскочила.

— Уааа! Уааа! Уааа! — снова раздались вопли младенца.

— Вот ведь чертенок какой, — проговорила миссис Тейлор, чуть подкидывая ребенка себе на плечо и несильно шлепая его по попке.

Тот дважды быстро отрыгнул.

— Ну вот, моя хорошая, теперь все будет в порядке.

На несколько секунд крики смолкли, но потом начались снова.

— Пусть еще срыгнет, — сказал Альберт. — Она слишком много попила.

Жена снова подняла девочку на плечо, потерла ей спинку, затем уложила ребенка на живот к себе на колени, наконец усадила. Однако девочка больше не срыгивала, тогда как вопли ее становились с каждой минутой все громче и настойчивее.

— Хорошо для ее легких, — проговорил Альберт с улыбкой. — Именно так они упражняют свои легкие, Мейбл. Ты знала об этом?

— Ну, ну, ну, — приговаривала женщина, покрывая поцелуями лицо девочки. — Ну, ну, ну.

Они прождали еще минут пять, однако крики ни на миг не прекратились.

— Смени ей подгузник, — сказал Альберт. — Мокрый, наверное, вот и все. — Он принес с кухни свежие пеленки, и миссис Тейлор сменила прежние.

Это не произвело на младенца никакого впечатления.

— Уааа! Уааа! Уааа! — орало дитя.

— Мейбл, может, ей булавкой где-нибудь колет? Ты проверила?

— Ну конечно же проверила, — ответила жена, для верности ощупывая пеленку пальцами.

Родители с нервозными улыбками на лицах сидели в креслах друг против друга и глядели на лежащего на коленях матери младенца, дожидаясь, когда же он наконец утомится кричать.

— А знаешь что? — наконец спросил Альберт.

— Что?

— Готов поспорить, что она хочет есть. Клянусь, ей хочется еще раз приложиться к этой бутылочке. Может, сходить и принести еще?

— Альберт, я думаю, не надо этого делать.

— Но это же поможет, — сказал он поднимаясь с кресла. — Пойду подогрею второю порцию.

Он прошел на кухню и отсутствовал несколько минут. Когда он вернулся, в руках у него была наполненная до краев бутылочка с молоком.

— Я приготовил двойную дозу, — объявил он. — Восемь унций — так, на всякий случай.

— Альберт! Ты с ума сошел! Тебе что, неизвестно, что перекормить младенца так же плохо, как и недокормить?

— Мейбл, но тебе же не обязательно давать ей все это. Можешь остановиться, когда захочешь. Ну, давай, — сказал он, становясь рядом. — Дай ей попить.

Миссис Тейлор стала пощекотывать соском верхнюю губку младенца. Крохотный ротик мгновенно, как ловушка, захлопнулся вокруг резинового соска, и в комнате воцарилась тишина. Все тело ребенка расслабилось, едва он начал сосать, и по его лицу разлилось выражение безмерного блаженства.

— Ну вот видишь, Мейбл! Что я тебе говорил?

Женщина ничего не ответила.

— Она просто изголодалась, вот и все. Посмотри только, как она сосет.

Миссис Тейлор поглядывала на уровень молока в бутылочке. Он быстро понижался, и совсем скоро три или четыре унции из восьми бесследно исчезли.

— Ну вот, — сказала она, — Хватит.

— Но, Мейбл, ты не можешь сейчас отнять ее.

— Да, дорогой, я должна.

— Да брось ты. Пусть выпьет все до конца, а ты не волнуйся.

— Но, Альберт…

— Она вся изголодалась, ты разве не видишь? Ну, давай, моя красавица. Прикончи эту бутылочку.

— Не нравится мне все это, Альберт, — промолвила жена, но бутылочку все же отнимать не стала.

— Мейбл, она просто наверстывает упущенное в прошлые разы, вот и все.

Пять минут спустя бутылочка опустела полностью. Миссис Тейлор медленно извлекла соску, и на сей раз ребенок не выказал никакого протеста, не издал ни звука. Он мирно возлежал на коленях матери, глазенки блестели от удовлетворения, рот был полуоткрыт, губы перепачкались молоком.

— Двенадцать полных унций, Мейбл! — сказал Альберт Тейлор. — В три раза больше нормы! Это просто поразительно!

Женщина внимательно смотрела на дитя. Прежнее выражение — встревоженное, со сжатыми губами, матери стало постепенно возвращаться на ее лицо.

— Что это с тобой? — спросил Альберт. — Все это встревожило тебя, да? Но нельзя же рассчитывать на то, что она войдет в норму на каких-то паршивых четырех унциях. Не смеши меня.

— Альберт, подойди-ка сюда.

— Что?

— Я сказала, подойди сюда.

Он подошел и встал рядом с ней.

— Посмотри повнимательнее и скажи, ты не замечаешь никакой разницы?

Он присмотрелся к ребенку.

«Мне кажется, Мейбл, она покрупнела, если ты это имеешь в виду. Покрупнела и потолстела».

— Возьми ее, — приказала жена. — Иди, подними ее.

Он протянул руки и поднял ребенка с материнских коленей.

«Боже мой! — воскликнул он. — Да она весит целую тонну».

— Вот именно.

— Но разве не чудесно это! — воскликнул он, просияв. — Готов биться о заклад, сейчас она уже пришла в полную норму!

— Это-то и пугает меня, Альберт. Слишком все это быстро.

— Глупости, женщина.

— А все это из-за твоего мерзкого молочка, — проговорила миссис Тейлор. — Ненавижу его.

— В маточном молочке нет ничего мерзкого, — с оттенком возмущения ответил муж.

— Альберт, не будь дураком! Ты что, считаешь, что это нормально, когда ребенок с такой скоростью набирает вес?

— На тебя никогда не угодишь! — воскликнул он. — Ты цепенеешь от страха, когда она худеет, а сейчас, когда девочка стала набирать вес, тебя охватил ужас! Что с тобой, Мейбл?

Женщина с ребенком на руках встала с кресла и направилась в сторону двери.

«Единственное, что я могу сказать, — промолвила она, — это то, что мне повезло, что я нахожусь здесь и могу проследить, чтобы ты больше не давал ей этого, вот и все». Она вышла, и через открытую дверь Альберту было видно, как она пересекла холл, подошла к нижней ступеньке лестницы и стала подниматься. На третьей или четвертой ступеньке она внезапно остановилась и так простояла несколько секунд, словно что-то припоминая. Затем она повернулась, довольно быстро спустилась и снова вошла в комнату.

— Альберт, — сказала она.

— Да?

— Я полагаю, в той последней бутылочке, что мы дали ей только что, не было ни капли твоего маточкина молочка?

— Не понимаю, с чего бы тебе так полагать, Мейбл.

— Альберт!

— Что случилось? — спросил он мягким, невинным тоном.

— Как ты посмел! — прокричала женщина.

На крупном бородатом лице Альберта Тейлора появилось страдальческое и озадаченное выражение.

«Я полагаю, тебе бы надо радоваться, что она получила новую большую дозу этого вещества. Лично я радуюсь этому. А это действительно большая доза, Мейбл, поверь мне».

Женщина стояла в дверном проеме, сжимая в руках спящего младенца и уставившись на мужа громадными глазами. Она стояла очень прямо, тело буквально застыло от гнева, лицо побледнело, а губы сжались плотнее, чем обычно.

— Попомни мои слова, — продолжал Альберт, — я готов побиться о заклад, что скоро мы получим первый приз на любом конкурсе младенцев, младенцев всей страны. Эй, а почему бы тебе не взвесить ее прямо сейчас и не посмотреть, какой будет результат? Хочешь, Мейбл, я схожу за весами и мы определим, насколько она тянет?

Женщина прошла прямо к большому столу в центре комнаты, положила на него ребенка и стала быстро распеленывать его.

«Да! — резко проговорила она. — Принеси весы!»

Она продолжала скидывать с ребенка нижнюю одежду.

Наконец она отколола скреплявшую подгузник булавку и оставила младенца совершенно голым.

— Но, Мейбл! — воскликнул Альберт. — Это же какое-то чудо! Она толстенькая как пончик!

И в самом деле, по сравнению с недавним временем количества веса, который девочка набрала, казалось поразительным. Маленькая впалая грудка с выступавшими со всех сторон ребрами была сейчас плотной, округлой наподобие бочонка, а живот гордо выпячивался ввысь. Как ни странно, ручки и ножки, казалось, отстали в своем развитии: такие же короткие и худенькие, они походили на маленькие палочки, выступавшие из жирного мяча.